Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

— Я не другие, — отчеканил он. — Скрывать или изменять не в моих правилах.

— Почему? — полюбопытствовала я. — Ведь у тебя такие возможности!

— Не вижу смысла распыляться на многих, когда можно дать все одной.

Я остановилась, окинула Бринмора взглядом и перечислила:

— Знатен, неприлично богат, красив, благороден, верен… потрясающий любовник. Неужто нет подвоха?

— Я не идеален, — усмехнулся граф, — и моя семья тоже от идеала далека. Не думай, что предлагая тебе стать моей невестой, я предлагаю тебе безмятежную сытую жизнь. Это в Редландии я один из первых, но в Ренсе я на другом счету. От принца Стефана хотят избавиться, и я как его соратник тоже лицо нежелательное при дворе. Мне нельзя допускать ошибок.

— Разве ты можешь совершать ошибки? — полусерьезно-полушутливо произнесла я.

— Я убил своего отца, но сделал это слишком поздно. Эта ошибка дорого обошлась моей сестре.

— Что? — поразилась я.

— Бывший граф Бринмор любил поколачивать жену, и иногда так усердствовал, что она седмицу могла в кровати пролежать. У самого был целый выводок любовниц – и знатных, и простолюдинок – а бил за якобы измены ее, и даже беременную. Просто не поверил, что мать зачала от него, решил, что нагуляла. Все кончилось болью и кровью, и она потом долго по лекарям ходила, чтобы снова зачать, потому что ему были нужны еще наследники. Меня он не считал достойным. Тоже подозревал, что я не от него.

— И тоже бил? — тихо спросила я, вспомнив, как упоминала об отце Инесс.

— Бил. За малейшую ошибку: за помарку в написанном слове, за недостаточно прямую спину, за то, что смазлив. А за то, что стал брать уроки игры на лютне, он мне чуть руку не сломал, потому что это «бабье занятие». Побои кончились, только когда мне стукнуло четырнадцать, и я раздался в плечах и начал отвечать ему, и заодно пригрозил, что если руку еще раз на мать поднимет, я его убью. Годы излишеств сказались на нем, он стал терять былую силу и стареть, и я решил, что он больше не опасен. Я окунулся в новую жизнь при дворе… Все как будто затихло, и я редко бывал дома. Не знал, что папаша все равно время от времени берется за старое и перепадает теперь и подросшей Инесс. Она мне писала, очень просила приехать, взять с собой ко двору, а я отмахивался, не хотел возиться с сопливой девчонкой. А когда приехал, наконец, домой, было уже поздно. Этот ублюдок так ударил Инесс по голове, что ее рвало несколько дней, и зрение она потеряла. Я поднялся к нему и заколол, как свинью. Но не жалею об этом убийстве… не жалею, — покачал головой граф. — Только о том, что опоздал. Что Инесс ослепла, а мать мучилась долгие годы.

— Боже… — вымолвила я.

— Богам все равно, — ответил Бринмор. — И жрецам, и обществу каэров. Многие замечали, что моя мать появляется с синяками или прихрамывает, и что я тоже был в синяках ребенком, но помалкивали. А когда я отца убил, вой поднялся до небес. Стефан помог мне, младший принц. Упросил короля и королеву не наказывать меня, и сгладилось, забылось… Так что, — каэр взглянул в мое вытянувшееся лицо, — как тебе такой подвох?

Что ж, теперь понятно, почему Бринмор всегда такой замороженный – уроки детства не забываются быстро. Понятно, почему вельможа такого уровня «прозябает» в Редландии. И понятно, почему Бринмор помог мне, когда я с «поветрием» стала Фэйднесса разыскивать. Понятно также, почему его так задело, когда при нашей встрече в Тулахе осенью его так перекосило, когда он услышал от меня, что «не разобрался». Это для него больная тема.

— Росс, — сказала я и взяла его за руку, — мне очень жаль, что так все вышло. Но я не вижу в тебе плохого. Знаешь, почему? Потому что видела, как мать и сестра любят тебя, как гордятся тобой, как ты к ним бережен и как обращаешься с людьми, которые ниже тебя по положению. А вот как ты на лютне играешь, не видела, — улыбнулась я.

— Я сыграю для тебя, — пообещал он.

Я притянула его к себе за руку и обняла.

***

Каэры в Тулахе задержались. По большей части они объезжали окрестности, охотились в лесу или даже отправлялись рыбачить, но часто приезжали и ко мне, чтобы отобедать или поужинать. По натуре открытая и общительная, я быстро завоевала расположение каэров, а уж о Мартине Фэйднессе и говорить нечего – тот не упускал случая по-доброму поддразнить меня, а это значит, что наша дружба перешла на другой уровень.

— Вот видишь, Асти, ты поймала самого Бринмора, — сказал он как-то, — а смогла бы, если бы не я?

— А ты-то при чем? — хмыкнула я.

— Как это при чем? — он возмущенно вскинул брови. — Это же я сначала обратил на тебя внимание, я тебя выделил и стал помогать. Вот он и заинтересовался. А так бы не было шансов. Да-а-а, — поднажал он, увидев, как я качаю головой, — женщина часто остается незамеченной, пока ее не разглядит какой-нибудь красавец. Так что ты не забывай, кому обязана и кто в действительности тебе помог.

— Какой же ты наглый котяра, — восхитилась я, — так все вывернуть!

— Я говорю чистую правду, — склонился он ко мне, и Бринмор, словно бы что-то чувствуя, оглянулся на нас.

Фэйднесс улыбнулся ему и рукой махнул: мол, что смотришь, все тут у нас в порядке. И Бринмор, в самом деле, снова отвернулся.

— Я бы и сам на тебе женился, — заявил Мартин. — Ты соблазнительнейшая баронесса этих мест.

— Можно сказать, единственная, — улыбнулась я.

— И самая светлая голова Тулаха, — добавил каэр. — Я, конечно, не ум имею в виду, а цвет волос.

— Смейся-смейся, ведь я одна знаю, сколько толченых тараканов подсыпаю в твою кружку пива.

Каэр улыбнулся понимающе:

— Пугаешь?

— Нет, забочусь. Сушеные и толченые тараканы используются при лечении этой части, — я указала на низ живота, — а ты не очень внимателен с ней.

— Ох, Асти, не ври.

— А я не вру, — расплылась я в коварной улыбке и долго потом наслаждалась потрясенным видом Фэйднесса. Которому, конечно же, ничего не подсыпаю – еще чего, тратить на него редких крупных черных тараканов, привозимых из Атрии, которые стоят дороже иных специй!

Чаще остальных каэров, конечно, бывал у меня мой граф. Его Сиятельство снимал свои яркие дорогие накидки да плащи, закатывал рукава своей белоснежной рубашки и вместе со мной копался в саду, камнями обкладывал клумбы или выполнял другие мелкие работы по хозяйству. С его педантичностью у него все получалось сразу, как надо, и куда бы он ни зашел, везде своим насмотренным взглядом находил изъян и вежливо «советовал», как его исправить. Его слушались беспрекословно, даже как будто угадывали его приказы заранее, и Росс, в свою очередь, сказал мне, что слуги у меня толковые, а управляющий Кэл кажется достаточно надежным, чтобы оставить на его попечении эту землю и этот дом.

— Он не мой рэнд, он будет делать то, что ему прикажет новый барон Даммен, — вздохнула я.

— Значит, он должен стать твоим рэндом, — ответил Росс невозмутимо.

— И как этого добиться?

— Я этим займусь.

— Но захочет ли Кэл становиться моим рэндом? — задалась я вопросом.

— А вот этим займись ты, — протянул мой каэр, пропалывая сад. — Узнай, чего он хочет.

— Земли, деньги, жениться, — перечислила я и призналась: — Вообще-то барон Даммен хотел нас с Кэлом поженить.

— Так вот почему этот Кэл поглядывает на меня не очень-то дружелюбно, — усмехнулся Росс.

— Нет-нет, между нами ничего нет, — быстро сказала я. — Ты не думай, он не ревнует. Женщина у него уже есть, но с ней сложности…

— Скажи ему, что если станет твоим рэндом, эта земля и эта усадьба станут его.

— Как это его? — нахмурилась я. — Они же мои!

Росс оставил свои работы на грядках, поднялся и посмотрел на меня в упор.

— Астрид, — произнес он, — ты же не думаешь, что будешь жить здесь? Это, конечно, местечко милое, но свою жену я приведу в свой основной городской дом.

— Ну… да…

— Ты не хочешь уезжать? — спросил прямо Росс. — Или не хочешь за меня замуж?