Но почему все так случилось? Пушкин, живя в эпоху традиционной культуры, не мог не знать обо всех этих запретах, и тем не менее заставил девушек прясть, а царя жениться за девять месяцев до конца сентября. В тексте сказки это никак не объясняется. Можно представить следующее (если военная необходимость не требовала немедленно отъезда Салтана из дома): наилучшим временем для свадеб считался зимний промежуток между Рождественским постом и Масленицей. Допустим, молодому царю пришла пора жениться. Он знает, что после Крещения ему устроят смотрины: перед ним выстроят шеренгу из девушек и ему нужно будет каждую невесту оценить за пару секунд, чтобы выбрать любовь на всю жизнь. Вот он и производил предварительную разведку, это вполне логично. Всеобщий разгул и бесчинство Святок давал ему хорошую возможность пообщаться с девушками в неформальной обстановке. И вот он нарвался на трех девушек, которые не ходят с ряжеными, не играют в игры, а занимаются самым обыденным делом – прядут. Опрокидывают обычай, который сам опрокидывает повседневность. Если вдуматься, это должно было шокировать. В такое время они не просто пряли – они тянули нить судьбы, принимая на себя работу богини.
В результате этого странного колдовства родился Гвидон – божественное дитя, выросшее мгновенно. Таких героев в сказке много, в том числе и тот Бова-королевич, из длинной повести о котором Пушкин взял имена Салтана и Гвидона. Но Бова и прочие дети-герои рождались для того, чтобы воевать с врагами и одерживать победы. Гвидон же у Пушкина пассивен. Он только принимает дары судьбы, а сам совершил лишь те «подвиги», когда укусил своих теток в глаз, да и то в облике насекомого. Явно же он был рожден не для этого? А для чего?
Разбор возможных причин и следствий этих странностей привел к формированию сюжета, который, как мне кажется, заслуживает быть изложенным подробно.
Скажем немного о самом неоднозначном образе пушкинской сказки – бабы Бабарихи.
Статус этого персонажа у Пушкина четко не определен: она называется «сватьей» – не указано чьей, и «старой бабушкой» Гвидона. Сватьи – это вообще все родственники через чей-то брак. А слово «бабушка» в данном случае надо понимать не как родительницу отца или матери, а как повитуху. В народной традиции повитуха называлась бабкой, сам процесс ухода за роженицей и младенцем – «бабить». «Идти бабить» – помогать при родах.
И это значение выводит на аналог образа, который и так достаточно очевиден. Аналог этот – не кто иной как Баба-Яга. Научные исследования [10] показывают, что в сказках в ряде случаев Баба-Яга навязывается в повитухи рожающей царице, после чего начинает творить зло:
– подменивает чудесных детей царицы на уродливых чад своей дочери, котят, щенков;
– добивается, чтобы Иван-царевич избавился от жены и детей;
– женит Ивана-царевича на себе или своей дочери.
Вполне очевидно, что эти схемы народных сказочных сюжетов повлияли на Пушкина. Именно эти поступки и совершает Бабариха, коварная разлучница. Она не подменивает Гвидона, чудесного ребенка, щенком фактически, но совершает этот подмен в глазах Салтана, которому отправляет весть про «неведому зверюшку»; ей не удается подтолкнуть Салтана к решению избавиться от жены и ребенка, но она делает это как бы от его имени. Она не пытается женить Салтана на себе или своих дочерях, и это, кстати, лишает ее злобу мотива – чем ей-то выгодна гибель царицы? Зато сестры царицы при Бабарихе играют роль как бы ее дочерей, и даже их одноглазость, хоть и приобретенная, указывает на них как на монстров с того света. Если бы Бабариха попыталась женить Салтана на ткачихе или поварихе, стало бы окончательно ясно, чьей родней они были по сюжетной схеме.
Даже имя ее отчасти указывает на источник: Баба-Яга – Баба-риха. Назови ее Пушкин, скажем, «сватья баба Ягигиха», ситуация окончательно прояснилась бы. А так ее ничем не мотивированная злоба несколько подвисла…
Вот соображения, которые вдохновили меня на первый в моей жизни фанфик (а вообще это у меня 58-й роман). Сейчас очень популярно направление «ретеллинг», то есть пересказ старых сюжетов на новый лад, особенно русскихславянских. И это очень показательное явление: потребность в таком пересказе возникает, когда привычка к старым сюжетам сильна, но старые смыслы уже человека не удовлетворяют. Я надеюсь, что история истинного взросления Гвидона и его обретения настоящего богатырского статуса соединяет в себе и традицию, и современность.
Идея об Акритовом мече, спрятанном в церкви, основана на трех памятниках средневековой литературы. Во-первых, это византийский роман «Девгениево деяние», где отрок царского рода, Актит Девгений, совершает богатырские подвиги на охоте. Во-вторых, «Повесть о Петре и Февронии муромских», где юный князь Петр при помощи ангела находит в церкви «Агриков меч» для борьбы с летучим змеем, скорее всего, меч того самого Акрита. В-третьих, это народная «Повесть о Бове-королевиче», где герой случайно нашел меч-кладенец прямо в углу темницы, куда его заключили враги.
Автор выражает благодарность Владимирскому Михаилу Юрьевичу, кандидату исторических наук, за ценную помощь в работе над книгой.
