Наследница чужих богов. Часть 2 (СИ) - Погорелова Галина

Надир ал Зивардэн, напротив, подходил для этой роли идеально. Третий по положению и силе ал-шаир халифата, более опытный, хитрый, всего на полтора века младше самого правителя, он воспринимал доставшееся ему место как унижение. С приходом к власти Давира, его постепенно оттеснили на задний план, лишили возможности влиять на ход внешней политики, не подпустили к армиям и флоту, напоследок отобрав законное право участвовать в Посвящении. А ведь из него вышел бы достойный претендент на престол. Отчим мог использовать амбиции Зивардэна и затаенную обиду, превратив их в оружие, и не важно, что главным виновником его унижения выступал именно он, а не Рэм.

Был еще Ино ал Ясирн. Слишком молодой и одухотворенный для высшей власти, мягкий, робкий, в чем-то женоподобный, он никогда не проявлял твердости характера, что зачастую делало его легкой мишенью для манипуляций. Халиф слишком хорошо приучил его к покорности за все эти годы, но именно поэтому его голос практически не имел веса.

И все же Рэм догадывался: ни Зивардэн, ни Ясирн, ни Мара не окажутся теми, кто нанесет по нему этот удар.

Даарон… Вот кому отчим отдаст это право.

Единственный равный ему в этом зале. Наследник. Отмеченный самим Единым, кто, как и он сам, был способен подтвердить свои слова обретенной силой. Именно он станет его обвинителем.

Двери зала совета распахнулись с резким металлическим звуком, что отозвался эхом в каменных сводах. Первым вошел Давир. Его высокая фигура в повседневном темном кафтане излучала власть и напускную уверенность, глаза лихорадочно блестели, взгляд сочился гневом, и Рэм мимоходом отметил, что отчиму не удалось во всем сохранить спокойствие, подавить страх.

В подтверждение его мыслей вслед за халифом тут же вошли его безмолвные стражи. Распределившись по залу в строгом порядке, хэйдэры застыли черными безликими статуями. Четверо из них заняли место у трона, еще трое расположились вблизи скамьи ал-шаиров, на что Рэм вернул отчиму его же незаметную ухмылку. Если оба они прекрасно понимали происходящее, то присутствующие только начинали догадываться о чем-то неладном. Появление хэйдэров под крышей главного зала адхидского дворца никогда не приводило ни к чему хорошему.

Члены малого совета ощутимо занервничали, начали переговариваться, вертеть головами. Никто из них еще не забыл устроенной халифом два месяца назад показной казни в этих стенах.

Последним в зал вошел Даарон.

При взгляде на него Рэм почувствовал, как что-то внутри сжалось. Даарон выглядел живым мертвецом. Осунувшийся, с запавшими потухшими глазами, с тонкой испариной на лбу и щеках. Дорогой темно-бордовый наряд плохо сочетался с его внешним видом, только подчеркивая болезненное состояние. Бледная кожа напоминала тонкий пергамент, походка – неуверенная и слишком порывистая, выдавала в нем напряжение, ноги едва держали его. С него буквально стекала жизнь, оставляя лишь оболочку.

Сводный брат уделил внимание присутствующим, не задерживаясь надолго ни на ком. Даже когда они встретились глазами, Рэм не уловил в нем требуемых эмоций. Каре-синий взгляд звенел пустотой: выжженый, черный, как у человека, растратившего последнюю веру, которому уже не было, что терять.

«Единым прошу, молчи сегодня. Я сам все улажу. Просто молчи…», – мысленно обратился к нему он, но ответа не получил.

Своего места на скамье ал-шаиров Даарон не занял.

Когда он остановился по правую сторону от трона, распорядитель объявил о начале малого совета, но как только завершился положенный церемониал, прозвучал голос халифа. В нем ясно угадывались нотки торжества, смешанного с нетерпением.

— Советник Алман, – Давир медленно оглядел собравшихся. Выдержав театральную паузу, он вернулся к скамье ал-шаиров. – Поднимитесь!

В главном зале адхидского дворца вновь повисла напряженная пауза. Взгляды обратились к нему, ожидая его реакции, но Рэм встал без промедления, добавив привычное обращение.

— Что будет угодно моему халифу?

Отчим ехидно сверкнул глазами в ответ, почти сразу перевел внимание на Даарона. Тот неподвижно стоял подле его трона, голову не опускал, но каре-синий взгляд все также оставался пустым, а тело слишком напряженным.

— Советник Йоран, – негромко позвал его халиф, жестом разрешая взять слово.

Даарон никак не отреагировал.

— Советник...

Сделав почти незаметное движение руки, слишком быстрое, чтобы кто-то успел вмешаться, Давир мысленно подтолкнул сына. В воздухе скользнуло что-то невидимое, жалящее. Тяжелый, чуждый поток пробежал по залу, заставляя сидящих вздрогнуть.

— Даарон! – голос правителя потемнел, переходя в глухой шепот, в котором сквозили раздражение и едва сдерживаемая злость. – Начинай немедленно!

Кто-то сдавленно ахнул, кто-то осмелился прошептать несколько неразборчивых слов соседу по скамье, но Даарон все так же молчал – не опустил глаз, не сделал ни малейшего движения.

На лицах членов малого совета читалась смесь недоумения, осуждения и страха.

Заметив это, Давир втянул носом воздух и до скрипа сжал подлокотники трона, возвращая себе внешнее самообладание. Его взгляд тут же вернулся к скамье ал-шаиров.

— Советник Алман!

Рэм, стоявший до этого в абсолютной неподвижности, коротко качнул головой.

— Да, мой халиф, – с готовностью отозвался он, все еще давая ему шанс одуматься, повернуть совет в другое русло. – Вы хотели обсудить со мной дополнительные вопросы перед отправкой флота в Калмирию?

Но отчим уже не мог остановиться.

— Ты… кто должен был быть щитом халифата, стал его кинжалом. – цедил слова он. – Ты подрывал мою волю, волю Единого. Ты грешен. Грешен, ибо...

Давир сделал перерыв, как опытный оратор, готовя публику к предстоящему обвинению. Но прежде, чем он успел продолжить, в тишине раздался шаг.

Все разом повернулись к Даарону, который внезапно вышел вперед. Рэм лишь коротко покачал головой, в который раз мысленно призывая того к молчанию, но сейчас брат уже не послушал. Его движения все также казались рваными, голос же, когда он заговорил, неожиданно прозвучал твердо:

— …ты сошел с пути.

Эти слова раскатом грома пронеслись по залу.

Давир резко обернулся, его глаза сузились, по лицу пробежала легкая судорога. Мимолетное ликование сменилось непониманием, а после и гневом.

— Что ты сказал?

— Грешен, ибо сошел с пути! – повторил Даарон, но смотрел не на Рэма, и даже не в сторону скамьи ал-шаиров.

Его взгляд был устремлен прямо на отца.

Спустившись с тронного возвышения, он поднял руки, призывая бледный поток силы, пронизавший его пальцы, и еще до того, как халиф сумел прервать происходящее, громко произнес:

— В своем праве, я, ал-шаир халифата, Даарон ал Йоран, призываю тебя, халиф, к суду Единого!

Голос Даарона не успел стихнуть, когда в следующее мгновение с места резко поднялась Мара. Не сдерживаясь, она выкрикнула свой призыв:

— В праве своем, я, ал-шаира халифата, Мара ал Йоаддарин, призываю тебя, халиф, к суду Единого!

Дальнейшие события разворачивались слишком стремительно.

Напряжение в зале нарастало, как перед ударом молнии – все замерли, затаив дыхание, пытаясь прочесть реакцию правителя. Вслед за ал-шаирой, на что не расчитывал ни Рэм, ни сам халиф, почти сразу же встал Зивардэн. Холодное выражение на его лице выдавало лишь сдержанность – ни одной лишней эмоции, почти равнодушная подача судьбоносных слов, но сторону он все же выбрал верную.

— В праве своем, я, ал-шаир халифата, Надир ал Зивардэн, призываю тебя, халиф, к суду Единого.

Закончив, он бросил тяжелый взгляд на не поднимавшего головы Ясирна. Тот, бледнея и запинаясь, сдавленно протянул:

— В праве своем... я... ал-шаир халифата... Ино ал Ясирн, призываю тебя, халиф, к суду Единого.

Под самый конец фразы тон у него сорвался на лепет, но призыв оставался призывом. Его нельзя было не засчитать, проигнорировать.

Рэм перевел внимание на халифа. Четыре голоса: Даарон, Мара, Зивардэн, Ясирн – этого было недостаточно. Решающий шаг оставался за ним.