Виктория - значит Победа. Сердцу не прикажешь (СИ) - Кальк Салма

И впрямь, сил почти не осталось.

Мы прощаемся, я обещаю назавтра непременно связаться с маркизом, он уходит… а я зову своих дев, пускай ведут меня спать. День был долгий и непростой. Будем отдыхать и набираться сил на новый виток.

32. Привет от господина Антуана

На следующий день я совершенно не хотела подниматься с постели.

Утром я проснулась засветло, попробовала встать… и легла обратно. Потому что… сколько ж можно-то?

Мне не привыкать к жизни белки в колесе, дома всё было примерно так же. Но дома меня не пытались убить, бог миловал. И хоть дрянной сын Мелена сказал, что он всё это устроил просто из злости на меня и на увольнение его отца, и маги подтвердили, что всё так, но… но…

У меня нет привычки жалеть себя и ныть, что дома её не было, что здесь не завела. И каждая новая сложность меня обычно только раззадоривает. Сейчас же я ощущала себя полной развалиной, не пригодной и не способной ни к чему. Даже просто к тому, чтобы встать, умыться и одеться, за завтраком побеседовать с господином Фабианом о делах – что тут у меня теперь вообще, о чём говорят, уехали ли оставшиеся Мелены и какие со вчера есть новости.

Вчера, кстати, Мелен приходил и очень просил встречи со мной – вроде как хотел просить прощения за сына, и пускай я велю не запирать его в темницу. Но меня поджидали господин судья и господин маркиз, и я совсем не была расположена видеть Мелена и слушать его объяснения. Мне не важно, совсем ли сошёл с ума его сын или только отчасти, и страх потерял, и что там ещё с ним случилось. В конце концов, Мелен знает своего сына уже сколько лет, а я вчера его впервые увидела – при таких изумительных обстоятельствах. И продолжать это знакомство не хочу.

И поэтому я даже не позвала ни Мари, ни Лилу. Мари заглянула сама – как там я вообще. Увидела, что не сплю, заохала – мол, воду сейчас согреем, какое платье подать и что я желаю на завтрак, и Галка пришла, звать её? Что ж, я попросила позвать Галку – да и всё.

Та пришла и оглядела меня.

- Как вы себя чувствуете, госпожа Викторьенн? Что болит?

- Все те части, на которые я вчера упала. Думаю, без вашего вмешательства болело бы ещё сильнее. А ещё слабость, и я совсем не хочу ничего делать, понимаете? Наверное, я заболела. Или что-то во мне вчера повредилось, и не хочет восстанавливаться. Не хочу вставать, не хочу ничего решать.

Госпожа Галка рассмеялась.

- Может быть, вам и не нужно ничего решать? Выздоравливайте себе.

- Как же, я обещала вернуться в Массилию к Рождеству.

- И что случится, если не вернётесь? – она усмехнулась прямо как одна из моих домашних ещё психологов.

- Ну как, я собиралась сделать в доме праздник, для молодёжи и для слуг, и ещё сама сходить везде, куда позовут, и мне сошьют пару новых платьев, и может быть, получится не только сделать праздник для кого-то, но и для себя тоже? – спрашиваю.

- А разве всё то, о чём вы говорите, не для вас? Вам-то тогда чего нужно?

Я задумалась – а чего же мне нужно.

Вообще в нынешней реальности я не задавалась этим вопросом. Потому что всё время что-то происходит, какой-то круговорот людей, событий, вещей, идей, и во всём нужно участвовать, и всё нужно делать, и везде нужно сунуть свой нос. Правда, а что было бы, если бы я никакого носа никуда не совала?

Не было бы наследства господина Гаспара. А это, пожалуй, единственное, что от него осталось хорошего. Потому что добрым словом отчего-то никто не вспоминает. И настоящая Викторьенн, какой она была, вряд ли смогла бы отбить что-нибудь у Эдмонды и её сына. Точно не стала бы брать штурмом дом принца – потому что её воспитали в уважении к правящей фамилии. Не взяла бы в дом беспризорников, не устроила магическую защиту на ферме, а потом и магическую засаду. Не полетела бы отбивать рудник у разбойников. Наверное. Скорее всего.

Мне бы очень хотелось найти хоть клочок какой-нибудь инфы именно про Викторьенн. Увы, она не вела дневника, наверное, господин Гаспар считал это занятие излишеством. И писем её, отправленных отцу из пансиона, я тоже не нашла. А наверное, они где-то могли бы быть. Но… нет.

Всё время от момента пробуждения в этом мире я была чем-то сурово занята. И если половину дел мне щедро подкидывала здешняя жизнь, то вторую половину я легко находила сама.

Что же изменилось сегодня? Дела по-прежнему ждут меня, отчего же я не хочу выходить им навстречу?

Тем временем Галка, как и вчера, намазывала чем-то мои ушибленные части тела, водила ладонью – с лёгкой щекоткой, что-то такое я помню от ладоней моего другого целителя, господина Валерана. И вроде бы уже так не болело, и хотелось шевелиться, и может быть даже поесть.

- Ничего, - говорила она, - вы здоровы и сильны, всё пройдёт.

- Наверное, - вздыхала я.

Мне хотелось, чтобы прошло уже вот сейчас. Чтобы не было сомнений и тревог, чтобы мне кто-то уже сказал, что я всё делаю правильно, и что в меня не будут больше стрелять, я не упаду ни с коня, ни как бы то ни было ещё, и жизнь моя будет легка и прекрасна.

Увы, я отлично понимала – никто мне ничего такого не скажет. Я снова буду сама определять, что делать и в каком объёме, снова буду соваться туда, куда не суются другие здешние женщины, и наверное, что-то ещё тоже буду делать. Впрочем, если мне нужно, чтобы за меня решали другие, нужно всего-то выйти замуж… желающие найдутся.

Я не была готова поддаваться трудностям, как и выходить замуж за кого бы то ни было. Мне было хорошо именно так, как было – одинокой, свободной и самостоятельной. Поэтому… пускай оно так и остаётся.

Госпожа Галка завершила процедуру и сказала, что придёт завтра утром, а сегодня мне и в самом деле полежать бы. Или хотя бы не ходить никуда из дома.

Я лежала и лениво думала, нужен ли мне хотя бы завтрак… когда вошла Мари и сообщила, что прибыл некий господин Эдмон дю Прей, его привёл младший господин де Риньи. Не сразу удалось вспомнить, кто таков этот господин дю Прей, но я сообразила – поверенный господина Антуана. Что ж, значит, придётся подниматься с постели и предлагать гостям разделить со мной поздний завтрак.

Впрочем, господин Анатоль не пожелал со мной завтракать – сказал, у него есть неотложные дела, а как только в нём возникнет нужда – его следует позвать. И исчез на ровном месте. А мы остались с господином поверенным.

- Рада знакомству, - сказала я и понадеялась, что моя улыбка выглядит прилично и не содержит двойного дна.

Передо мной сидел мужчина лет на десять старше Викторьенн, никакой не маг, одетый прилично и строго. Стразу видно – при исполнении.

- И я рад познакомиться с вами, госпожа де ла Шуэтт, - поклонился Эдмон дю Прей. – Очень хорошо, что вы послали за мной, у меня есть кое-что для вас.

- О, в самом деле? От кого же? – да что там ещё-то?

- От господина Антуана, - и с очередным поклоном он подал мне шкатулку.

Такой, знаете, крупный деревянный ящичек, с трудом уместился на коленях. Запертый, кстати.

- Большое вам спасибо, а ключ? - ключа не прилагалось.

- Ключ оставался у господина Антуана, он не отдавал его, - покачал головой поверенный.

Ну вот, как я буду это открывать? Ладно, подумаю об этом чуть погодя.

- Когда он оставил вам эту шкатулку?

- Её получил на хранение мой отец двадцать лет назад, после господин Антуан иногда что-то туда добавлял, и когда я принимал дела, то в числе прочего принял на хранение и шкатулку.

О как. Дополнительный сейф, значит.

- Благодарю вас, - киваю. – Скажите, что вы знаете о самоуправстве господина Мелена с предполагаемой отдачей в залог части земель?

Он удивился.

- Ничего не знаю. Вообще, конечно, господин Мелен понимал, что если подобное безобразие дойдёт до меня, то я не позволю ему так сделать. И привлеку господина маркиза де Риньи и других сильных мира сего. Он не владел здешними землями и никак не мог распоряжаться ими.

- И хорошо, что он не успел ничего сделать, а то разгребали бы сейчас, - выдохнула я. – Его сын вчера отправился в темницу в Экс, а самого Мелена я просто выгнала. Как вы думаете, зря? Или его тоже нужно было следом за сыном? Он, говорят, проигрался в хлам.