Первая несла за Иолантой её черный, как душа всех грешников, зонт на длинной ручке. Зонт легендарный, по слухам, способный противостоять не только солнечным лучам, дождю и граду, но и проникаюшей радиации, балистическим снарядам и даже выстрелу корабельного бластера в упор. Не знаю, не проверял, может и врут.
Другая горничная несла ту козырную Иолантину трость с палладиевым навершием в форме шара с картой её титульной планеты Коварол. Внутри трости спрятан от чужих взоров обоюдоострый композитный меч по имени Язык Зла. Могу подтвердить из личного опыта — язык этот у Иоланты весьма острый и злой.
Третья, аж наклонившись назад, шествовала, едва удерживая на поводках рвущихся вперед и роющих землю когтистыми лапами моих красноглазых раптусов, Юлия и Цезаря, в широких парадных шипастых ошейниках. Рапторов мы прихватили просто прогуляться, ну и подпустить пыли в глаза. Народ, собравшийся на нас поглазеть, от их сдавленного ошейниками рычания просто в стороны шарахался. На плечах раптусов сиял городской герб начертанный Иолантой лично, краской из собственного косметического набора.
Четвертая горничная невозмутимо и изящно, без малейшего напряжения несла на кончиках пальцев черный лаковый поднос с черными бархатными перчатками эрцгерцогини, украшенные сияющим на солнце бриллиантами. Вдруг потребуется какому хаму в бесстыжую морду перчатку кинуть. Не с руки же её сдирать?
Пятая горничная на похожем подносике и столь же непосредственной манере несла сияющий гранями узкогорлый кувшин с прозрачной, как слеза водой, и два тонконогих фужера. А то вдруг его Высочеству потребуется срочно горло промочить в общественном присутствии, а в гостях мы чужого ни-ни. Не пьем.
Народ, окружающий огороженную стражей баронов площадь, наш триумфальный парад тщеславия вполне оценил. Кто-то у входа в Ассамблею даже жвачку из распахнутого в изумлении рта выронил.
Такую церемонию не сочинить, даже специально, сплошная же артистическая импровизация на почти голом, так сказать, энтузиазме.
Привратники, согнувшись вдвое нечеловечески синхронно распахнули обе створки дверей Ассамблеи перед надвигающейся Иолантой без всякого стороннего побуждения, на одном сословном инстинкте и восхищенном энтузиазме. Она прошла внутрь, не одарив их даже намеком на внимание, как и ожидалось от столь высокопоставленной особы.
Пока внимание всех было отвлеченно на парад моделей, я спокойно и без шума покинул глайдер и поднялся по лестнице.
За мной скромно и не отсвечивая следовала Октавия с бомбой в стильном рюкзачке за плечами. Бомбой способной разнести и этот город и космодром и пол-планеты вообще…
Бдительный, как филин, Макс замыкал наше скромное шествие. Надеюсь, местные лестницы и перекрытия выдержат его вес, здание-то не новое…
— Ну ничего себе! Вот это явление! — приветствовал меня Питер Блейз в холле Ассамблеи. — Ну ты и выдал марш всех родов высокомерия!
— И тебе тоже привет, Питер, — пожал я ему руку. — Ну, а чего? Пусть знают наших. Имперский город растет и процветает, и это должно быть всем заметно.
— Где ты набрал столько сногсшибательных девиц? — весело поинтересовался Блейз.
— Не поверишь, — улыбнулся я. — Сами пришли. Ну, что, пошли в зал?
По флагам в холле вижу, что все бароны уже прибыли. Значит, и нам пора.
Зал совета отпирали только по особым случаям вроде нашего. Ну и еще раз в год когда в далеком прошлом планета подбивала итоги единого налогового сбора, который больше не проводился, каждый барон решал свои вопросы с князем на Орхидее в личном порядке. Теперь это был просто повод собраться и покалякать о делах наших скорбных. Я в этом зале оказался в первый раз.
Круглый зал. Под куполом наверху герб когда-то единой Герберы, плантарного графства на основе цветка той самой герберы. Так и будет там висеть, пока сам не обвалится.
На мраморном полу, внезапно, круглый стол, с разрывом. Стол в виде буквы С. Во главе стола, напротив разрыва, судя по гербу на спинке, место графа. Никем не занято, естественно. Слева, судя по знакомым и не довольным мордам, места баронов Западной Герберы, справа места для Восточной. На Восточной стороне полно свободных мест. Трудно и мало живут бароны Восточной Герберы почему-то. Климат, наверное нездоровый, население себе на уме, пустынгеры опять же…
Итак, слева у нас рыжим козырем старший Церберов лично. Виктор. Победитель, значит. С ним легко не будет.
Через кресло от него старший же Крестовский, знакомая недовольная морда. С угоном «Песца» прямо у него из-под носа мы ему знатную публичную плюху накинули. С ним сразу будет всё ещё сложнее. Учтем.
Барон Васильев. Врод бы я ещё не успел ему на ногу наступить, но смотрит на меня за компанию волком. Не похоже, что он будет придерживаться нейтралитета.
На этом с западом все. Там пустует место единственной баронессы на этой стороне, Дианы Мендес. Вся в делах и заботах, где-то торгует чем-то очень ценным, даже заместителя не прислала, ей не до нашей возни в герберской песочнице…
На восточной стороне собственно симметрично занято только одно место.
Мой старый знакомый барон Меркурьев, темноволосый, темнолицый, вспыльчивый. Жена ему изменяет, и это все знают, отчего барона все и бесит. Вот как сейчас. С ним тоже легко не будет, ведь он меня подозревает в том же в чем подозревает весь свет. Я даже уже сомневаюсь не следует ли мне предпринять некие минимальные усилия и эту репутацию на самом деле заслужить.
Остальные три места вакантны. Голос как минимум одного из свободных мест, которые занимать нельзя, контролирует Церберов. Перекупить его действительно по такому случаю, что ли? Всего-то пятьдесят миллионов просят, отдают практически даром, мда…
Одно место освободил я сам. Тут кислотный барон сидел. А теперь в пустыне лежит. И все за этим столом это знают. Тоже не накидывает очков в мою пользу. Вон как зыркают. Если бы взглядами можно было убивать, изрешитили бы уже мою тушку насквозь.
В общем не очень они хотели меня тут видеть. А хотели бы они меня по тихому где-то за городом закопать в пыльной канаве и забыть как страшный сон.
А вот хрен вам. От меня так просто не избавишься.
И тут еще две горничные Иоланты внесли в зал вслед за нами, то что Семеныч, впервые увидев и сдержав чувства обозвал губернаторским выездным походным троном. Его всю ночь готовили горничные Иоланты. Вкалывали не покладая рук. Получилось то еще изделие сумеречного сознания тронутое разлагающей гнилью готичненько интерпретированного рококо с налетом ампира.
Я назвал этот мебельное исчадие ада Чорной Табуреточкой.
Раскладное кресло с небольшим, но разнузданно декорированным в духе городского брендинга бадалхинчиком над ним. Получилось что-то вроде навороченного пляжного стула с навесом.
— А это что? — с непередаваемым выражением лица спросил Блейз.
— А это моя скромная табуреточка, — улыбнулся я. — Всё своё ношу с собой, понимаешь. А то вдруг ассамблейские лакеи забудут поставить к столу баронов лишний стул, с ними это же постоянно случается.
— Предусмотрительно… — пробормотал Блейз.
Горничные под остановивщимся взглядами онемевших баронов взяли под ручки кресло кислотного барона и оставили к стене. А на освободившееся место поставили мою Чорную Табуреточку.
На перекошенные морды баронов смотреть было тошно. Особенно когда я в эту вызывающую конструкцию уселся, прямо в середину, раскинул руки в расшитых золотом рукавах на подлокотники и ногу на ногу в черных ботфортах, блещущих отраженными бликами прямо по глазам дерзко закинул.
Иоланта присела на скромный надувной пуфик, установленный резвыми горничными справа от меня. Горничные выстроились позади нас, выставив свои преимущества самым вызывающим образом. Мои рапторы на поводке шумно дышали и роняли слюну на мраморный пол.
— Это ещё, что вашу гнилую гать, такое? — процедил Крестовский-старший, узрев моё скромное сидение почти напротив себя. — Ты чего себе позволяешь, Иванов? Это не твоё место. Твоё место вон там. У двери!
