Трон галактики будет моим! (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич

В общем, было очень сложно подавить желание не пульнуть в него из чего-нибудь крупнокалиберного. Наверное, подобное желание — проломить друг другу дубиной голову — испытывали неадертальцы и кроманьонцы на матушке-Земле. Уж больно он отличался от привычного человека.

И я-то это желание подавил. А вот кто-то, то ли Илья, то ли кто другой — нет. Бластерный болт задел плечо здоровяка.

— А-а-а! Н-на вам, мозолеголовые! — взревел наш здоровяк, несясь по взлётному полю в стиле капоэйры и посылая веера бластерных болтов.

Ха! Он может говорить, получается? Какой чудный акцент. Это одновременно и радует, и пугает. Пыль и песок быстро поднялись в воздух и окутали всё пространство перед гаражом зала ожидания.

Только почему это мы — мозолеголовые? Так обычно ордынцев называют А у нас с головами всё более-менее. Разве что у Семёныча лысина.

Наши сделали несколько ответных выстрелов. Вроде бы на этот раз не попали.

— Не стрелять! Не стрелять! — орал я и здоровяку, и своим. — Мы свои! Свои!

По счастью, бластерные выстрелы у него в турелях быстро закончились. Но точно не потому, что мои призывы прекратить стрельбу возымели действие — просто батареи бластерных пушек явно потеряли заряд за столько долгий дрейф по мусорному кольцу. Удивительно, что системы пушек ещё в принципе остались живы.

Именно поэтому эти твари так опасны. Ордынцы не владеют силой Большого взрыва и не способны летать между звёзд с той скоростью, что человечество. Зато их стазис-капсулы куда совершенней, батареи и передача энергии устроены совсем по другому принципу, поэтому они могут лечь в столетний дрейф, прежде чем отправиться на захват новых миров. От звезды к звезде, от планете к планете растёт их раковая опухоль в галактике, и только мы, Империя…

Так, остановил я себя от несвоевременных патриотических размышлений. Тем более, что наш пациент точно не был ордынцем, хоть и прибыл к нам в ордынской капсуле. Он был очень странным, необычным. Но однозначно — человеком.

Человеком, который только что врезался в мой глайдер и отшвырнул его в сторону, как детскую педальную машинку! Нет, убивать его было преждевременного. Три центнера живой силы в такой глуши однозначно следовало сделать своим союзником.

— О-го! Посмотрите, какой прекрасный, рослый мужчина! — прокомментировал происходящее зависший над нашей импровизированной ареной Андрон. — Выражаю своё максимальное уважение!

— Р-р-ааа! — заорал здоровяк, и подпрыгнул, пытаясь схватить Андрона за верёвку, которая крепилась к шару.

Чуть-чуть не допрыгнул, полметра не хватило. Андрон тут же напряг свой крохотный вентилятор и пошёл по спирали медленно набирать повыше. От греха подальше.

Наш здоровяк же огляделся и попёр, словно таран, в мою сторону.

Я еле увернулся.

— Мы свои, идиотина! Мы — люди. Остановись!

И он действительно остановился. Пыль и песок осели, здоровяк уставился в нас, раскрыв рот в растерянности:

— Люди?.. Вы… люди? — На секунду, казалось, он поверил, но тут же его лицо снова скорчила гримаса ненависти. — Сон! Бред! Мираж! Вы — мираж! Проклятая орда!

И снова понёсся на нас, словно бык на арене, норовя расшибить и раскидать нас, загнавших его тореадоров.

Мы, сами того не желая, выстроились полукругом. Ну, мы — это кроме спрятавшегося Петеньки и Роберта, который унёс коробки куда-то внутрь зала ожидания.

И вот про него-то мы и забыли. А зря. Вернувшись ко взлётному полю, он увидел весь этот балаган — и принял единственно-верное решение: шмальнуть бластерным болтом по цели.

Что ж, шмальнул.

— Нет! Роб, не стреля…! — крикнул я, но было поздно.

Бластерный болт попал точно в грудь здоровяку.

Обычного джентльмена, если бы он не был экипирован, даже с такого расстояния бы как минимум отбросило на пару метров, контузило, прожгло кожу до костей и поломало бы рёбра. А как максимум — убило бы на месте.

Запах палёного мяса даже до меня долетел. Наш здоровяк же лишь слегка потерял равновесие, оступился, шагнул назад, а затем скрючился от боли и прошипел исподлобья:

— Черти! Проклятые хрящевые отродья!

А затем рванул через всё взлётное поле, здоровенным приставным шагом, переходя на зигзаги, к Скотинке.

Недолго думая, я направился за ним.

— Не-не-не! Даже не думай ко мне приближаться! — донёсся до меня испуганный робоголос через облака пыли. — Я не могу эвакуироваться… не могу без санкции этого типа, который называет себя капитаном… кара-уу-ул! помогите!

Наш здоровяк скрылся за Скотинкой, используя, как укрытие, А следом послышался скрежет металла отдираемой обшивки.

— Он там чего, планирует на нём улететь? — фыркнула Октавия. — Какой же глупый… но, несомненно, очень выносливый субъект.

Я и не заметил, что они пошли следом за мной. Дарья, по счастью, всё ещё была в своей боевой броне и не скинула ошмётки комбинезона после побоища в цветочной лавке.

— У парня явно признаки пост-анабиозного безумия, — кивнул я. — А транквилизаторов, способных уложить эту лошадину, конечно, не завезли. Так что может придумать всё, что угодно.

— Ой-ой! Нет-нет-нет! — охнула Дарья. — Он же сейчас наше летающее ведро на куски разломает!

— Помогите! Отщепись от моей конечности, грязный говнюк! — верещало наше летающее ведро. — Мутант недобитый! Верни мне мою посадочную ногу! Помооги-ите! Конечностей лишают!

— А ну-ка повтори ещё раз, Скотинка? — крикнула Октавия. — Я хочу это услышать.

— Я требую у вас помощи, — тихо отозвалась Скотинка.

А затем наш челнок с лёгким скрежетом накренился на один бок. Что ж, даже у меня жалость вызвал.

А следом из-за челнока показался он. С импровизированным щитом из боковой обкладочной брони и с посадочной ногой Скотинки наперевес. В песке. С хмурой, слегка измазанной кровью физиономией. Ни дать, ни взять, герой постапокалиптических вестернов из моего Пантеона.

— Ну ты и безумец, — восхищённо усмехнулся я и крикнул. — Безумный Макс! Вот как я тебя буду называть.

Он, конечно, моей шутки не понял. Что ж. Похоже, раз транквилизаторов нет, придётся производить радикальные меры.

— Семëныч, — тихо сказал я. — Приготовься дать залп из плазмы по ногам. Постарайся не прожечь насквозь. Главное — повредить сухожилия, чтобы свалить… Потом — долечим.

И на этой фразе три с лишним центнера живого веса понеслись на нас, лихо размахивая дубиной.

А сзади вдруг донесся тихий и необычайно мелодичный голос Октавии. Я обернулся. Она пела какую-то совсем странную и кривую песню, вроде боевого марша:

— … Всех победи-ит, и защитит тро-он

Наш Сча-стли-вый Четвёртый Легио-он.

Мак-си-маль-ный нанесёт ур-он

Наш сча-стли-вый четвёртый легио-он…

— … Наш сча-стли-вый четвёртый ле-ги-он… — донеслось вдруг и со стороны Макса. — В честь принца Алекса-андра наз-ван о-он! Наш счастливый… четвёртый… легион!..

Он сначала выронил посадочную ногу. Затем — бросил импровизированный щит. Затем опустился на колени, бормоча строчки боевого марша.

А затем разрыдался, как ребёнок.

— Люди. Я думал — мираж. Думал, орда это. Фантомы. А вы — люди. Я к людям вернулся!

Мы опасливо подошли к нему, а он, не церемонясь, сгрёб нас троих в объятия.

— Тише-тише! Рёбра нам не сломай. Броня есть только у неё.

— Лю-юди! — довольно щурился он. — И одна — роботётка, да? Холодненькая.

— Я не роботётка! — возмутилась Октавия. — Что за мужланские выходки!

— Она не роботётка! — на всякий случай подтвердил Скотинка. — И верни мне мою посадочную ногу!

— Ладно, боец, телячьи нежности в сторону, — я высвободился из объятий и изобразил суровое военное лицо. — Доложить по форме — кто, откуда, каким образом добрался.

Макс тут же вскочил, вытянулся по стойке смирно.

— Рядово! Ном! Пять тысяч четыреста тридцать два! Десятого экспериментального! Взвода! Пятой Преторианской десантной роты! Шестой патрульной дивизии! Счастливого! Четвёртого! Легиона! Имени! Принца! Александра! Выполнял! Боевое патрулирование! В окрестностях Мантикоры-3! Взят в плен неприятелем! Совершил угон средства малой доступности! Уничтожил материнский корабль мозолеголо… неприятеля! Потратил топливо для орбитального манёвра и межзвёздного разгона! Лег на дрейф в направлении центральных систем! Всё. Дальше не знаю.