Дети Галактики (СИ) - Батыршин Борис

— Леднёв уверяет, что массы используемого полигимния не хватит для создания полноценной «червоточины», а значит, никакой опасности нет. Ну, разве что, отдельные порции сверхтяжёлого потеряют стабильность, и тогда в картриджах –не всех, в некоторых — начнётся тлеющая ядерная реакция. Но и она быстро затухнет, дело закончится выплавленными в толще камня кавернами диаметром в пару десятков метров. В любом случае, — он покосился на персональный браслет, где зелёные циферки показывали 16.24 — через два… нет, уже полтора часа мы увидим всё это своими глазами.

— Юр, мне правда страшно! — теперь голос скрипачки дрожал, и Серёжа увидел в её глазах набухающие слёзы. — Давай улетим отсюда, а? Вот прямо сейчас, на Серёжином челноке! Ну, давай, Юр, очень тебя прошу…

Кащей мягко высвободил локоть.

— Ну, Мир, что ты говоришь? Челнок — это не наши персональные «Жигули», на нём нельзя разъезжать, куда в голову взбредёт. К тому же, его ещё к вылету надо готовить, верно, кадет?

— Да, так и есть… — Серёжа поспешил прийти Юрке на помощь. — Сжиженными газами заправить, аккумуляторы зарядить… Ещё проверка бортовых электронных систем, то-сё… часа два, не меньше!

— Вот видишь! — Кащей ласково погладил скрипачку по чёрным волосам. — Да не переживай ты так, ничего не случится. Уверен, мы отсюда даже и не заметим ничего, всё произойдёт на глубине в несколько сотен метров. Зато потом сможешь рассказывать, что присутствовала при эксперименте, открывшем человечеству дорогу к звёздам. Так, во всяком случае, утверждает Валера — а он, как все твердят, гений…

— Про Гарнье тоже говорили, что он гений. — Мира упрямо опустила голову. — А чем дело кончилось, не забыли?

— Да ладно тебе!.. — Юрка обнял девушку за плечи. — Вот увидишь, всё будет хорошо. А когда вернёмся на Землю — ты ведь назад пойдёшь с нами, на «Заре»? — с меня ужин в лучшем ресторане «Джемини-Хилтон». Закажешь свои любимые устрицы к шампанскому, и мы вместе посмеёмся над твоими страхами!

IV

Журнал «Вестник Внеземелья»

Из очерка А. Монахова

«Воплощённый ужас»

«…неправда, что космонавты, вообще сотрудники Внеземелья, крайне суеверный народ. Будь это так — ни один из них не поставил бы подпись под проектом создания научно-исследовательской орбитальной лаборатории 'Деймос». И, уж конечно, не согласился бы работать на станции, чьё название переводится с греческого как «ужас».

Мне могут возразить, что решение, выразившееся в той самой подписи (или подписях, ведь их наверняка было больше, чем одна) принималось на Земле, людьми, ни разу не выбиравшимися со дна гравитационного колодца. И уж точно не страдал суевериями Валерий Леднёв, чьи опрометчивые действия стали причиной гибели не только его самого, но и десятков других людей — и сотрудников станции и других, не имевших отношения к эксперименту, проводившемуся на спутнике Марса…

О случившемся на Деймосе написано и сказано немало — от телерепортажей «по горячим следам», до солидных трудов, где детально разбирается физика явления, ставшего непосредственной причиной катастрофы. Я сознательно употребил слово «непосредственной» — поскольку первопричиной, несомненно, стала научная одержимость Леднёва в сочетании — увы! — с полнейшим неприятием чьих-либо мнений, кроме своего собственного. Впрочем, «о мёртвых либо хорошо, либо ничего» (мало кто вспоминает об окончании этой пословицы — «…ничего, кроме правды…»), а потому, позволю себе повториться: страсть, управлявшаяся действиями погибшего, кроме очевидных трагических последствий, привела и к другому результату, безмерно более значимому. Теоретические выкладки Леднёва, касающиеся физических принципов функционирования «звёздных обручей», получили блестящее экспериментальное подтверждение, способное открыть человечеству дорогу к звёздам. И произойдёт это не спустя десятки лет, не, как это принято говорить, «при нашей жизни» — а в самое ближайшее время, возможно, уже завтра…

Но вернёмся на орбиту Марса, на поверхность жалкого камушка диаметром в двенадцать с небольшим километров. Леднёв всё же не был совершенно равнодушен к безопасности коллег, а потому заранее удалил тех, чьего непосредственного участия в эксперименте не требовалось. Удалил — и отправил на станцию «Деймос-2», висящую в пространстве в паре десятков километров от планетоида. И не на челноках, буксировщиках или иных малых орбитальных кораблях, какие обычно используются для подобных целей, а через нуль-портал, переправивший людей непосредственно в приёмный отсек орбитальной станции. Прошу читателей запомнить эту деталь, поскольку в том, как дальше развивались события, она сыграла роковую роль…

Итак, отослав лишних на «Деймос-2», Леднёв и пятеро его коллег (они располагались попарно у трёх переносных пультов управления, установленных на поверхности планетоида) приступили непосредственно к эксперименту. Все проверки были уже многократно проведены, однако они ещё раз прогнали тесты как управляющих цепей, так и картриджей с полигимнием, дожидающихся своего часа на дне глубоких шурфов. Ровно в 19.17 по единому времени Внеземелья был передан рапорт о полной готовности (это было зафиксировано в журнале поступающих сообщений станции «Скъяпарелли; точно такой же рапорт поступил и на 'Деймос-2», но запись по очевидным причинам не сохранилась), и спустя тридцать секунд Леднёв — а может, сопровождавший его физик-тахионщик Джон Коуэлл,- повернул рубильник, замыкающий пусковую цепь скрытой в самом центре планетоида тахионной боеголовки. Хотя — будучи близко знаком с Валерием не один год, я с трудом могу представить, чтобы он уступил кому-то честь дать старт этому самому главному в его жизни (говорю это без малейшей иронии) эксперименту…

Картинка на экране пошла полосами, мигнула, снова сделалась чёткой. Серёжа, как и все, собравшиеся перед большим экраном, ясно видел человека в скафандре, медленно движущегося по серой неровной поверхности планетоида. Серёже его трудности были понятны — ускорение свободного падения на Деймосе меньше даже, чем на Энцеладе, всего четыре тысячи земного. Можно сказать, его тут вовсе нет, вот и приходится учёному держаться за натянутый трос, иначе самый слабый толчок унесёт его вверх, в чёрное, усыпанное звёздами небо, навстречу нависающему прямо над головой шару Марса…

— Это Валера. — негромко произнёс стоящий рядом с Серёжей. — Узнаю его манеру двигаться…

Серёжа покосился на говорившего. Юрий Кащеев (для друзей — Юрка-Кащей) работал с Леднёвым на Энцеладе ещё до того, как туда прибыла «Заря» со спасательной миссией. Остальных собравшихся у экрана тоже можно было отнести к ветеранам Внеземелья — даже скрипачку Миру, налетавшую с гастролями по Солнечной Системе не один десяток астрономических единиц.

Человек на экране добрался до цели своего короткого путешествия — блестящего металлического ящичка, установленного на поверхности. Ящичек поблёскивал многочисленными шкалами, щетинился антеннами — словом, вид имел чрезвычайно солидный, наводящий на мысль о высокоразвитых технологиях и научных достижениях.

— Зачем они поставили пульт прямо на поверхности планетоида? — негромко спросил парень с нашивкой сектора группы эксплуатации на рукаве. Его имени Серёжа не знал — прибыв сюда всего часа полтора назад, он успел познакомиться только с парой человек. Один — вернее одна из них, — стояла сейчас справа от него, прямая, как шпажный клинок, заложив руки за спину. Серёжа, стоявший чуть позади, и видел, как пальцы новой знакомой мнут и терзают носовой платок.

— Валера настоял. — отозвалась Влада. — Он не позволил возводить даже лёгкие временные купола-убежища. Говорит — стоит это сделать, и через неделю половина исследовательской группы перекочует на Деймос…