На золотом крыльце 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Мы затолкались в столярку, и там совсем не осталось места.

— Вот! — сказал Людвиг Аронович и ткнул пальцем в котика на верстаке. — Плюшевый кот. С открытым пузом. Нужно взять вот кристалл, сунуть туда духа, вложить кристалл в пузо, закрыть пузо. И потом подождать, пока хозяин… Хозяйка! Пока она даст немного маны. Мурчало, кстати, я встроил, будет очень мелодично, бархатно. Тоже — на магической тяге. Ну что, блауеркрафтигедудль, камлать будешь?

— Не, — сказал синий великан и извлек откуда-то из штанов бутылку. — У меня так-то с собой.

И поболтал сосудом в воздухе. Там что-то возмущенно забулькало.

— У меня тут яогай! — заявил тролль. — Но он безобразничать не будет. Он хозяйку свою любить будет до умопомрачения, и вести себя как самый милый в мире котик. Иначе я ему его призрачный глаз на его призрачную жопу натяну. Смекаешь?

Он снова энергично потряс бутылкой. Оттуда забулькало очень покладисто и даже умоляюще.

— Смотри у меня! Я заветное слово на бумажке написал, и ты его девушке передай, пусть перед тем как ману закачивать его на ушко котику прошепчет, чтобы эта зараза притворялась как можно более естественно. Все получится, я те говорю. Не сомневайся! — заверил меня тролль. — Дава-а-ай сюда кристалл.

Синий исполин зубами выдернул пробку, тут же сунул в горлышко бутылки кристалл, и неведомый яогай со свистом всосался в розовые кристаллические глубины. Хурджин двумя пальцами запихал кристалл внутрь котика и сказал:

— Внутри яогай! Так-то паяй!

— Покомандуй мне, — зыркнул на него гном злобно и стал демонстративно шарить под верстаком — Где-то тут был мой флюгегехаймен…

— Не это! Не того! — запереживал громадный тролль. — Мы уже пойдем. Миха, давай мы пойдем эманации искать?

— Йа-йа! Идите. Там в столовой макароны по-флотски дают и салат «Белоснежка». Очень приятный! — закивал бородатой головой столяр-артефактор и склонился над котиком. — Не мешайте работать. Потом заберешь, с инструкциями, мин херц!

Мы вышли из каморки и тролль прошептал, озираясь на запертую дверь:

— Миха, никогда не верь кхазадам. У них в черепушке насрато, я точно знаю! Под столом у него — флюгегехаймен, а салат — «Белоснежка», очень приятный, понимаешь? — тролля передернуло. — Извращенец! Я этих подгорников на Кавказе навидался. Мы с Железноводскими гномами всегда враждовали, у нас с ними были разногласия по земельному вопросу… Пошли лучше в столовой эманации макарон по-флотски изучать. Я отсюда чую — там рожки с говядиновым фаршем и помидорным соусом. Я съем одно ведро! Или даже два!

Он так и сказал — «с говядиновым». А я что? Я тоже макароны по-флотски люблю! Да и вообще — когда нервничаю, то хорошо покушать — очень помогает.

А я нервничал. Почему? Потому что как там справился Бабай? Как там Эля доедет? Как она вообще вернется и как будет на меня смотреть? Последние дни, после ее дня рождения, мы общались мало, только короткими сообщениями — текстовыми и голосовыми, и мне ничего было не понятно. А когда мне непонятно — я дергаюсь. Там у нее все происходит, а я тут тупею, в этом колледже!

Сидеть на лекциях без Ермоловой было скучно, тренировки тоже особенного драйва не добавляли. Новые возможности как настоящего мага, конечно, интересовали меня очень сильно, но в целом — никакого такого особенного чувства, чтоб я молнии из задницы пускать начал от гордости или там вырос внутрь и над собой, я не ощущал. Тем более — пока я еще не раскочегарился: крыша над Башней на Тверской,1 стала моим пределом, мост развести я вряд ли бы сумел. Варианты проверить были: в Ингрию я ездил четыре раза, на эти самые кровельные работы, ну и в чердаке кое-кому библиотеку поправить, по Гутцайтовым наводкам.

Но больше времени проводил в кампусе: все-таки я, в первую очередь, студент, а потом уже все остальное!

И постоянно, постоянно я пялился в телефон: а вдруг — напишет? А вдруг — позвонит? Я Ермоловой даже конспекты фоткал и отправлял, и писать старался разборчиво, хотя и понимал, что глупости это — у нее видеотрансляция была с каждой лекции, а с практикой вроде как дедушка помогал, он был человек образованный, в Академии учился… В общем — выкручивало меня без Эльвиры, вот и все. Я только в эти несколько дней после Инцидента понял, как сильно к ней привязался.

Мы с троллем обошли территорию кампуса на предмет эманаций и поймали одного только несчастного блуждающего духа, который, оказывается, уже пару лет жил в трансформаторной будке.

— Нет уж, другой мой ситный, — погрозил ему пальцем Хурджин. — Так-то полезай в бутылку. Мне для отчетности надо! Или схожу за инструментами и настучу тебе в бубен! Не схожу, думаешь? А что тут идти? Двести километров всего!

С тяжким вздохом бедолажный призрак неопределенной формы и социального положения залез в бутылку, где не так давно сидел яогай, что бы это ни значило. Я проводил Хурджина до ворот, поклявшись ему в вечной дружбе и заверив, что если что — так я сразу и непременно! И был совершенно искренним, что характерно.

— Задница у нее так-то посредственная, — заметил тролль напоследок. — У поварихи этой. Но макароны по-флотски — огонь!

— Гос-с-споди… — закрыла глаза ладонью Анастасия Юрьевна, чья дежурная смена еще не закончилась.

— Намариэ, ванима хери! — внезапно по-эльфийски попрощался тролль, взмахнул рукой и, пританцовывая, ушел в закат.

* * *

В пять часов вечера в Ингерманландии в конце ноября уже почти темно. Я замерз как собака — точнее, замерз бы, если бы не прикладная академическая магия. Я периодически щелкал пальцами, и на ладони моей начинал плясать огонек — небольшой, но горячий. Котенок лежал в одном кармане куртки, кристалл с яогаем — в другой, я ходил туда-сюда, ждал Элю, мерз, грелся и размышлял над собственным идиотизмом.

Наверняка есть академическая магия по физиологии! Что-нибудь из арсенала боевых магов или целителей… Если можно при помощи словесной формулы, жеста и концентрированного импульса маны зажечь огонь, то, наверное, можно разогнать организм чтоб он не мерз, укрепить мышцы, связки, усовершенствовать кожу — чтоб прыщи не лезли, например! Вот читаю-читаю книжки, а ума не прибавляется… На поверхности же лежит! Интересно — а наш Мих-Мих, он такое практикует или нет? Ведь если, например, укрепить себе кости, да так и оставить, то даже стационарный негатор под «Цесаревич-Ареной» этого не отменит! А с другой стороны — может оно как у киборгов: чем больше изменений в организме, тем меньше магии? Загадка, требующая немедленного решения… А нет, не немедленногог — наконец-то я дождался!

На сей раз Эльвиру к воротам доставил не Клавдий. И это было тоже очень любопытно! Вместо огромного ретро-электрокара на площадке у ворот появились… Ну как — появились? Спустились с небес — пегасы! Натуральные крылатые кони, и всадники — в папахах, черкесках, с башлыками, которые трепетали на ветру, как будто и сами эти статные люди были крылаты…

Копыта ударили по асфальту, один из конников спешился — седой, плечистый мужчина в черной черкеске с газырями и с серебряной шашкой на поясе, он что-то выкрикнул, и пегасы сложили крылья. Я увидел Элю — она по-мужски сидела в седле гнедой изящной кобылы, одетая в замшевую приталенную кожаную куртку, такие же штаны в обтяжку и сапоги до колен. Похоже, там, наверху, во время перелета, ей было не холодно — работала какая то родовая магия? Когда седой аристократ подал девушке руку, та оперлась на нее и ловко спрыгнула на землю. Их фамильное сходство было очевидно: я сейчас смотрел на главу клана уазданов Кантемировых!

Пока Ермолова общалась с дедом, всадники доставали из седельных сумок ее багаж.

— Откройте, я помогу с вещами, — попросил я Витал Наталыча — нашего препода по начерталке, который сменил, наконец, дежурившую почти весь день Кузевич-Легенькую.

Тот пожал плечами: он узнал Элю, так что привел в действие артефакторный механизм ворот, створки начали отворяться. Я протиснулся между ними, как только появилась такая возможность, и сказал: