Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

Жрец как раз сидел у колодца и болтал с деревенскими, когда я подъехала. Поднявшись со своего места, он развел руки в стороны и произнес, улыбаясь:

— Вот и наша певунья!

Другие тоже стали меня приветствовать; спешившись, я поздоровалась с тулахчанами, отвела Ладу к коновязи и привязала. Затем пошла прогуляться по деревне с братом Кэоланом, наблюдая вполглаза, как бы мои собаки не кинулись терроризировать приближающихся гусей.

Я рассказала Кэолану, кто и зачем оговорил Иннис, и что все могло бы закончиться не так радужно, если бы не вмешался граф Бринмор.

— Бринмор? — удивился жрец. — Не Тавеншельд?

— Помощи я попросила у каэра Бринмора.

— Как же наш барон? Как он воспринял все это?

— Не знаю, я не видела его в городе.

Кэолан покачал головой.

— Это моя вина. Не поговорил с баронессой, не развеял ее опасений и подозрений. А ведь видел, как она была недовольна тем, что вы с Иннис распоряжались в ее доме, пока все болели.

— Вы бы не переубедили ее, так что не переживайте.

— Как не переживать? То у нас преступников вешают, то браконьеров ловят, то на женщин порядочных наговаривают, и все одно за другим! И люди, которых я уважал, оказались… — Кэолан умолчал, кем оказались эти люди, и перевел тему: — Энхолэш, Иннис вернулась. А то ведь у нас весна – самая пора родов. Я же, признаюсь честно, к роженицам и подступиться боюсь, а их матушки все кружат возле меня, повторяя: «У нас вот-вот, будьте готовы?»

— Иннис здесь, и все будет хорошо, — улыбнулась я. — А новость у меня есть еще одна. Барон Даммен, оказывается, еще в начале весны послал Тавеншельду прошение насчет нас с Иннис. Прошение рассмотрели, и нам дали титулы.

— Обеим? — удивился жрец. — То, что барон хотел сделать тебя каэриной, мне известно. Но Иннис?

— Она Инесс. И она тоже теперь каэрина. Всего лишь баронетесса – титул, который и за титул-то в высших кругах не считается, но все же. У нас есть грамоты, подписанные в канцелярии герцога, и я привезла свою.

Брата Кэолана это известие не поразило, скорее, заставило немного задуматься.

— Вот что, — сказал он мне, — раз так, сходи за Иннис, пусть она тоже принесет свою грамоту, и вместе с мужем и детьми придет ко мне в храм. Я запишу вас как каэрин в книге баронства, а потом людям объявлю.

— Обязательно ли сейчас объявлять? Может, лучше дождаться барона Даммена?

— Это делается сразу, Астрид. Люди должны знать, особенно после всего этого.

Что ж, раз надо, так надо. Я кивнула жрецу и пошла к дому Иннис.

***

Когда я приехала осенью в Тулах, то быстро влилась в деревенское общество, и дело было не только в том, что мне хотели помочь как бедной внучке Фионы, с которой развелся муж. Меня в целом хорошо приняли, я понравилась местным. Но когда арестовали Фарли-браконьера, и барон вернул мне усадьбу, пошли первые недобрые толки. Затем рэнды барона стали возмущаться, что очень уж много со мной возится барон. Работники, которые поначалу работали у меня, тоже остались мной недовольны – как и я ими. А уж когда брат Кэолан собрал тулахчан и объявил, что мы с Иннис получили титулы, за нас не порадовался никто, и в наступившей недоуменной тишине лица крестьян вытянулись.

Что ж, я и не ожидала фанфар. Поздравления и радость могли бы быть, если бы меня каэриной назвал при всех барон Даммен, а рядом стояла его супруга. Но баронской четы не было в Тулахе, и никто не знал, когда они вернутся. Зато вернулись мы с Иннис, и обе получили по титулу. Подозрительно? Еще как!

Слухи ходили самые разные, несмотря на попытки брата Кэолана объяснить, что титулы мы получили благодаря стараниям барона Даммена. Людей удивляло, что я очень быстро из дочери рэнда скакнула вверх, при этом обойдясь даже без брака, но еще больше их удивляло положение Иннис. Ладно я, я-то хоть дочь рэнда по рождению, но Иннис? Из простолюдинки в каэрины – это слишком!

И до этого Иннис не была слишком близка с деревенскими, а после получения титула некоторые тулахчане говорить с ней стали чуть ли не с издевкой и уже не приходили к ней за консультацией или помощью. И на роды ее звать перестали, хотя, казалось бы, как обойтись без повитухи в таком деле?

В общем, на меня лишь легли подозрения, а вот моей подруге чуть ли не бойкот объявили. И пока Иннис справлялась с этим, я разбиралась с Кэлом. Он вернулся в Тулах на следующий день после того, как Кэолан рассказал о наших титулах. Довольный, с увесистым мешочком монет, Кэл выглядел так, словно и не сомневался, что со мной все будет хорошо, и Иннис оправдают. Узнав, что гроза миновала, он ответил:

— Энхолэш! Я понял, что все обойдется, когда клеветника забрали из деревни второй раз. Давно пора было приструнить его, а то болтал о тебе всякое…

— Что я усадьбу незаслуженно получила? — приподняла я бровь.

— И это тоже. Обычно он говорил, что ты имеешь на барона виды.

— Что еще?

— Да глупости всякие, — отмахнулся Кэл и шагнул ко мне, наверное, чтобы обнять; с дороги он был растрепан, «припылен» и ярко пах потом.

Но я шагнула назад не поэтому.

Рэнд замер, и выражение радости на его усталом лице поменялось на растерянное.

— Я видела тебя в Вирринге с детьми, — сказала я.

— Это не мои, — быстро ответил Кэл, но что-то в его голосе мне все равно не понравилось. — Это сыновья моего умершего знакомого. Мальчишки маленькие еще, а старших родичей у них нет, только мать и полуслепая бабка. Заезжаю иногда к ним.

— Иногда?

— Астрид, я тебе не врал, никого у меня нет, — напрягся Кэл, и между его бровями образовалась складка. — Почему ты так смотришь на меня?

Я точно не смотрела на него как прокурор, лишь вопросительно, но раз он так занервничал, значит, рыльце в пуху.

— Я видела, как дети смотрят на тебя, как ловят твои слова. Любой, кто увидел вас, решил бы, что это твои дети или дети твоих родных, — ответила я.

— Ты отлично знаешь, что нет у меня родных, одна пьянь, давно пропившая честь, — раздраженно произнес рэнд и прошел мимо меня вперед, затем развернулся и бросил: — Если ты видела меня, почему не подошла?

— Почему ты злишься? — поинтересовалась я.

— Потому что ты выставляешь меня обманщиком каким-то!

— Я лишь спрашиваю, Кэл.

— А я отвечаю: это не мои дети! Нет у меня никого, я один!

— Хорошо, — проговорила я невозмутимо.

Рэнд Кэл Таггарт всегда был при мне сдержанным и обходительным, но сегодня завелся. И, поняв, наверное, что сам себя выдает, он повторил:

— Нет у меня никого… И ее нет, и тебя нет. Я для вас что пес: когда надо, подзовете, когда нет – пшел вон.

— Неправда, — покачала я головой и подошла к Кэлу. — Ты сам дал мне время подумать и предложил помощь в хозяйстве.

— Вот-вот, — грустно усмехнулся он, — такого лопуха, как я, еще поискать надо.

Это уже был знакомый мне Кэл, хороший парень, и я расслабилась, осознав, что вряд ли он врет мне.

— Эти мальчики – дети той женщины? — тихо спросила я.

— Ее зовут Эйла. Муж ее был настоящим скотом, бил ее смертным боем. И умер тоже, как скот – напился, упал в лужу и захлебнулся. Эйла осталась одна с двумя детьми на руках и бабушкой. Тяжело ей, тащит все одна. Мы познакомились пару лет назад, и мне все равно было, что она с детьми – тогда бы в жены и взял, потому что сразу она мне по сердцу пришлась. Я к ней и так, и эдак, но она боится, не хочет больше мужчину в свой дом впускать. Все говорит: «Вот подрастут сыновья, помогут». А им расти-то еще сколько… Выглядывают меня все время на рынке, ждут. Я им всегда хоть что-то, да подарю, или пирожок какой всучу, чтобы матери передали. Вот так, Астрид. Я езжу в Вирринг к детям, но не к своим.

— Мне кажется, ты нравишься Эйле. К тому же ты завоевал ее детей, а это для матери много значит. Может, есть еще причина, по которой она тебя отталкивает?

— Все ее муж-покойник, — сквозь зубы проговорил Кэл. — Соседи говорят, что из-за его побоев она хромать и стала.