Ведун (СИ) - Мазин Александр Владимирович

— Испугался! — с вызовом признал Сноп. — А ты отвечай, коли спросил. Не то, гляди, повернусь и обратно пойду!

— Да ну? — ухмыльнулся Бурый. — И куда ты пойдешь, мил человек? Туда?

Сноп оглянулся. И понял… Правильно понял. Даже нос конопатый у него вспотел.

И было с чего.

Когда ты по лесу идешь-плетешься из последних сил, не видя ничего, кроме спины проводника, как-то по сторонам особо не глядишь. Да, деревья зришь, кусты, через корни корявые переступаешь… Деревья видишь, а лес — нет.

А когда не изнутри, а отсюда, с открытого места, видишь опушку, видишь столетние древа с изломанными, безлистыми почти ветвями, и кусты, сквозь которые уголья-глаза на тебя глядят….

— Стучи давай! — велел Бурый, указав на калиточку в массивных, вросших в землю (сколько лет их не открывали?) воротах. — Не ополошаешь — домой воротишься живой и с прибытком. А нет, так нет.

Сноп постучал. И впрямь молодец. Обуздал страх… Нет, не обуздал. Просто лес ему страшней, чем Мертвый Дом, ведьмина обитель. Любопытно, как ему хозяйка скажется?

Заскрипел засов. Открылась калиточка и…

Морок. Но какой справный.

У Снопа враз челюсть с куцей бороденкой отпала. И немудрено. Ай лепа! Ай красна!

Бурый провидел нивею, мертвую ведьму разом в двух ликах: истинном и намороченном, а последним впору залюбоваться.

— Входи, входи, гость желанный! — пропела ведьма. — Ждала тебя, чаяла!

Цыкнула на мишку, сунувшегося Снопа облапить, взяла за руку и повела через двор к высокому крыльцу, в истинном лике — старуха, кривоватая спиной, колченогая, в черном вся, аки ворона, а в морочном казе — юная красавица с платье шелковом, канителью шитом, с косой толстой пшеничной ниже пояса, с венце из цветов, оплетенных парчовой лентой.

Бурый прикрыл рот ладонью, чтоб не засмеяться. В истинном — парень молодой, крепкий, пойманный за руку страшнющей бабкой, в мороке — тот же парень, но простой, невзрачный — рядом с красой ненаглядной, властной княжной, никак не менее.

Так они и вошли в дом. Бурый — за ними. Уже не улыбаясь. Тревожился: как там Дедко?

А Дедки в большом зале не было. И сам зал — тоже в двойном казе: обычном и ведьмачьем. И второй поражал. Хотя его Бурый и допрежь видал. Только тогда зал был полон мужей славных, пирующих. В нынешнем мороке мужей не было. И пира.

Но стол накрыт, яств да пития — на дюжину хватит. Даже парочка лебедей на серебряном блюде.

Ведьма расстаралась: поднесла Снопу водицу в серебряном лживом тазу, рушник подала шитый — обтереться. Рушник — настоящий. И с наговором. Утер им Сноп выпученные от изумления глаза: и пропал морок. Для Бурого пропал. Что там теперь «видел» Сноп, неведомо. Но видел и восхищался. Жрал холодную, вчерашнюю, судя по виду, дичину, кашу ячменную, запивал горьким отваром ведьмовским, будто яства кесарские. Пялился на нивею и лыбился дурачком. И наверх с ней пошел с такой же глупой улыбкой. Ягненок на заклание. Бурый его даже пожалел мимолетно. Вот только Дедко ему был дороже сотни таких Снопов.

Бурый присел за стол. Да, простая еда, если без морока. Но его устраивало. А вот отвары Бурый пить не стал. Обошелся простой водичкой.

Дедко появился, когда Бурый уже успел убрать большую часть того, что наготовила ведьма.

Выглядел Дедко лучше, чем четыре дня назад. На плече у него расположился ведьмин черный котяра. Чародейский зверь, мертвый кот из Мертвого Дома, глянул на Бурого зеленым светящимся глазом и им же выразил неодобрение. Дедку кот жаловал, а Бурого только терпел.

— Решил побаловать колченогую, ученик?

— Ряд у нас, — ответил Бурый. — Я ей молодца доброго, она тебе — защиту от твоей беды.

— Не нужна мне такая защита, — проворчал Дедко. — Это ж как обе руки отдать. Сам разберусь. Тем паче кое-что уже уразумел.

— Что? — Бурый вскочил. — Ты понял, что враг?

— Не то, чтобы понял, но проведал, да. Это Госпожа.

— Госпожа? — изумился Бурый. — Да нет, не может быть! От нее же вся твоя сила!

— Ага, — подтвердил Дедко. — Потому и сделать я ничего не могу. Ее сила. Она дает, она и берет. В своем праве. А раз берет, значит надобно ей. Не стану я Госпоже противится.

Бурый его понимал. Да и бесполезно это: богине противиться. Выходит, когда Дедко говорил, что скоро придет его время уходить, он и это провидел? Забирает его Госпожа к себе? Эх! Не ко времени. Бурый чуял: ему бы еще года три хотя бы — с Дедкой побыть. И вообще…

Бурый вздохнул. Он тоже с Госпожой спорить не станет. Только и спросил:

— Когда уходим?

— Завтра поутру, — ответил Дедко. — Только тебя и ждал.

— Как скажешь. А этот, подарочек мой, тут оставим?

— Это как хозяйка наша решит.

— Тогда мне кое-что сделать надо, — сказал Бурый. — Чтоб слово сдержать.

— Что ты ему обещал, Младший? — обеспокоился Дедко.

— Пустяк. Оберег от Волоха. Быстро справлюсь.

— Токо выдь отсель, — сказал Дедко. — Тут Госпожи место. Навье.

А м верно.

Бурый прихватил суму и пошел наружу.

Воротился уже в сумерках. Мимоходом дернул за ухо рыкнувшего мишку, отряхнул штаны от налипших листьев, вошел в высокие двери и увидел всех четверых: Дедку, ведьму, кота и Снопа. Сидели за столом, будто друзья добрые. Парочками. Кот с Дедкой, Сноп с ведьмой. В огромной печи гудело пламя, духи прошлых вились теряющемся во тьме под потолком. Будь на то воля Бурого, он бы пожил здесь месяц-другой. Многие тайны были упрятаны здесь. Узнав их, изрядную силу заполучить можно. Вот только кто ж Бурому позволит? За просто так.

Сноп выглядел довольным. Жмурился точно как сидящий напротив кот, которого почесывал Дедко. Нивея тож довольна. Насосалась, порозовела, помолодела. Хотя как ты старую суку не расчесывай, щеночком она не станет. Любопытно, какой ее Сноп видит? Зримого Бурым морока более нет.

— Держи, — Бурый протянул Снопу оберег. — Ряд исполнен.

— Ага, — согласился Сноп, прибирая поделку.

На Бурого даже не глянул, на ведьму пялился.

— Твой-то исполнен, а мой? — спросила ведьма.

Бурый пожал плечами, кивнул на Дедку:

— Как он решит.

— Сочтетесь, — отозвался Дедко. — Вашего сроку не на один людской век хватит.

Это «вашего» Бурому не понравилось. Но промолчал. Непонятное происходит. И тут говорить не о чем. А вот быть начеку, да. Следует. И без устали проведывать, что ждет там, в будущем.

Он не знал, что беда придет не из будущего. Из прошлого.

Глава 37

Он явился пополудни третьего дня.

— Что-то серые мои тревожатся, — сказал Дедко. — И понять не могу, что за гость к нам? И не ворог, кажись, а может и ворог. Не разумею. — Глянул на Бурого растерянно-удивленно: — А человек ли? Чуешь его, Бурый?

Бурый покачал головой.

Но принялся обуваться. Гостя не чуял, а вот нехорошее, тревожное — да. Беда стояла за спиной, дышала холодком в спину.

Дедко тож зело встревожился. Сбирался как на истовую схватку. Мешочков всяких с зачарованными снадобьями набрал, уложил в суму с тщанием, в должном порядке. Сам перетянулся поясом со знаками серебряными, обережными. Прицепил на него оба ножа: на силу и на жизнь, а под шуйцу навесил суму с нужным припасом. Взявши посох, ведун поднес его к лицу, шепнул что-то Морде.

Та, видать, не порадовала: Дедко нахмурился.

— Лихо идет, — сказал он Бурому.

И на незаданный вслух вопрос только плечами пожал: не ведаю.

Ведун — и не ведает. Худо дело.

— Выйдем-ко во двор, — сказал Дедко. — Встретим лихо под солнышком.

Лихо, значит.

Бурый тронул нож для силы. Тот откликнулся неизменно: жаждой. И второй нож, Гудиславом дареный, что висел теперь на поясе справа, заместо ножа для жизни, спрятанного в сапог, тоже отозвался привычно: согрел пальцы.

А Дедко уже перешагнул порожок и пошел, не торопясь, ко входу.

— Серые мои тут, — сказал он, остановившись перед запертыми воротами. — Томно им. Жутко.