Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер"

Клепсидра — водяные часы.

— Лучше, наверное, шугануть коматов, — повторил своë предложение первый стрелок.

— Нет, — возразил Тит, которого одолело любопытство в купе с ответственностью эксплоратора, приученного мелочами не пренебрегать, — будите бабу.

Просто так впускать коматов он не собирался. Кто там знает, сколько их в ночи прячется. Надо поговорить сначала.

Тармисару будить не пришлось. Женщина спала очень чутко и проснулась, едва скрипнула дверь. Запираться ей не разрешали.

Вскоре она, закутанная в шерстяной плащ и платок, в сопровождении сагиттария поднялась на башню.

Тит вежливо поклонился. Хотя и пленница, а не из простых.

— Там твои соплеменники. Спроси их, чего хотят.

Тармисара посмотрела вниз. Крикнула несколько слов. Старик ответил. Некоторое время они говорили меж собой, перекрикивая завывание ветра.

— Ну? — нетерпеливо потребовал перевода Тит.

— Это коматы из ближней деревни. Они нашли в лесу человека из ваших. Его привязали к дереву и бросили на съедение волкам. Эти люди спасли его и притащили сюда. Вот он, на волокуше лежит.

— Из наших людей? — переспросил Бесс.

— Зови Герострата, — приказал Лонгин киликийцу.

Центурион-сириец прибыл вместе с Бледарием. Тит быстро объяснил, что происходит.

— Решай, ты тут главный.

Сириец покосился на бревка.

— Это Деметрий, — подсказал тот.

— Это и ежу понятно, — фыркнул Герострат.

— Деметрий? — приподнял бровь Тит.

— Торкват, — пояснил сириец, — Весëлый Гай расстроится, если фабр помрëт. Открывайте!

— Это не тот ли Деметрий Торкват, который показывал нам тайник в Саргеции? — негромко спросил Лонгин у Бесса.

— Он самый, — ответил Сальвий, когда ворота отворились и даки втащили волокушу.

Тит рассмотрел коматов. Старик и старуха. Зачем спасли фабра? Награду хотят? Ну а чего ещё. По их заморенным лицам видно — в другой раз бы только порадовались за сытный волчий ужин, но ныне пришлось через гордость переступить. Спасти фабра. Чужого для всех. Предателя.

Лонгин с помощью Тармисары спросил, что желает старик за спасение важного человека. Так и есть, мешок зёрна хочет.

— Надо выдать, — сказал он Герострату.

Тот скривился. Вот ещë.

Тем временем Деметрия потащили в дом, где жила Тармисара. Она возмутилась:

— У меня там ребёнок спит!

— Цыц, женщина! — отрезал Герострат.

Она возмущëнно всплеснула руками:

— Пустите меня, а сами не лезьте! Начнëте там топать! Я сама всë сделаю.

— С этими что? — спросил один из сагиттариев, указав на даков.

— Ну не гнать же прочь, — осторожно заметил сострадательный Бесс.

— Помогите с ним, раз уж спасли, — сказал Тит, — верно боги наши и ваши так хотят.

Старик помотал головой. Не понял.

— Иди туда. За ней. Топ-топ. Понимаешь? — помогая себе жестами, объяснил декурион.

Старик кивнул. Повиновался. Они со старухой направились следом за Тармисарой.

В доме фабра положили на постель, запалили лампу.

Старик закрыл дверь.

— Масло, — покачал головой старик, — ещё есть?

— Ещё? — растерянно переспросила женщина, — есть… наверное.

— Много? — прошептал Деметрий, разлепив глаза, — где?

— О чëм ты?

Фабр не ответил. В дом вошли Лонгин и Герострат.

Тит увидел, что фабр смотрит на него и удовлетворëнно отметил:

— Живой, значит?

Тот еле заметно кивнул.

— Кто тебя похитил? — спросил Герострат.

— Это человек? — добавил Тит.

Глаза Деметрия удивлённо округлились.

— А к-кто бы ещё? Это царëв ч-человек. Д-дардиолаем з-зовут.

Тармисара вздрогнула. Старик незаметно шагнул к ней и взял за руку, крепко сжал. Она посмотрела на него. Он приложил палец к губам.

— Дардиолай? — переспросил Тит.

— С-слыхал про т-такого? — прошептал Деметрий.

Он на волокуше пролежал совсем немного, но вполне хватило и до смерти замёрзшего человека играл легко. Зубами такую музыку выстукивал… И трясся непритворно.

— Что-то слышал, — сказал Тит, — из сильнейших воинов ваших?

— В-ваших… Он з-знаменит, да. Все слыхали…

— Зачем он похитил тебя?

— Расквитаться… За то д-дело. П-помнишь Саргецию, д-декурион?

Тит кивнул.

— Почему он просто не убил тебя, раз уж мести хотел?

— Он и уб-бил, — губы фабра тронула усмешка, — и весьма не п-просто.

— Где он сейчас?

— Не з-знаю. Б-бросил…

— Что теперь с ним делать? — спросил Герострат, — маслом может растереть? Я слышал, так делают. Ещё снегом этим вашим сраным натирают.

Тармисара смерила его гневным взглядом.

— Нельзя! Только хуже сделаешь. Глупости ты слышал.

— Ты знаешь, что делать, женщина? — спросил Тит, — он важен. Цезарь не останется в долгу.

— Сделаю, что смогу.

Лонгин кивнул.

— Я пришлю в помощь капсария.

— Из тех, что обмороженных снегом растирают? — без тени улыбки поинтересовалась Тармисара, — не надо мне таких помощничков.

— Как скажешь, — Тит пожал плечами и собрался уходить. Тармисара задержала его за руку.

— Подожди. Что вы сделали с детьми?

— С какими детьми? — удивился Тит, — мне ничего не известно ни про каких детей.

Он вышел. За ним последовал Герострат.

Тармисара наклонилась к фабру, он схватил еë за руку и что-то вложил в ладонь.

Костяная гемма. Человек с оленьими рогами сидит, скрестив ноги.

— Он сказал, чтобы ты ничего не боялась и ничему не удивлялась этой ночью.

Тармисара посмотрела на старика со старухой.

— Вы видели его?

Старик покачал головой.

— А от масла зря отказалась, — прошептал Деметрий, — оно сейчас нужно.

— Зачем?

— На крышу плеснуть, — ответил вместо фабра старик, — чтобы жарче горело.

— Ничему не удивляйся, — повторил Деметрий, — буди дочь, одевай. И не медли.

— Всех предупредить надо, — добавила старуха.

— Что происходит? — медленно проговорила Тармисара.

XXIV. Огненная метель

— Тебе не кажется, что лошади беспокоятся? — спросил Бесс у своего товарища по печальной караульной участи.

Из всех паннонцев лишь они двое сидели возле костра, разведённого у ворот. Ещё четверых Лонгин отрядил в помощь бревкам и киликийцам, торчавших на привратной и угловых башнях. Всего в карауле стояло двенадцать человек.

Сам Тит удалился в один из бараков. До самой темноты оттуда вырывались взрывы хохота, байки народ травил смешные. Потом угомонились. Сейчас всех звуков — завывание ветра, гудение пламени, да треск дров. Не так уж мало, вообще-то. Однако Сальвий отличался чутким слухом.

Эксплоратор прислушался, нахмурился.

— Как будто да.

Бесс стиснул зубы. Ему этот ответ очень не понравился. Раз беспокоятся лошади и ему это не мерещится, стало быть, следует поднять задницу и проверить, что да как.

Он устроился более-менее удобно, сидел к ветру спиной, а заботливый Тит притащил целых три плаща, чтобы его самого ценного следопыта не продуло. Спереди жарил огонь, а по жилам растекалось тепло от выпитого мульса. Короче, задница молила о пощаде. Вставать категорически не хотелось. А ко всему прочему Сальвия не покидало нехорошее предчувствие. Недавно он различил протяжный волчий вой. Серый пел песню где-то очень далеко, но у Бесса всё равно пробежал холодок по спине.

«Благочестивые и верные».

И чего эти слова так привязались? Никак не идут из головы.

Где-то за стенами бродит жуткая тварь. А может вовсе не тварь, а хитрый варвар. Может даже не один.

Сальвий подумал, что, если сейчас на кастелл нападёт толпа даков, от которых доблестные ауксилларии без сомнения отобьются, надо бы потом принести хорошие жертвы Юпитеру Сотеру Виктору. Не столько за победу, сколько за избавление от страха неизвестного, что который день поедом ел далеко не одного Марка Сальвия Бесса, а несколько тысяч до зубов вооружённых людей, сидевших в отменно укреплённом лагере в Апуле.