Дорогущее устройство, тридцать тысяч имперок стоит, как средней паршивости челнок. Но теперь я мог его себе позволить — закупил десять штук в разные локации по городу и не только, часть за бюджетные деньги, часть — за свои.
Даше в апартаменты тоже терминал заказал — но оба занятые, да и по графикам не совпадали. Созванивались всего пару раз за последние недели — и всё больше по работе.
Да и стрёмно было по душам говорить после того разговора. Живьём куда лучше.
Но на этот раз просчитал часовой пояс на верфи Гефеста — раннее утро, как раз перед сменой.
Я позвонил, в лёгкой надежде увидеть в терминале Дашу как раз после утреннего душа… Только вот трубку взяла совсем не она.
Вернее, мне в первый момент показалось, что меня смотрела прямо-таки Даша, только постаревшая на лет двадцать, и с необычайной жесткостью, я бы даже сказал стальной суровостью в глазах. Чуть смуглее, чуть острее черты лица…
Вот прямо-таки ощутил себя снова в Пантеоне, в моей юности, позвонившим на домашний телефон старшекласснице и попавшим на строгих родителей. Захотелось сказать что-нибудь вроде «а позовите Дашу к телефону, мне только про домашку спросить».
Но я от неожиданности тоже включил жесткость.
— На каком основании вы принимаете звонок по этому терминалу, по чужому ключу?
— Вот так, значит, наше знакомство произошло, Александр Игнатьевич? На том основании, что я мать Даши, могу предположить.
— Я это знаю, Изабелла Васильевна. Рад знакомству. И сожалею, что оно состоялось в такой форме. Тем не менее, повторю свой вопрос: на каком основании? Это личный терминал.
Моя будущая тёща вздохнула и с глубоким прискорбием проговорила:
— Теперь я понимаю, что она в вас нашла. Давно со мной таким тоном не говорили! Я, знаете ли, мэр полиса.
Захотелось ответить что-нибудь колкое, вроде «теперь я понимаю, почему Семёныч с вами не улетел», но я сдержался, конечно.
— Знаю. Уверен, что вы талантливый управленец и хорошая мать. А теперь, может быть, позовёте Дарью Фёдоровну к терминалу?
Изабелла Васильевна покачала головой.
— Нет, не позову. Только если дело не касается государственной важности. Она в душе. А я, знаете ли, устала смотреть, как она вас тут ждёт и мучается.
Я был уверен, что Даша ничего не рассказала. Но на всякий случай всё-таки уточнил.
— Что вы имеете в виду?
— Не волнуйтесь. Я не погружена ни в какие детали ваших отношений. Просто вижу, как она реагирует на любое ваше упоминание и как уходит от любых материнских расспросов. Но я всё же спрошу вас. Скажите, граф, вы так мучаете её, чтобы уберечь от чего-то?
Я ответил молчанием. Я просто молча смотрел на неё, ожидающую ответа, затем повторил:
— Пожалуйста, позовите её. И выйдите из комнаты.
Она, похоже, всё поняла, также молча кивнула — и вышла. Даша показалась перед терминалом — как я и ждал, в тёплом уютном халате, с мокрыми после душа волосами.
Весьма взволнованная.
— Я всё слышала, у нас очень тесные апартаменты. Она прилетела в гости на выходные, и уже собирается улетать… прости, надо было предупредить.
— Даша, прилетай. У нас день десантника через четыре дня.
— Да я думала, ага. Папа писал, тоже приглашал. Только у нас же тест второго двигуна Гейзенберга по графику через три дня…
— Тогда позже прилетай. Или перенеси его нафиг на недели две! Можем потом махнуть в Орхидею. На недельку хотя бы.
— Вместе? В отпуск? — в глазах Даши мелькнула смесь надежды и грусти. — Мы же… обо всём договорились? Что не время.
— Договорились. Что не время, — согласился я. — Но к чёрту старые договорённости, я хочу тебя видеть.
— Только ли… видеть? — сказала Даша и очень густо покраснела.
— Не только, — заявил я, ничуть не краснея.
— Ты какой-то уставший, похоже. За тобой там Октавия следит? Я скажу ей, чтобы следила получше… — сказала Даша.
Потом некоторое время пособиралась с мыслями, ещё сильнее краснела. А затем воровато обернулась, видимо, проверяя, не подглядывает ли «тёща»… и перезапахнула свой мягкий домашний халат.
Действо продлилось ровно одну секунду. Я, конечно, не прыщавый двадцатилетний ботаник — но, пожалуй, отдал бы за эту секунду многое. При странных романтических отношениях на расстоянии одна подобная секунда может очень неплохо их удержать и подкрепить.
— Может, так будет достаточно?..
— Чёрт, Даша, ты сделала только хуже! Ну чем ты думала, а? В общем, дай мне провести день десантника — и я за тобой прилечу, — твёрдо решил я. — И увезу тебя на какой-нибудь глубоко законспирированный курорт.
— Прилетай, Саша, — сказала Даша. — Про курорт не обещаю, но… прилетай. Я тоже соскучилась.
Надо ли говорить, что сон после такого общения был очень неровным и некрепким. Спустя пару часов ко мне в покои постучалась Октавия, без спросу зашла и сообщила:
— Господин рыцарь, я даже отсюда вижу ваши показатели тестостерона и адреналина. Ситуация критическая. Повторяю, ситуация критическая! Я знаю ваше отношение к данному вопросу, но как ваш личный медицинский серв я единолично обязана предпринять меры. Активирую режим профурсетки…
И, не включая свет, принялась ловко освобождаться от комбинезона.
— Отставить! Отставить режим профурсетки! — скомандовал я.
Вот же ж. Они что, сговорились, что ли?
На следующий день были похороны Меркурьева. Вся дворянская ассамблея Герберы вылетала в Меркурьевск, чтобы почтить память незадачливого предпринимателя.
Впервые выступил молодой княжич Иннокентий. Выступил неплохо. Сказал спасибо приютившей их с сестрой чете Меркурьевых, ну, и как в таких случаях — дежурные грустные слова, речи и прочее.
Вторым выступал я.
— У нас так и не получилось подружиться с Валентином. Но я уверен — не случись этого несчастного случая — он бы обязательно выиграл следующую орбитальную гонку, о которой так мечтал. Поэтому я принял решение: со следующего года ежегодный орбитальный биатлон будет носить почётное имя Валентина Меркурьева! Также его именем будет названа улица в Королёве, а один из первых кораблей, выпущенных на новом заводе, будет носить его имя и интеллект, обученный на слепке его характера и воспоминаний.
Виктория тоже была на похоронах. В строгом чёрном платье с голыми плечами. Скорее коктейльном, а не похоронном. С глубоким таким вырезом… Ещё и на меня периодически так поглядывала, из-за плеча. Я стоял и продолжал слушать речи, пока не почувствовал лёгкий тычок под ребро от Иоланты.
— Господин учитель, — тихо прошептала она. — Хватит так откровенно пялиться на Церберову-Мельборд!
Вот чёрт. А я-то и не заметил. Очень, очень некстати. Ещё и слухи поползут…
Когда все направились к челнокам, Виктория подошла к нашей «Скотинке» и спросила разрешения подбросить её до Королёва.
— У меня есть дела в комплексе апартаментов, которые я вам там построила.
— Какие дела? — удивился я. — Всё же на самоуправлении.
— Ну… финансовая отчётность, прочее. Плюс ещё дела в дворянском министерстве — ты же всё перевёз в Королёв…
А сама как-то так лукаво прищурилась… Ну, ладно, подумалось мне. Я кивнул, впустил её, уступил место Илье и Октавии, а сами с Викторией сели на задние сиденья. В принципе, давно собирался обсудить и прошедшие похороны, и в целом — дела.
— Как продвигаются успехи в расследовании причин смерти? — спросила она.
— Плохо. Слишком много зацепок. Тут либо принять, что все виноваты — либо что все непричастны. Пока что основная версия — это то, что владельцы холдинга «Унаган» решили избавиться от лишнего посредника. Только стоило ли из-за каких-то жалких пары процентов?
— Хочешь моё мнение?
Я кивнул.
— Всё проще… сильно проще. Ты же уже наверняка связывался с их менеджером… он же — младший камердинер отца Светланы? Мстислав Коганов.
— Да, было дело. Стоп. Хочешь сказать?..
— Этот паренёк явился два года назад в Западную Герберу и запросил встречи у Александровой… Помнишь такую? Которая сгорела вместе с цехом чумовых сервов?
