Этот большой мир — 6. «Дети Галактики»
ЭПИГРАФ
В свой звёздный путь когда нибудь
сподоблюсь плыть и я,
познав Космическую Суть
и Вечность бытия…
А. Алфёров
Звёзды встретятся с Землёю расцветающей
И на Марсе будут яблони цвести!
Е. Долматовский
Часть первая
«Как аргонавты в старину…»
I
В кабинете — просторном, с тёмной дубовой мебелью и тяжёлыми бархатными портьерами на окнах — царил полумрак, едва рассеиваемый настольной лампой. Круг света ложился на зелёное сукно стола, на начищенную бронзу письменного прибора, на курительную трубку с изогнутым чубуком, лежащую поверх папки для бумаг перед хозяином кабинета. Отсветы играли на золотом плетении погон на плечах кителя, на Золотую Звезду на груди.
— Скажи, Лаврентий, а ты уверен, что учёные не ошибаются? А то поднимем шум на весь мир, а у них потом ничего не выйдет?
Сидящий напротив человек, одетый в тёмный гражданский костюм с белой рубашкой и галстуком, снял пенсне, долго его протирал, потом снова водрузил на нос — крупный, мясистый, слишком прямой для уроженца Грузии.
— Когда речь идёт о научных исследованиях, тем более таких, уверенности быть не может в принципе. Да и учёные ничего и не гарантируют, только твердят наперебой, что в случае успеха перспективы откроются грандиозные. Что до шума — я полагаю, Иосиф Виссарионович, что это последнее, что нам нужно. И американцам тоже — с их-то пронырливыми газетчиками! И если мы сумеем договориться, я бы включил в договоренность условие полной секретности. Хотя бы на первое время.
Мужчина в мундире генералиссимуса — на это указывали золотые погоны с большой звездой и гербом СССР — встал, прошёлся по кабинету. Его собеседник остался сидеть, не отрывая взгляда из-за стёкол пенсне. Сталин вернулся к столу, взял трубку — известный всему миру классический бент с чубуком, изогнутым под углом сорока пяти градусов, — и принялся чистить её чашку крошечной блестящей лопаткой.
— Подобные дела любят тишину, и в особенности на этапе предварительных договоренностей. Одно неосторожно вылетевшее слово, просочившееся сообщение — и всё, замысел сорвётся, так и не начавшись. Американцы понимают это не хуже нас — вспомни, какую завесу секретности они создали вокруг своего атомного проекта!
Сидящий издал короткий смешок.
— Тем не менее, мы сумели проникнуть через неё!
— Тем больше причин быть осторожнее. Я понимаю, что рано или поздно об этом станет известно, но чем дольше мы сможем сохранять секретность, тем лучше.
— Согласен, Иосиф Виссарионович. Уж очень высоки на этот раз ставки. Пожалуй, не меньше, чем тогда, с атомной бомбой.
— Больше, Лаврентий, гораздо больше. Тогда речь шла о выживании нашего государства, а сейчас мы без преувеличения можем проложить путь, по которому человечество — всё человечество, не только мы и США! — будут идти даже не годы, а века! Вряд ли мы с тобой до этого доживём, но если учёные не ошибаются, то лет через тридцать-сорок весь мир изменится до неузнаваемости!
Сидящий покачал головой.
— Значит, решение принято?
— Да, Лаврентий, принято. Пообещаем американцам передать всю имеющуюся у нас информацию по гобийской находке вместе с материалами по расшифровке символов, нанесённых на её поверхность, в обмен на их содействие, прежде всего, научное и техническое, в продолжении исследований. И, разумеется, попросим поделиться материалами по этому их проекту…
— «Рейнбоу», Иосиф Виссарионович. По-английски это означает «Радуга». Они успели провести опыт, закончившийся исчезновением целого эсминца… Но стоит ли заострять на этом внимание? Материалы у нас и без того имеются, включая киноплёнку с записью, сделанной в ходе эксперимента. Да вот, смотрите…
Он встал и с громким щелчком повернул верньер на панели телевизора — громоздкого, в деревянном корпусе, с маленьким выпуклым экраном. Экран засветился, пошёл полосами, и на нём возникло изображение военного корабля. Некоторое время ничего не происходило, потом судно оконтурилось пучками лучей и исчезло, оставив пустую водную гладь.
— Любопытно, весьма любопытно… — Сталин отошёл от экрана и постучал трубкой о край пепельницы, выбивая остатки нагара. — А материалы у американцев запросить всё же надо, сможем сверить их с теми, что у нас уже имеются. И надо предложить Трумэну в самое ближайшее время буквально создать объединённую группу из советских и американских учёных, которая в будущем перерастёт в совместный проект по исследованию этого… как его…
— «Звёздного обруча». Учёный-палеонтолог, который его обнаружил, именно так назвал свою находку.
Сталин убрал блестящую штучку, извлёк из коробки «Герцеговина Флор» папиросы, распотрошил их и принялся набивать трубку. Берия терпеливо ждал — он давным-давно усвоил, что прерывать это священнодействие не следует.
— Какой романтичный товарищ… Хорошо, пусть будет «звёздный обруч». — вождь справился, наконец, с процедурой набивки, но раскуривать трубку не спешил, держал её, зажав чашу в ладони. — Начинай, Лаврентий. Вячик посодействует по линии МИДа. Главное сейчас — договориться с американцами негласно, так сказать, доверительно.
— Доверительно? — ироническая усмешка на тонких бледных губах. — Это с американцами-то?
— Ну, во время войны нам это удавалось, особенно когда Рузвельт не соглашался с Черчиллем. Важно, чтобы интересы совпадали — а если ты прав, сейчас именно такая ситуация. И тогда участники этого судьбоносного проекта и всё человечество смогут получить доступ к звёздам. И, главное — надолго, а может, и навсегда забудут о войнах и противостоянии здесь, на Земле. Не так ли, Лаврентий?
Берия кивнул.
— Именно так, товарищ Сталин. Осталось убедить в этом Трумэна. К сожалению, он настроен по отношению к СССР не настолько доброжелательно, как его предшественник.
Генералиссимус чиркнул спичкой по вставленной в бронзовую подставку коробке и поднёс огонёк к трубке. По комнате поплыл голубоватый ароматный дымок.
— Да, Рузвельт наверняка по достоинству оценил бы открывающиеся перспективы. И всё же, не стоит начинать такое грандиозное дело с попыток ловчить, обманывать будущего партнёра. Этим мы мало чего добьёмся, только заложим фундамент для будущих разногласий и, в итоге, неизбежного краха всего проекта. История… — он выпустил клуб табачного дыма. — История, Лаврентий, не простит нам, если мы упустим такой шанс для всего человечества!
Кадр снова сменился — вместо сталинского кабинета на экране замелькали финальные титры на фоне интерьеров «ближней дачи». Здесь они знакомы многим, в резиденции отца народов, как и перед Мавзолеем, принимают в пионеры — а вот я за все эти годы так и не удосужился там побывать. В «той, другой жизни» этого музея попросту не было… или был? Не знаю, не помню, да и неважно это было… тогда.
— Уже третий фильм на эту тему за последние пару лет. — заметил отец, складывая «Правду». Недельная программа передач, напечатанная, как всегда, на последней газетной полосе, пестрела карандашными пометками. — «И когда он успевает смотреть телек? — удивился я. — Хотя, что ещё делать вечерами? Мать в командировке, с друзьями и на работе хватает общения, благо, почти все они трудятся здесь, в Центре подготовки или в королёвском филиале ИКИ. Вот и остаётся проводить долгие вечера перед голубым экраном — в одиночку, или как вот сегодня, вдвоём с сыном, заглянувшим в кои-то веки на огонёк…»
— Четвёртый. — ответил я. — Ты забыл американский сериал о проекте «Великое Кольцо» с Шоном Коннери в роли директора НАСА. И ещё, вроде, французы совместно с «Мосфильмом» собираются снимать полнометражную картину об истории гобийской находки, первого «звёздного обруча», но она ещё когда выйдет…
