Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

Я задумчиво посмотрел на третьего штурмана «Зари».

— Это ты зря, Оль — в смысле, зря насчёт кошачьего мира. Старина Пратчетт недаром писал, что коты способны перемещаться между параллельными реальностями. Может, и сквозь червоточины лазать могут — как, по-твоему, они ухитряются проникать в запертые каюты? А ведь ухитряются же, сам сколько раз замечал…

— Это где это он такое писал? — удивилась Оля. — Что-то не припоминаю…

Я прикусил язык, но было уже поздно. Оля, в совершенстве владеет английским и обожает фантастику, особенно выделяя именно Терри Пратчетта, в СССР, пока мало кому известного. Она даже собрала коллекцию его романов — в мягких обложках британского издательства «New English Library», и держала их у себя дома, на Земле, в Королёве. Первый роман будущего цикла «Плоский мир» я видел у неё в каюте на «Арго», и не удивлюсь, если Оля и на «Зарю» его прихватила… Только вот беда: «Кот без прикрас», который я только что вспомнил, вышел — вернее, только ещё выйдет — в восемьдесят девятом, а придумывать объяснение для своей оговорки мне нужно прямо сейчас.

Да, вот так и палятся попаданцы…

III

Из космоса, с орбиты плато Большой Сырт выглядит, как обширное тёмное пятно. Учёные полагают, что причиной тому разливы базальтовой лавы и малое количество пыли. Но… пусть те ареологи, которые уверяют, что на Большом Сырте пыли немного, разок окажутся в центре здешней пылевой бури, полюбуются на «пылевых дьяволов» — тонкие смерчики, которые изгибаясь во все стороны, разгуливают по дюнам…

Но сегодня марсианская погода радует. На изжелта-белёсом небе не видно полос пылевых облаков, видимость не портит мутно-прозрачная пелена, и даже с большого расстояния купола базы Большой Сырт просматриваются превосходно. А мы уже довольно близко — посадочная площадка для челноков, опускающихся на ракетной тяге, расположена рядом с базой. Отсюда хорошо видны снежно-белые купола, решётчатая мачта-ретранслятор, на верхушке которой вспыхивает позиционный маяк. И ещё одна площадка, серая, метров двадцати в поперечнике, в центре которой инопланетным насекомым растопырился тяжёлый грузовой гирокоптер — такие обслуживают местные сообщения, в пределах нескольких сотен километров. Этот, судя по эмблеме на борту, прилетел с базы Берроуз, второй по размерам на Красной планете. Площадки находятся на некотором удалении от куполов, но учёные всё равно жалуются, что поднятые при старте и посадке пыль с песком забивают объективы камер наблюдений и амбразуры датчиков, поэтому дискуссии о переносе площадок ещё на пару километров в сторону вспыхивают на базе с завидной регулярностью.

Но пока этого не сделано, и чтобы добраться до главного жилого купола нам предстоит преодолеть не более двух километров. Сделать это вполне и в корабельных «Скворцах», хотя на борту челнока имеются и «Снегири», модель, специально разработанная для Марса. Именно такой на встречающем нас человеке — белый, утыканный шлангами, с массивным ранцем и плоской коробочкой на груди, он напоминает корабельные вакуум-скафандры, разве что, не столь громоздкий. Ну а мы обойдёмся — челнок уже пристыковали гофрированной трубой-переходником к подошедшему краулеру. Сделано это не для нашего удобства — никому неохота возиться с удалением пыли (той самой, которой по уверениям учёных на Большом Сырте совсем мало), так что прямой контакт с марсианской атмосферой пока откладывается. Ну и хорошо, ну и ладно — я отстегнул привязные ремни, защёлкнул забрало «Скворца», и привычно подхватив чемоданчик системы обеспечения, потопал к выходу. Тяготение на Марсе заметно слабее, чем на вращающихся «бубликах» орбитальных станций — там оно составляет стандартные пятьдесят процентов земного, — но всё же сильнее, чем на Луне, не говоря уж о планетоидах вроде Энцелада или недавно покинутой нами Полигимнии. Шаги тут получаются достаточно твёрдыми, без эдакой лунной «воздушности», передвигаться кенгуриными прыжками на Марсе не так удобно. Хотя — некоторые пробуют и даже остаются довольны.

Зашипело — давление в переходнике и салоне челнока, выравнивалось. Второй пилот с откинутым за спину колпаком гермошлема распахнул люк и пропустил Середу. Витька всё-таки предпочёл составить мне компанию, отложив беседу с Леднёвым на потом. За ним из челнока выбралась девушка-ареолог, направлявшаяся на Сырт для двухнедельного дежурства. Второй пилот сделал приглашающий жест, и я, постучав напоследок по забралу своего «Скворца» (ай-ай-ай, молодой человек, нехорошо нарушать ТБ — она, как известно, писана не только чернилами) отправился вслед на ними.

Экран электронных часов, встроенных в рукав «Скворца», показывал 16–34 по единому времени Внеземелья — выходит, всего тринадцать часов назад я рассматривал смятый солнечный парус через обзорный блистер «Арго»! Это было в пятидесяти с лишним миллионах километров от Большого Сырта — и сколько же всего уместилось в столь ничтожный временной интервал! Скачок на орбиту Марса, перелёт на «Зарю», встреча с друзьями, беседа — не сказать, чтобы очень уж торопливая, — в «Сюрпризе», встреча с Серёжкой Лестевым и его пострадавшей от «звёздного обруча» напарницей, спуск на поверхность планеты на челноке — а ведь ещё не вечер, как пел Высоцкий…. Увы, здесь, как и в оставленной мною реальности он умер, не перешагнув, подобно Элвису и Джо Дассену, роковой порог в сорок два года. И всего на пять лет пережив Пушкина с Маяковским — о чём и «там, у нас», и здесь так пронзительно писал Гафт…

А всё же, как удивительно ускорилось время! Сомневаюсь, что найдётся фантаст, способный уместить столько разнообразных событий в такой узкий интервал — а вот мы умещаем, и не слишком удивляемся…

Переходной рукав, в отличие от «кишки», по которой мы перебирались с «Зари» на челнок, был уложен прямо на песок, и прежде, чем попасть в него, пришлось спускаться по лёгкой алюминиевой лесенке — спиной вперёд, зажав под мышкой чемоданчик с торчащими из него шлангами. Через мутно-прозрачный пластик видны были и утёсы, возвышающиеся недалеко от базы, и испятнанный следами подошв песок, и несколько человек в оранжевых рабочих гермокостюмах, и ещё один краулер — большой, на двух парах широких, сетчатых, как у первых луноходов, колёс, издали похожий на прокачанный для езды по бездорожью фольксвагеновский хиппимобиль. В такой же я вслед за двумя своими спутниками и перебирался сейчас по гофрированной пластиковой трубе…

Челнок, крошечный на фоне гигантского кирпично-красного пузыря планеты, плюнул в стороны прозрачными струйками выхлопов и стал поворачиваться вокруг своей оси. Готовится к спуску с орбиты, подумал Серёжа, — вот так и он выполнял этот манёвр… Позвольте, когда же это было? Всего ничего — меньше двух недель назад, а сколько всего случилось за это время! Ему и сегодня предстоит занять место в кабине челнока, но уже не правое, предназначенное для второго пилота, а левое, командирское.

— А почему они не отправились «батутом»? Вроде, на Сырте он исправно действовал, в отличие от «Берроуза»…

Юрка-Кащей, которому был адресован вопрос, неопределённо хмыкнул.

— Скажи спасибо перестраховщикам со «Скьяпарелли». После того, как вы нашли «обруч», и выяснилось, что он действует — ЧП с твоей напарницей ясное тому свидетельство, — Леднёв в категорической форме потребовал наложить запрет на использование всех «батутов» в системе Марса, от нуль-портала на «Деймосе-2» до больших транспортных, что стоят на «Скьяпарелли» и «Заре». А когда его послали подальше — шутка сказать, оставить весь Марс без снабжения с Земли! — добился в качестве компромисса отключения обруча на базе «Большой Сырт». Как он выразился, «до прояснения обстоятельств», а уж когда и что там у него прояснится — этого, Валера и сам не знает.