На золотом крыльце 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович

— Я понятливый, — кивнул я. — Ложитесь на диван, будем разбираться.

* * *

У него там был сад с херувимчиками. Натурально!

Пышные кусты со свисающими до земли ветвями, покрытые капельками росы. Розарий с благоухающими бутонами. Какие-то дорожки мраморные, фонтаны с жемчужными струями, все очень просторное и хаотичное. И ангелочки, пухленькие, в набедренных повязках и с книжками в руках, порхают! Чисто как на фресках Рафаэля. Вот это — матерая дичь, на самом деле!

— Так! — сказал я. — И как тут порядок наводить? И как тут страхи искать? Здесь же сплошная лепота и благорастворение воздухов!

Я побродил туда-сюда некоторое время, разглядывая всю эту идиллию, подышал ароматом роз, послушал пение райских птичек и журчание фонтанов и взбесился окончательно. Это ж надо, как у него в башке-то нагажено? Вдохнув побольше воздуха, я рявкнул, подражая рыку поручика Голицына:

— Р-Р-РОТА-А-А!!! СТРОЙСЯ!

Херувимчики заполошно хлопая крыльями принялись слетаться ко мне со всех сторон, сталкиваясь своими пузиками и ляжками.

— Р-равня-а-айсь!… А-а-атставить! — я прошелся вдоль строя ангелочков.

Каждый из них сжимал в руках книжку. Это у Иванова библиотека такая была, подумать только! Его библиотека порхала в эмпиреях на руках у барокковых херувимов!

— По команде «Равняйсь» все, кроме правофлангового, поворачивают голову направо. Правое ухо выше левого, подбородок приподнят! И выравниваются так, чтобы каждый видел грудь четвертого человека, считая себя первым, — понятно? — я видел, что им нифига не понятно, но уже сам тот факт что многие сотни ангелочков теперь выстроились стройными рядами, а не наводили суету в небесах, меня утешал. — Итак… Равняйсь! Нормально, нормально… Смир-р-р-рна! Всем, кто имеет в руках сведения о боязни путешествий господина Иванова — выйти из строя. Те, кто держит в руках книги про походы, поездки, дальние странствия и тягу к перемене мест — стать в первую шеренгу… Мы еще из него кочевника сделаем, если он так просит…

С десяток ангелочков переминались с ноги на ногу с фолиантами в руках прямо передо мной. Я стал по очереди брать у них книги и просматривать оглавления.

— «Крушения поездов, авиакатастрофы и автомобильные аварии» — это не то… «Случаи захвата заложников в общественном транспорте» — тоже не подходит, слишком рационально… «Проблемы с контролем, когда играешь роль пассажира» — слишком занудно… О! «Бабушкины изречения про путешественников!»- я выхватил из рук самого тощего херувимчика замусоленную книженцию и стал листать ее, выхватывая глазами цитаты. — «Иосиф Маркович, подлец, бродяга!», «Будешь как сваха переездная!», «Ни кола, ни двора!», «По горам, по долам!», «Тоже мне, придумал — изучать флору и фауну Крыма!», «Голь перекатная!»

И все — с восклицательными знаками. Золотыми буквами на глянцевой бумаге, в книге формата А2. Как только этот херувимчик таскать ее не задолбался?

Это точно было оно. По всему выходило, знаменитому эстету, когда он был маленьким, бабуля здорово капала на мозги. Дедушка-то его покатался по миру знатно: всю Европу объездил, Закавказье, Средиземноморье, посетил Иерусалим, а уж про Россию и говорить нечего. Вот она и дурила голову внуку своими заморочками, примерно лет с трех и до десяти. Мол, путешественники — это перекати-поле, оторви и брось, бездельники и никчемные люди. Я не я буду, если вычеркнув все эти чеканные формулы, мы не решим его проблему!

— Прощай, бабулина мудрость, — сказал я.

Щелкнул пальцами, высекая огонь, раскрыл фолиант и поднес его к огню. Страницы занялись неохотно. Ангелочек сел на траву и зарыдал.

— Да ладно! — похлопал его по плечу я. — Он сейчас странствовать отправиться, путевые заметки будут появляться огромными пачками. Станешь их хранителем!

Херувим повеселел, встал и подбоченился. Я почесал затылок, и вдруг решил похулиганить. В конце концов — Иванов — взрослый человек, сам решил, что ему пора в путь… А потому, вот что:

— Что вы все молчком да молчком, ребята? Хотите, я вас песенке научу? Итак, автор — Бильбо Бэггинс, хоббит…

— Хоббитцев не бывает! — пискнул тот самый тощий, у которого я отобрал книжку.

— Гос-с-поди, лучше бы ты молчал, честное слово! — вздохнул я. — Слушаем и запоминаем!

И продекламировал:

— Бежит дорога все вперед.

Куда она зовет?

Какой готовит поворот?

Какой узор совьет?

Сольются тысячи дорог

В один великий путь.

Начало знаю; а итог —

Узнаю как-нибудь!

Я был уверен — уже завтра Всеслав Святославович отправиться как минимум в Новую Зеландию. Главное, чтобы котика не забыл мне отдать.

* * *

Глава 23

Трансформация

в течение дня перечитаю и поправлю

Котик получился плюшевый. Бёземюллер долго ругался, пыхтел и фыркал, когда я попросил его сделать котику шерстку и мурчало, а потом сказал:

— Я по растениям, понимаешь? Я животными не управляю и алопецию лечить не умею! Хочешь — у него будет плюш, типа как у камыша?

— У рогоза! — подал голос с кровати Тинголов.

— Наверное, плюшевый котик — это лучше чем голый металл, — согласился я, хотя был до конца не уверен.

В общем, к утру третьего дня, когда с утра должен был прийти к воротам Хурджин, а к вечеру — приехать Эля, у меня было чучелко рыже-коричневого котика. Приятное на ощупь и на вид существо, внутри которого готово было забиться магомеханическое сердце, как только в кристалле появится подходящий дух. Я сунул его в карман и побежал к воротам, потому что туда уже долбил кто-то огромный, и слышались протестующие возгласы Кузевич-Легенькой — она дежурила на КПП.

— Это ко мне, Анастасия Юрьевна-а-а-а! — закричал я издалека, торопясь изо всех сил.

— Титов! — всплеснула руками психолог и педагог организатор в одном лице. — А администрация в курсе?

— Да, да! Это же Хурджин, он у нас в мае духов ловил, помните? Он эманации проверить должен, во избежание повторного инцидента! — я нарезал эту дичь смело.

Почему? Потому что тролль сам лично позвонил в приемную и договорился о своем визите. У него даже командировочное было, из Орды, за подписью Бабая Сархана и с Большой Круглой Печатью с растопыренной пятерней. И приписка — «поставить на харчевое довольствие».

В общем, Хурджина запустили в кампус, и он изобразил элегантный поклон, а потом совершенно неожиданно и очень ловко взял Анастасию Юрьевну за ручку и поцеловал эту самую ручку.

— Мое почтение, — сказал он. — Так-то слишком прекрасный прривратник, как я посмотрю. Вашему мужу сильно повезло!

— Ага! — сказала Кузевич-Легенькая и захлопала глазами.

А потом тролль повернулся ко мне и сказал:

— Пошли, покажешь мне ту орчанку. С задницей!

Как будто бывают орчанки БЕЗ задницы!

— Фу! — фыркнула Анастасия Юрьевна нам в спины.

Конечно, сразу мы пошли не в столовую, а в каморку Людвига Ароновича. Он там как раз заканчивал паять гнездо для магического кристалла, который одновременно послужит и батарейкой — накопителем маны. Такие накопители подпитывались только и исключительно хозяином, и другого питания фамильяр не признавал. Поэтому «оживлять» котика будет уже сама Эля!

— Кхазад! Открывай! — с грохотом постучал в дверь каморки Хурджин. — Олог-хай пришел.

— Химмельхерготт! — заорал с той стороны Лейхенберг. — Ща-а-а-ас как я достану мой вундерваффише флюгегехаймен, из которого я ОБЫЧНО убиваю великанов!

— Что тако флюгегехаймен? — с ужасом прошептал тролль.

— Что-то пугающее? — предположил я, а потом крикнул: — Аронович, это мы! Это наш олог-хай, он свой!

— Свой олог-хай для гнома представляет собой пресс-папье в виде черепа на письменном столе или верстаке, — пробурчал гном, открывая гном. — Проходите.