Ведун (СИ) - Мазин Александр Владимирович

Пришлец подскочил, закрутился, пытаясь вынуть из спины нож, из которого внутрь, в черноту, истекало зеленое светящееся. Волохова сила.

Подскочил и Дедко.

— Беги! — закричал он Бурому, выдергивая из плеча нож пришлеца. — Мне не совладать!

— Нечисть! — крикнул в ответ Бурый. — Это не твой пестун! Не ведун он боле! Нечисть его одержала!

Дедко понял. Застыл на мгновение, а потом полез в сумку. Левой рукой. Десница его висела плетью. Нож пришлеца глубоко вошел. Кровь так и хлестала.

Пришлец же кинулся к изгороди. Прошелся по ней спиной, как мишка трется о дерево, избавляясь от зимней шерсти. Нож волохов выскочил.

Нечисть зыркнул страшно на Бурого, но кинулся не на него. На Дедку.

Но тот все же изловчился, выдернул шуйцей из сумы мешочек с нужным снадобьем, рванул зубами и метнул в лицо нечисти.

Пришлец отмахнулся, отбил разорванный мешочек, но напитанная силой янтарная пыльца все же достала: налипла на руку, на лицо…

Пришлец заорал. Солнечный камень, да еще правильно выдержанный и зачарованный для нечисти ой как неприятен.

Дедко и пришлец сцепились.

Бурый кинулся в гудиславову ножу.

Нечисть пересилил ведуна: впился в лицо Дедки так, что кровь брызнула из-под скрюченных когтями пальцев.

А Дедко ничего не мог, только бить кулаком здоровой руки в облепленную светлой пылью, ощеренную нелюдскую морду.

Но он был не один.

Подоспел Бурый.

И еще раз вбил волохов нож в зеленую спину. Двумя руками. Мимоходом отметив, что первая рана совсем не кровит.

И опять нож вошел неглубоко. На треть пяди, не более. Бурый выдернул его с усилием, замахнулся еще раз, целя в затылок…

Не успел. Нечисть нанес удар. Не рукой — силой. И разом вышиб душу из тела.

Бурый запаниковал, метнулся обратно…

И был схвачен, как давеча Дедко.

И тут, от страха иль от беспомощности, Бурый наконец-то опамятовался и вспомнил кто он есть. И выпустил того, кто внутри.

Пришлец не испугался. Скорей, удивился, хотя удержать этого Бурого ему оказалось много труднее. Пришлось даже отпустить Дедку, не добив.

И тогда Бурый услышал зов Дедки.

Не ушами. Откуда у души уши? Ну да и зов был не голосом послан.

Пришлец между тем одолевал Бурого. Гасил его, как дождь гасит пламя костра.

И Бурый гас. Сникал. Таял…

И пропал.

Последнее, что успел заметить: стремительные серые тела, втекшие на подворье через раскрытые ворота.

А последнее, что успел подумать: что могут звери против нечисти? Да ниче…

Глава 38

— Тише, тише, ведун, все, все уже…

Бурый разлепил глаза. Сизый туман, казалось, все еще висел перед ними. Размытое им лицо казалось знакомым… Не разберешь, муж или женщина… Рука под головой — сильная, а бороды нет.

— Г-хкде… — прохрипел он, закашлялся, рвота хлынула изо рта… Вниз, на траву, потому что неизвестный успел подхватить Бурого, перевернуть и наклонить.

Значит, муж. Женщине так ловко не управиться.

— Пей, — в зубы Бурого толкнулась миска.

Вода.

Бурый пил и пил, пока вода не кончилась.

В глазах отчасти прояснилось. Он увидел траву и на ней собственную рвоту… Судорожно вздохнул…

«Дедко!»

Бурый попытался встать. Слишком резко. Мир качнулся, опрокидываясь…

Если бы не незнакомец, Бурый ткнулся бы в собственную рвоту.

— Сесть… — прохрипел он. — Помоги мне сесть.

— Как скажешь.

Бурого крепко взяли за плечи и усадили на траву.

Ох ты…

— Забыл меня, что ли?

— Еще бы мне тебя не помнить, Рода! — Бурый не падал только потому, что женщина крепко держала его за шею.

— Ну и воняет от тебя, Младший, — воительница сморщила носик.

— Дедко… Мой пестун, где он?

— Не могу тебя порадовать, — Рода вздохнула.

— Он… мертв?

— Да. Холоден, как снег зимой. Он и еще один… Не человек.

Дедко тоже не человек, хотел добавить Бурый… Ну да с кем сравнивать.

— И этот… Что он?

— Дохлый, — Рода покачала головой. — Но…

— Что?

— Волки его погрызли. А жрать не стали, — она снова покачала головой. — Волки… Они ж все сметают, любую мертвечину… А его не стали.

— Нечисть даже лютые не жрут. Главное, сдох. Погоди… Я должен посмотреть. Далеко отсель?

— Рядом. Я помогу.

— Погоди. Дай… Накинуть что-нибудь… Холодно.

— Да тебя прям колотит, Младший.

— Уже нет.

— Как нет? Я же вижу!

— Я не Младший. Больше нет.

— А, ты об этом. И как тебя теперь звать-величать?

— Ведуном зови. Пока. Веди меня к этому… Дедко… Пестун мой там же?

— Там. Его волки не тронули. Целехонек. Только в крови весь и мертвый, — Рода развязала шнур плаща, накинула на плечи Бурого, предложила: — Может, полежишь еще?

Бурый мотнул головой и поморщился: виски пронзила боль.

— Надо глянуть, — пробормотал он. — Надо.

Нечисть же. Вдруг не подох?

— Ну пойдем, коли невтерпеж, — согласилась воительница.

Ноги слушались плохо. Бурый почти висел на Роде. Хорошо, идти далеко не пришлось.

Да, Рода не ошиблась. Дедко мертв. Лежит навзничь, раскинув руки. Лицо попорчено кровавыми вмятинами от пальцев нечисти. Огроменная лужа крови вокруг. Кровью он и истек. У Бурого задрожали губы.

«Дедко… Как же так? Я тебя не уберег, выходит?.»

Бурый сжал кулаки, задышал медленно. Не время сейчас оплакивать наставника. Вернуть самообладание, собраться…

Истек кровью… Ведун! А если не в крови дело? Если это нечисть?

Одержанный порождением тьмы бывший пестун Дедки лежал в пяти шагах от своего ученика.

Волки добре потрудились. Ноги обгрызли до костей, а кости рук вовсе перегрызли напрочь — кисти валялись отдельно. Глотку тож вырвали: в черной ране виделся расколотый позвонок. Да, звери Морены потрудились знатно. Бурый помнил, как крепко было тело нечисти и как неохотно входил в него нож.

Серые и череп пытались прогрызть. Шапку потрепали, попортили серебряный венец, подрали кожу на голове, свисавшую теперь лоскутами.

А вот сам череп прокусить не сумели.

А лицо и вовсе не тронули: залитые сплошной чернотой глаза глядели на Бурого.

И в них плескалась сила!

Проклятый не ушел!

Он был здесь.

Он ждал.

Бурый замер. Вспомнил, как высасывала его злая необоримая сила. С какой легкостью она обратала даже того, кто внутри.

Показалось вдруг: сейчас вылетит из погрызенной плоти сизый жгут, пронзит, оплетет…

Бурый попятился.

Он не готов.

Он слишком слаб, чтобы схватиться с нечистью еще раз. Один на один. Без Дедки. Верная же гибель. Силы осталось — чуть. Нечисть проглотит его, как серый — мышонка.

— Что? — напряженно спросила Рода.

Тоже почувствовала недоброе.

— Он не сдох.

Слова выходили трудно.

— И мне с ним не совладать.

— Тогда давай я, — Воительница потянула меч из ножен.

— Нет! — Бурый изо всех оставшихся сил вцепился ей в руку. — Не подходи к нему! Нельзя!

— Как скажешь, — охотно согласилась Рада.

Страха она не знала. Но это не страх. Это — жуть.

— А что тогда? — спросила воительница. — Может сжечь его?

Бурый задумался. Может… Нет, не может. Ныне нечисть привязан к останкам. А если сжечь, освободится. И за Кромку он не утечет. Нет посмертия для такого. Значит что? Значит, освободившись, он попытается одержать Бурого. Или Роду.

Будь Дедко жив и в силе, он бы совладал. Ему б хватило: расточить.

Сила, сила…

Бурый задавил тревогу. Думать. Просто думать. И вспоминать.

Что говорил Дедко? Когда за Кромку уходит наставник-ведун, его земная сила переходит к Младшему. Сам Дедко такую не получил. Теперь понятно, почему. Этот — не сдох. Верней, сдох, но неправильно. А теперь Дедко свою силу тож не передал. Или передал, но не Бурому?

«Морда!» — вспомнил Бурый.

Она теперь — его. Или нет?

Надо найти Дедкин посох и узнать. Вот только если не подчинится, что тогда? Бурому сейчас и с Мордой не совладать.