Если у нас будет функциональный ремонтный дроид — у нас будет доступ к техническим каналам за пределами палубы, а это доступ к запирающим системам шлюза. А это значит, что мы здесь будем уже не изолированные насильно отбросы, а разумное самодостаточное подразделение с осознанным доступом к ключевой технологии коллективной безопасности. Совсем другой статус у коллектива получается, как мне кажется. Есть к чему стремится. А там и корабль в порядок приведем, вернем его к режиму разумной деятельности, а не как сейчас, не функциональной коме, где все держится на одних подсознательных процессах.
Я когда об этому от Пасюка Игнатьевича узнал, признаться, офигел. Таких инвалидов при мне в космос дальше низкой опорной орбиты не выпускали. Но в войде и Вольном Флоте, очевидно, воззрения другие, и полеты на практическим мертвых кораблях нормальный осознанный риск.
Я намеревался всё это изменить в самое ближайшее время. И это намерение привносило в мой жизненый ритм некоторый оттенок контроля над происходящим. И даже ощущение положительного прогресса, что немного отвлекало от тяжёлых дум, над тем как же я в эту переделку попал и как из нее выбираться буду, здесь на этом странном, стремном корабле, с искусственным интеллектом в коме, бухающим капитаном, и экипажем прячущимся от своих снов по отдельным палубам, далеко за пределами Системы, вдалеке от энергии Большого Взрыва.
Система не подавала признаков жизни, как я не изгалялся, я тестировал свой коммуникационный имплант, а в конце-концов пожалуй что и насиловал, но стюардесса, в смысле Империя Терровна не подавала признаков жизни.
А где-то там осталась постройка мегазавода. Осталась Лу Олдрина, которая родит — через сколько? уже через три месяца, получается?
Ну, и Даша осталась. И вакуум власти. Одна надежда на Октавию.
Я упорно практиковал медитации, рассчитывая, хотя бы на некоторое возвращение контроля над недавно доступными мне техниками. Это мне бы весьма пригодилось, но тут никаких обнадеживающих признаков не было.
Ощущения энергии ноль. Ноль. Ноль. Полный абсолютный ноль! Я такого даже в период восстановления после выгорания не помню, всегда было теплое ощущение фонового присутствия энергии как солнечного света на коже. А тут какая-то депривационная энергетическая камера, блин!
Но я продолжал вкалывать, более изматывающей серии медитаций у меня не было. Так интенсивно ничего не делать я ещё не пробовал. А это реально выматывает и, самое главное, безрезультатно. Бесит, блин! Никакого ощущения открытости Вселенной. Словно за пределами этой палубы никакой Вселенной и нет. А это, знаете ли, уже заметно подтачивало самые основы моего взгляда на мир.
Навроде стрёмненькой мысли: а вдруг никакого выхода из Пантеона и не было, а? И это всё продолжение моих посмертных видений после той страшной битвы.
Я никогда солипсистом не был, но это впечатление, что всё вокруг непрекращающаяся галлюцинация, начинало проникать в самые базовые убеждения, а это не к добру, уж я такого насмотрелся в некоторых запущенных случаях.
Нет уж. Это реальность, и с этим я буду работать.
И я продолжал медитировать, уже просто для того, чтобы сохранить равновесие ума. И остальных принудил. Всех, кроме Пасюка Игнатьевича, он у нас бессменно, не сходя с места чинил постоянно выходившие из строя элементы жизнеобеспечения. Героический человек.
А остальных я строил в колонну по трое, рассаживал в позу лотоса в шашечном порядке и мы коллективно медитировали. Ну, а чего? Не мне одному страдать.
Грозный Светлейший князь Потемкин расхаживал вдоль по палубе, клацая когтями по металлу, косо поглядывая на медитирующих алым взглядом, вгоняя всех в ледяную оторопь.
Вот во время такой медитации у нас начались технические проблемы.
Сначала мир стал черно-белым. Вот реально, я сижу с закрытыми глазами, вспоминаю Дашу, а потом прямо в нём, в воспоминании, пропал цвет и даже все пятьсот оттенков серого.
Я от удивления аж глаза открыл. А вокруг все оказалось окрашено ровно таким же образом — очень черные тени и крайне яркие блики без переходов.
А затем мир стал негативным. Тоже без перехода. Это было довольно неприятно. Как удар дубинкой по голове. Судя по тому как заозирался Пасюк Игнатьевич и остальные, цветность отключили и инверсию врубили не только у меня.
— Это ещё что за новости? — озадаченно поинтересовался я.
— Это? Это проблемы. Проблемы с Тёмным двигателем, — задумавшись, определил Пасюк Игнатьевич, очевидно уже повидавший и не такое. — Сейчас выпадем из войд-прыжка.
И правда, поведение корабля изменилось, мое положение в корабельном корпусе и место в мире по обманчивому ощущению сместилось примерно на сантиметр, сопроводив это кратким приступом тошноты. Негативная окраска мира вернулась к черно-белой, а потом и к полноцветной.
Помнится, давным-давно на двигателях Гейзенберга первого поколения ловил похожие эффекты, только куда помягче. Благо, сейчас на них никто не летает, кроме вот таких вот посудин.
Я проморгался, народ возбужденно заговорил, забив на медитация. Ну, да, чего уж там, какая тут медиация.
— С каким-каким двигателем у нас проблемы? — уточнил я.
— С Тёмным, — вздохнул Пасюк Игнатьевич. — Аварийный выброс из Чёрного Прыжка. Удачно прошел, раз мы все ещё здесь. Да, скоро сами всё увидите. Так, где тут мое кресло-каталка, куда девали утырки?
Кресло мгновенно нашлось, его тут же доставили владельцу, потом со всем тщанием на руках пересадили в него. Где-то в середине этого процесса я заподозрил, что начинаю понимать, кто тут истинный повелитель палубы, и что все мои реформаторские инициативы прокатили потому, что устраивали подлинного серого кардинала. Я, конечно, понимал, что Пасюк Игнатьевич тут в авторитете, но чтобы настолько…
Так явно это появилось впервые.
И то, что он инвалид неходячий, я тоже только что буквально понял. До этого как-то не бросалось в глаза. Я явно не в лучшей форме. Впрочем, это не новость.
А потом снаружи загромыхали отходящие в ручном режиме огромные запоры шлюзового люка.
Кто-то снаружи вручную раздраивал доступ на нашу палубу. Все присутствующие заметно напряглись, ну и я с ними тоже. Если все напрягаются, это же что-то да значит?
Круглый люк шлюза распахнулся, и на палубу шагнул персонаж, которого я здесь ещё не видел. В щегольском военизированном комбинезоне, под легким кинетическим доспехом, с двумя эргономичными рукоятками двух бластеров торчащими из кобур под мышками. То, как он вошел на палубу, зорко озирая прилегающее пространство, показывало, что он делает это не впервый раз. Что он готов ко всему, и знающему человеку тоже кое-что подсказало.
Ух ты. Это же цвайхандер. Классовая специализация высокоуровневого балстфайтера, умеющего вести бой одновременно с двумя бластерами по двум разным целям. По бластеру в каждой руке. Очень такой высококлассный и дорогой специалист, штучная работа. А его как сюда занесло?
— На работу, чмошники, — воодушевляюще приветствовал он нас. — Поднимайтесь! Двигатель требует жертв.
Чё, блин? Жертв? Каких ещё жертв, вашу мать?
