Хроники новуса (СИ) - Сторбаш Н.В.

И я пошел к келье, что была ближе всего к лестнице, толкнул дверь, и та легко отворилась. Он что, совсем ничего не боится? Хотя бы поганое ведро придвинул, чтобы оно опрокинулось и загремело. Покои и впрямь оказались лучше моих — более просторные, внутри не одна скамья, а две, и даже есть вбитая в стену доска, на которую можно положить свечу или книгу. В углу — сундук, только одежда лежит на крышке, а не под ней. Я подошел к спящему и поднес свечу поближе: длинные русые волосы, широкие плечи… Надо же, как я угадал с кельей! Теперь раскидать одежду по иному, положить книжицу поближе, подвинуть свечу, запалить фитиль от своей и легонечко толкнуть в нужную сторону. Я выждал, пока займется бумага, подумал чуток, оторвал листок, подпалил и положил на рубаху, что лежала на полу. Огонь быстро прихватил тонкую ткань и побежал дальше.

Пора и мне честь знать!

Вернувшись к себе, я подпер дверь, затушил свечу, наощупь убрал ее в подпольный схрон и улегся на свою бедную постель. Сна не было ни в одном глазу.

Я не хотел смерти Фалдоса, всего лишь думал припугнуть. Если он поймет, что я могу его убить, то вряд ли посмеет мне угрожать. Смерть — слишком суровое наказание за удар палкой, испорченный гамбезон и брань. Я не раз мечтал отомстить за свои обиды и старосте, и торговцу шерстью, и палачу, что сек меня плетью, но мои чаяния никогда не заходили дальше побоев и горсти монет. Не дать старосте разжиться моим хозяйством, отвесить торговцу плюху и забрать обещанную плату, дать попробовать вкус плетей палачу — этого довольно! Уж больно неприглядна смерть. Я помнил изорванного волчьими клыками отчима, помнил хриплое замирающее дыхание Угря и молился древу Сфирры, чтобы тот остался жив. Свернуть шею курице — легко, заколоть свинью, которую откармливал целый год, — пожалуйста, корову зарезать труднее, особенно если та прожила бок о бок с тобой десять лет, но тоже можно. А как можно убить человека? Живую душу погубить?

А крик до сих пор не поднялся. Неужто Фалдос так крепко спал, что даже не почуял дыма? Неужто другие тоже его не слышат? Это моя келья далече, а соседи уж должны были унюхать гарь! Он ведь и сгореть может.

Я так старательно искал малейшие признаки дыма, что не знал, почудился ли мне запах или на самом деле уже пахнет. А криков всё не было. Может, выйти и позвать на помощь? Нет, тогда меня наверняка обвинят в поджоге: это почему ты из самой дальней кельи унюхал гарь, а другие — нет? Значит, не спал, совесть мучила. Нет, надо еще подождать!

Когда я уже весь извелся и готов был выскочить из кельи, послышалось долгожданное:

— Пожар! Горим!

Захлопали двери, поднялся шум. Я еще чуток выждал и тоже выглянул наружу: новусы уже догадались, где приключился пожар, но никто не осмеливался зайти внутрь и вытащить бедолагу-погорельца.

— Где слуги?

— Откуда брать воду?

Пока большинство носилось взад-вперед, как безголовые курицы, несколько новусов во главе с Ренаром влетели в задымленные покои и выволокли Фалдоса. Он висел на их руках и, кажется, не дышал.

— Он мертв? — спросил кто-то.

У меня внутри всё оборвалось. Так не должно было случиться! Да там и гореть-то нечему — жалкая книжка да несколько тряпок. «И сундук!» — запоздало вспомнил я. Огонь вполне мог подобраться к деревянному сундуку.

Кто-то догадался взять поганое ведро и сбегать в мыльню за водой. Вскоре последние языки пламени были затушены.

— Наверное, свечу не погасил, — сказал брат Ренар.

— А для чего ему свеча так поздно?

— Может, Revelatio читал? Завтра же брат адептус будет второй лист спрашивать!

— Эдмер лучше всех знает истинный язык, — возразил кто-то. — Он даже говорит на нем, как на родном.

Эдмер? Я протолкался вперед и увидел на полу не Фалдоса, а совсем другого новуса, тоже крепкого сложения и с длинными русыми волосами, только ниже ростом и с по-детски круглым лицом. Он один из немногих, кто сумел пересказать первую страницу книжицы без ошибок.

— Что, псина, выполз-таки из конуры?

Я подскочил от неожиданности, оглянулся, а там Фалдос, живой и невредимый.

— Гляди в оба! В другой раз пожар может вспыхнуть и у тебя, — сказал он, нависая надо мной.

— Сам лучше гляди! — огрызнулся я. — Мало ли кто может зайти ночью, коли дверь незаперта!

— Уж не ты ли, крысеныш, его поджег? — повысил голос Фалдос.

— Или ты! Забыл, как разбил нос лишь за то, что кто-то лучше тебя в истинном языке?

— Если я бью, то бью при всех, открыто, а вот такие крысы, как ты, часто кусают исподтишка.

Я припомнил ходившие о Фалдосе слухи и выпалил:

— А мачеху ты тоже при всех приголубил?

Сказал и сразу пожалел, видно же, что он не всерьез меня винил. Но было уже поздно, и Фалдос, взбеленившись, ринулся на меня с кулаками. А я безо всяких мыслей ударил левой рукой поддых и правой — снизу в челюсть. Второму удару меня научил Колтай, только он обычно держал в той руке короткий нож.

Фалдос рухнул, как подкошенный.

— Стойте, — запоздало крикнул Ренар. — Эдмер еще дышит. Надо позвать адептусов!

— Я знаю, где лекарь, — хмуро сказал я, глядя на лежащее тело. — Только будет ли он там ночью?

— Показывай!

Двое новусов подхватили Эдмера и потащили за мной, Ренар прихватил свечу из своей комнаты и пошел с нами, а Фалдос так и остался на холодном каменном полу. Даже его ближники не бросились к нему на подмогу.

Мы пришли к оружейной зале, ведь я знал дорогу к лекарю лишь с этого места, да вот беда — дверь была накрепко закрыта.

— Брат Арнос провел меня здесь. Иного пути я не ведаю.

— Где еще ты был? — спросил Ренар.

— На кухне, прошел туда через трапезную, а больше нигде.

— Пойдем на кухню. Оттуда должны быть проходы по всему замку. Может, кого встретим или ты узнаешь дорогу.

Мы с Ренаром перехватили Эдмера и поволокли его вниз. Трапезная была открыта, впрочем, там и брать нечего, в отличие от оружейной, так что мы споро добрались до еще темной и холодной кухни, прошли ее насквозь и увидели длинные темные проходы, уходящие направо и налево.

— Если лекарь где-то возле оружейной, тогда нам налево, — сказал Ренар.

— А стоит ли? — боязливо спросил один из новусов. — Эдмер же не обгорел, просто дыма надышался, сам проснется. А нас накажут, что бродим по ночам по замку.

— Так возвращайся!

— Я свечей не брал, заблужусь еще…

— Может, он прав? — неуверенно проговорил я, глядя в темноту. — Отсюда я вряд ли угадаю путь и узнаю нужную дверь. К тому же спит лекарь наверняка в ином месте.

Ренар подумал и кивнул.

— Хорошо. Положим его в моей келье! У меня дыма будет поменьше.

Мы вернулись назад, остальные новусы уже к тому времени разошлись по своим покоям, даже Фалдос исчез. Я помог Ренару уложить бедолагу Эмера на скамью и хотел выйти, как Ренар окликнул меня:

— Погоди! Я… я хотел извиниться. Это из-за моих слов Фалдос взъелся на тебя. Я подумал, что ты вор, из-за… ну, из-за следов… шрамов на спине. Плетьми же просто так не бьют, только воров и убийц, вот я и сглупил.

— Верно! А еще я украл печать культа, украл ядро, украл слова и так стал новусом!

— Фалдос не прав. И я был не прав. Теперь ты новус, как и мы! И нам надобно держаться с тобой, как с равным, — смиренно продолжил Ренар.

Я удивленно глянул на него, будто на умалишенного. Что значит «как с равным»? Он же из благородного рода, а я всего лишь крестьянский сын, ученик крысолова да окаянник из Сентимора, что притеснял лавочников.

— У меня дядя здесь, в культе, и он много рассказывал о здешних порядках. Новусы должны доверять друг другу, как братья, иначе не выживут. Скоро нас будут посылать с поручениями, и я не хотел бы выполнять их вместе с Фалдосом. Ты кажешься более надежным товарищем.

— Это почему же?

— Не жалуешься, в оружейной стараешься больше прочих, но при том не уступаешь Фалдосу. Другие боятся его, а ты всё ещё упираешься. И ты вызвался помочь Эдмеру! Значит, не бросишь товарища на погибель.