Богатырь сентября - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Колокола в Деметрии-граде умолкли – видать, туда дошла весть о чуде. На миг повисла полная тишина, такая невероятная после недавнего грохота стрельбы и шума близкого столкновения, что каждому казалось, он оглох.

А потом, отвечая звонницам в городе, ударил колокол Георгиевского храма. Мощный удар звонкого серебра полетел над равниной: вы звали меня, братья, я пришел! И завел свою песню: медленно, размеренно бил большой колокол, ему отвечали быстрыми ударами несколько меньших, будто торопили: «Спешим, спешим!» «Иду, иду!» – отвечал большой колокол.

На глазах у всех темный дверной проем храма осветился. Из него вырвался всадник: белый конь, золотая броня, красный плащ за плечами. Колокольный звон не унимался, и всадник, промчавшись по бывшему озерному дну, устремился к городу. Звон сопровождал его, вился за плечами, как плащ, и казалось, копыта его коня высекают серебряные искры звуков, ударяя об радостную землю. Длинный меч в руке витязя через считанные мгновения обрушился на те ряды Зензевеева войска, кто не успел ускакать. Кося их, как траву, всадник мчался к городу.

«Архангел!» – вспомнила Елена.

– Это ж сам Георгий! – закричал рядом Васька.

– Это князь Петр! – ответили ему не менее восторженные голоса. – Вон у него и меч Акритов!

Вокруг кричали: одни видели Георгия, другие Петра, третьи – архангела Михаила. А Елена, взглянув еще раз, тихо сказала:

– Это князь Гвидон…

Слезы застилали ей глаза, и видела она не всадника, а живое солнце, несущееся прямо к ней. Малое земное солнце, что сама она произвела на свет к исходу сентября, когда большое небесное солнце собиралось на покой.

Пространство перед всадником расчищалось само собой – Зензевеевы войска бежали, пораженные ужасом даже раньше, чем поражал их меч. Позади него оставалась полоса из разбросанных тел – кто не успел убежать. Подлетев к башне, он ударил по ней мечом. Казалось бы, бесполезно рубить одиноким клинком такое огромное сооружение. Но от места удара вверх по стене башни огненной змеей рванулась молния. Загорелась одна стена, потом другая. Огонь быстро расползался по башне. Изнутри послышались крики, потом из нее побежали люди. Одолеваемые дымом, жаром и ужасом, они не успевали спуститься по внутренним лестницам, прыгали с площадок, и немало их разбилось, упав с высоты. Тех, кто успевал выбраться, встречал меч витязя. А огонь стремительно заглатывал башню, уже горели все пять ярусов. Рвался порох внутри, и стрельцам на стене пришлось спрятаться снова.

Изнутри башни послышался низкий рев. Высунувшиеся было защитники Деметрия-града от неожиданности снова спрятались. Башня, сгорая, начала рушиться, летели вниз бревна и доски, проваливались сквозь перекрытия пушки. Вверх летели тучи огненных искр и пепла.

И тут стало ясно, что за силы ее двигали. Из пламени, из летящих туч пепла и россыпи горящих головней, вступили несколько мощных фигур, каждая в два-три раза крупнее человека. Черные как уголь, закопченные, с горящим деревом на плечах и головах, они, однако, не испытывали страданий, только глаза их на неподвижных лицах светились красным.

– Волоты! Волоты! – закричали на стене. – Вот это да!

– Да кто ж знал, что они существуют!

– Откуда же взялись!

– Из Кощеева Подземья самого!

– Из Волотовых гор!

– Смотри, смотри – мужики каменные!

Волотовы горы, вспомнила Елена. То самое место, куда ушли Салтан и Гвидон, где они погибли, по уверениям Кикниды.

Топча остатки горящей башни, трое волотов выступили навстречу витязю, и у Елены оборвалось сердце: таким маленьким он казался перед этими живыми громадами. Витязь смело устремился к чудовищам, воздев меч. Волоты хватали горящие бревна и швыряли в него, он или уворачивался, или отбивал их мечом. Вот он ударил с коня одного волота по плечу, и тот рухнул, как упавшая скала, еще в падении раскалываясь на части. Потом второй. Остался самый мощный. Этот был не чета другим: обликом он напоминал человека, только слишком большого, и если бы не угли, пепел и копоть, покрывавшие буровато-смуглое тело, он был бы даже красив. Одежда, если она на нем и была, давно сгорела. Подхватив горящее бревно, волот бросил его в витязя, тот увернулся и погнал коня, пытаясь зайти врагу сбоку.

В это время сверху раздался трубный птичий крик. Белая лебедь пала с небес – прямо на волота. Он тяжело поднял голову, а она села прямо на его лоб, взмахнула крыльями… и волот исчез, а прямо в воздухе откуда-то взялся огромный черный орел. Он неуклюже махал крыльями, падая и пытаясь удержаться, встать как следует на крыло. Лебедь носилась кругами над ним, трубно крича. Ошарашенные люди могли только наблюдать за этими страшными чудесами, не пытаясь вмешаться.

Всадник устремился к птице, пытаясь достать ее мечом, но орел успел рвануть вверх, и острие меча скользнуло под самыми его ногами. Справившись с собственными крыльями, орел стал набирать высоту.

– Бей! – закричал со стены Васька, и сам быстро сделал знак стрельцам, чтобы ему подали пищаль.

Пока заряжали и устанавливали пищали, орел и лебедь унеслись далеко. Несколько пуль полетели им вслед, но без толку.

Васька целился дольше всех, и когда уже казалось, что стрелять нет смысла – выстрел прозвучал. Громадный орел дернулся в воздухе и начал падать, переворачиваясь. Над стеной взмыли ликующие крики, но смолкли: чуть не у самой земли орел выровнялся и стал опять набирать высоту. Крылом он двигал так тяжело и неловко, что было ясно – серьезно ранен. Стрельцы вокруг Васьки опять закричали, замахали шапками, полковник Никанор потрепал его по окольчуженному плечу. Васька, не замечая этого, продолжал напряженно следить глазами за орлом. Набрав было высоту, тот опять стал снижаться, не в силах одним крылом одолеть земную тягу. Но обе птицы были уже далеко и вскоре скрылись в стороне моря.

Выстрелы отзвучали, и теперь тишину нарушал только треск горящей башни. Дым и тучи искры летели вверх, доставали и до стены, но ни одного живого врага поблизости от стен Деметрия-града не осталось.

Поглядев на поле, Елена увидела, что вслед за всадником со стороны храма приближается целый отряд человек из сорока. Впереди шел воин в зерцальном доспехе, в шлеме, с саблей на боку. Лица под шлемом было почти не видно, но что-то толкнуло Елену в самое сердце. От прихлынувшей надежды – веры, уверенности, – в груди стало сладко и больно.

Не промедлив, она пустилась бежать – по стене, к башне над воротами, вниз по лестнице, огибая стрельцов и мужиков, побросавших свое разнородное вооружение. Ноги несли ее, как невесомую тень, и при этом было чувство, что если надежда обманет, она тут же упадет мертвой.

Отряд тем временем подошел под самые ворота.

– Здрав будь, Деметрий-град! – знакомым всем здесь, хоть и подзабытым голосом крикнул воин и снял шелом. – Узнаешь меня? Это я, Салтан Салтанович, государь твой законный. Отворяй!

Ворота уже скрипели, тяжелые, высокие, обитые железом створки ехали внутрь. Щель все ширилась. И когда она стала достаточно широкой, Салтан увидел, что сразу за воротами стоит молодая женщина в ярко-красном царском платье, в сияющем венце под белым покрывалом. Ее руки в широких рукавах были распростерты, как огненные крылья. И ярче самоцветов венца сияли ее синие глаза.

– Елена…

Салтан отдал шелом кому-то рядом и шагнул к ней. Елена сделала несколько торопливых шагов навстречу и упала в его объятия.

И полетел над Деметрием-градом ликующий колокольный звон, разнося самую желанную для народа весть – государь вернулся!

Глава 29

Кругом было темно, только лужи отсвечивали стеклянистым, ледяным блеском. Пробираясь по низким, топким берегам, Смарагда то и дело проваливалась – хорошо если по щиколотку, а то и по колено. Провалившуюся ногу влажный, вязкий холод охватывал так плотно, словно ее уже заглотил какой-то нижний червь. Содрогаясь, Смарагда бросала вниз жгучие огоньки с ладони и выдергивала ногу. Порадовалась мимоходом, что сейчас на ней платье из беличьей шкурки – холодно, зато легче идти.