Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

Выпущенный из мортирки гарпун ударил туда, куда я и целил — в основание большого тёмного камня, выделявшегося на светлой поверхности. Я подёргал линь, убедившись, что якорь взял грунт, бросил взгляд на счётчик — сорок метров, как я и прикидывал… Буксировщик тем временем отплыл назад, натянув до упора линь, после чего несильный рывок заставил его двинуться в обратную сторону — так же неторопливо, не более полуметра в секунду. Я нажал кнопку на рулетке, моторчик зажужжал и буксировщик, увлекаемый натяжением тонкого тросика, поплыл к астероиду.

— Это он самый и есть… этот ваш сверхтяжёлый?

Оля протянула пальцы к лежащему на предметном стекле кусочку металла — и остановила их в нескольких миллиметрах. На гранях кристалликов, составляющих его поверхность, играли крошечные звёздочки — отблески газосветных ламп под потолком лаборатории.

— Именно. — я кивнул. — Самый плотный из всех известных на настоящий момент химических элементов, семьдесят пять и три десятых грамма на кубический сантиметр. Золото, для сравнения — лишь девятнадцать и три десятых, а осмий, самый плотный из известных науке стабильных элементов, чуть больше двадцати двух с половиной. То есть полигимний — так официально называется этот элемент — в три с половиной раза плотнее!

Оля решилась и притронулась к образцу — очень осторожно, самыми кончиками пальцев.

— Холодный… — сказала она. — И чем же он так уникален, что понадобилось лететь за ним за половину Солнечной системы?

Я улыбнулся. Сложно было предположить, что на борту «Арго» найдётся кто-то, не осведомлённый во всех деталях о цели экспедиции и предполагаемой важности её для земной науки вообще и тахионной физики в частности. Но Олю, похоже, больше интересовали рецепты первых и вторых блюд, приготовляемым корабельным камбузом. А так же особенности подкормки и прополки кустиков, трав и прочей флоры, произрастающей в рекреационном отсеке.

— Потому он и холодный, что такой уникальный. Практически все элементы тяжелее упомянутого уже осмия, к примеру, родий или уран, в той или иной степени нестабильны. Если потрогать, к примеру, брусок урана или плутония — если, конечно, найти безумца, готового решиться на такой опыт, — то ощутишь тепло, прямое следствие радиоактивного распада, идущего в массе металла. Образец же полигимния холодный, в чём ты только что и убедилась. Что до прочих свойств — то это тебе лучше объяснит Валера Леднёв, когда мы с ним встретимся, разумеется. Он считает, что полигимний в таких количествах, позволит создавать «космические батуты» нового типа, мало отличающиеся от инопланетных «звёздных обручей», что откроет для человечества дорогу к звёздам.

— Да, я читала его статью в «Вестнике Внеземелья». — сказала Оля. — Он предположил, что из всех обнаруженных «обручей» только тот, что нашли в Поясе, предназначен для перемещений между звёздами. Что же, он изготовлен из этого… полигимния?

Я покачал головой.

— Нет, разумеется, иначе он весил бы на несколько порядков больше. Валерка уверен, что полигимний используется в конструкции узлов, отвечающих за генерацию тахионных полей, создающих червоточины. И размеры этих червоточин — а значит, и расстояния, которые они позволяют преодолевать через подпространство — напрямую зависят от размеров этих узлов, а значит, и от объёмов используемого в них полигимния.

Оля задумалась.

— Значит в наших «батутах» его очень-очень мало?

— Его там совсем нет, тахионные поля генерируются в них другим способом, крайне энергозатратным, из-за этого «батуты» и нуждаются в ядерной электростанции. А вот «звёздным обручам» они не нужны — эти создания иного разума качают энергию прямиком из подпространства.

— Как установка, созданная французом Гарнье? Та, из-за которой случилась катастрофа в Японии?

— Нечто вроде того. — согласился я. — Но у Гарнье, как ты понимаешь, не было полигимния, он даже понятия не имел о его существовании, и потому пришлось ему идти другим путём. Громоздким, ненадёжным и к тому же опасным — результатом чего и стало ЧП на острове Сикоку.

Оля осторожно, двумя пальцам взяла приподняла образец. Точнее, попыталась приподнять — брусок, несмотря на её усилия, не сдвинулся с места ни на миллиметр.

— Какой тяжёлый! Наверное, в нём килограммов… уж не знаю, сколько!

— Больше семи. — улыбнулся я. — Сможешь поднять двумя пальцами ведро с водой? Вот именно это ты сейчас и попыталась проделать.

Она с опаской поглядела на образец и на всякий случай убрала руки за спину.

— Но ведь тяжёлые металлы — осмий, иридий, да хотя бы уран с радием — они ведь содержатся в земной коре, хоть и в ничтожных количествах, так?

— Так. — согласился я. — И получить их в очищенном, первозданном, так сказать, виде — сложный, громоздкий и длительный процесс.

— А здесь можно добывать этот полигимний как уголь в карьерах, открытым способом, как это делают у нас на Донбассе…

Я кивнул. Оля, прежде чем оказаться в московской школе, где мы с ней и познакомились, несколько лет прожила с родителями в Ворошиловграде[1].

— Да, и это самое поразительное. Астероид состоит из почти чистого полигимния более, чем на три четверти — потому, собственно его и заметили. Остальное — это слежавшийся до каменной твёрдости слой пыли, которую он притянул за то невообразимо долгое время, пока странствовал в межпланетном пространстве. Кстати, именно её пробы я брал сегодня на своём буксировщике — учёные полагают, что анализ состава этой пыли может пролить свет на происхождение Полигимнии.

Я перевёл дух. Собеседница терпеливо ждала продолжения лекции.

— Так вот, для своих достаточно скромных размеров гравитационное влияние, которое он оказывает на другие небесные тела, несуразно велико, и единственное объяснение тому — то, что сам астероид состоит из необычайно плотных элементов. В земных условиях таких до сих пор обнаружить не удалось, учёные до недавних пор вообще полагали, что их и быть-то не может…

— А сейчас — тоже полагают?

— Нет, разумеется, факты — вещь упрямая. Сейчас общепринятая точка зрения такова, что где-то за пределами современной периодической таблицы имеется своего рода «остров стабильности», — очень плотные, но стабильные сверхтяжелые элементы с номерами в районе ста шестидесяти четырёх и высоким атомным числом от тридцати трёх до шестидесяти девяти граммов на сантиметр кубический. Полигимний, около миллиона кубических километров которого висят в пространстве рядом с нашим «Арго», имеет ещё больший показатель, около семидесяти пяти граммов на сантиметр, и земным учёным ещё только предстоит выяснить, каким образом этот милый камешек вообще мог появиться на свет. А пока — наша задача заключается в том, чтобы наковырять как можно больше этого удивительного металла и отправить его на Землю.

Девушка удивлённо подняла брови.

— На Землю? Но ты же говорил, что Евгений Петрович…

— Именно. Сейчас придёт Андрей Поляков — и обсудим, что нам с этим делать…

— Помнишь, как мы беседовали вот так, втроём, в классе? — спросил капитан. — Ты на своём дне рождения познакомил нас с Юркой-Кощеем, Юлькой, Середой и остальными…

— … и мы с Андрюшей поняли, что хотим подать документы в юниорскую программу проекта, и решили сказать тебе! — подхватила Оля. Глаза у неё оживлённо блестели. — А ты ответил, что его и самого туда не взяли из-за той истории в Артеке, и ничем помочь не можешь…

Я припомнил тот разговор — он состоялся дня через три после моего пятнадцатого дня рождения, классе номер семнадцать на втором этаже седьмой московской школы. Это был кабинет литературы и русского языка, владения нашей классной руководительницы Татьяны Николаевны — и мы, как и прочие наши одноклассники, порой использовали его для приватных бесед. Помнится, в тот день Оля и Андрей задержались после уроков, намекнув мне, что есть важный разговор. Он тогда и состоялся — на ту самую тему, о которой и вспомнил сейчас наш одноклассник по 9-му «В», а ныне капитан тахионного планетолёта-буксира Андрей Поляков.