Но тем не менее ласку принял, а потом взобрался на широкое плечо моего пыльника, в котором я судя по его состоянию и проспал все это время.
— А где это мы вообще? — спросил я у Потемкина. — И как сюда попали?
— Вы на рейдере Вольного Флота «Кархародон», — развеял мое невежество милый старичок. — А попали вы сюда, ведомые одному вам известным импульсом, не принимая никаких возражений и не понимая увещеваний.
Вольный Флот? Окраинные пираты, что ли? Впрочем с них станется. Так, стоп! Чего он там сказал?
— Я сюда сам вломился, что ли? — удивился я. — А зачем?
Сила воли у старикана просто титановая. Он даже бровью не повел, а я уже и сам осознал неуместность своих вопросов.
— Ладно, понял. Разберемся, — смущенно произнес я, поводя плечами — я всё тело отлежал на этой неудобной койке.
Кстати, а сколько я на ней валялся? Сколько я отсутствовал?
И тут дошло. Первая неприятная новость. Внутренние часы и вообще весь имплантный функционал Внутреннего Экрана отказывались отзываться. Это что ещё за новости?
Окошко Системы Наследования тоже отказывалось появляться.
Так, а вот это мне уже действительно не нравится. Это уже как-то перебор, пожалуй.
С неприятным предчувствием я попытался инициировать самую простецкую мою технику Большого Взрыва — микрощит, и не получил результата. Ни на второй, ни на десятый раз.
Ну, на десятый раз я убедился окончательно, что ничего не получается.
Вот дерьмо.
— Да что такое я выпил-то? — возмущенно пробормотал я.
Теперь понятно, почему я это утлое корыто в беспамятстве в клочья не разорвал. Нечем было. Повезло подонкам.
Но зачем я сюда вломился? Вот вопрос. И чего накуролесил по дороге? Надеюсь, Королёв не лежит сейчас в развалинах…
— А ты чего меня не остановил? — спросил я у Потемкина придремавшего на моем плече.
От чего заслужил укоризненный взгляд броненосца, мол, а кто полстакана той гадости у тебя можно сказать из горла вырвал? Вот кто? И где бы ты был, сволочь неблагодарная, если бы не я, честный броненосец, удар на грудь не принял и ты полный стакан вылакал? А? Тот-то! Не благодари.
— Ладно, — отозвался я. — Понял, осознал, исправлюсь.
Нда. Хреновое какое-то положение-то.
— Рейдер Вольного Флота, значит, — повторил я. — «Кархародон», понятно-понятно. А это мы на его самой нижней палубе, значит? На самом дне?
— М, — удивился старичок. — А вы разбираетесь, молодой человек. Не впервый раз корабельное дно топчете? Впрочем, это и так заметно, не сомневайтесь, опытного космонавта видать издалека.
— А вас как звать-то? — спросил я растирая опухшее лицо. — Похоже, я проведу тут с вами некоторое время, пора бы и познакомиться.
— Здесь меня зовут Пасюк Игнатьевич, — любезно представился дедушка.
— Здесь? — заметил я. — А на самом деле зовут как-то по-другому?
Добрая дедушкина улыбка не изменилась ни на волос, но я сам все понял:
— Ага, ясно, — пробормотал я. — А меня здесь зовут, гм…
Инкогнито ломать не хочется, мало ли как здесь к губернатору имперского города отнесутся, могут и выкуп потребовать, а у меня вот как раз сейчас лишних денег нет, все во флот вбухано. Ни к чему мне такие осложнения. Хм. А как же тогда меня здесь зовут?
— Сволочь поганая, этот гад, тварь неразумная, — любезно подсказал добрый дедушка. — Матрас для броненосца. Коматозник, Капитан Кома…
— Во! — щелкнул я пальцами, уловив последнее нелестное определение. — Именно так меня и зовут.
Сейчас я Кома. Но однажды вы все будете звать меня командиром…
— Добро пожаловать на дно, Капитан Кома, — любезно, произнес Пасюк Игнатьевич. — Не все, прямо скажу вам рады, но ни у кого из нас нет выбора.
— Ну, это мы еще посмотрим, — пробормотал я, поднимаясь с койки. — Где тут у вас командирский сектор?
— Палуба заперта, — заметил Пасюк Игнатьевич. — Все палубы рейдера изолированы. Особенность полета в беззвездном войде, полная самоизоляция. В межпалубном пространстве во время перехода в войде можно столкнуться со своим худшим кошмаром. Никто и не рискует.
Войд? Пространство без звезд? Место, где нет ничего. Было такое. Примерно в трёх переходах от Сефирота, тамошние края всегда воспринимались эдаким берегом трёхмерного океана.
Обычно в него никто и не суется, ибо незачем. Глупее лезть только в чёрную дыру. А какого черта мы забрались в него? Вот блин.
Да уж. Что я там себе пожелал? Отпуск? А я-то надеялся, что в худшем случае всё это будет маленьким незаметным смешным приключеньицем. А я как бы тут не застрял надолго. Кошмары ещё какие-то, от которых все по палубам запираются. Нда.
— И сколько ещё мы здесь просидим? — задумчиво спросил я.
— Ик! — внезапно вспыхнули глазные камеры дроида.
Он дернулся под отвертками, Пасюк Игнатьевич нахмурился, убрав отвертки от его позитронных полушарий. Дроид обмяк и погас.
— Неделю от последней звезды мы уже скоротали, — Пасюк Игнатьевич пожал плечами, возвращая отвертки обратно в головную коробку. — Осталась еще неделя.
А от последней звезды, наверное, в лучшем случае неделю до Герберы…
— Ещё неделя, — повторил я.
Да вашу ж мать. Две недели уже прошло? А я и думаю, чего это я всё себе отлежал…
Вот тебе и отпуск. Это точно уже не смешно.
— А связь с командованием есть? — нахмурился я.
— Капитан на время перелета старается привести себя в максимально невменяемое состояние, — тонко улыбнулся Пасюк Игнатьевич. — Есть у человека за душой тяжелые грешки, можно понять. Не хочет с ними сталкиваться. Так что вряд ли вы до него достучитесь. Остальные ничего не сделают.
— А квантовая связь? — последний мой шанс, как бы.
— Мы в войде, — пожал плечами дедушка. — И близко к границе подпространства. Здесь нет звезд на дистанции восьми световых лет.
Фига се. Значит, вовсе не пять световых, а куда больше. Это каким образом мы так далеко забрались за неделю-то?
— А куда мы летим? — нахмурился я.
— Планета-бродяга Гуль, — просветил меня радушный дедушка. — На экстремальной орбите над Черной Звездой Упырь в глубине войда.
Надо же, никогда не слышал. Но я об этом, пожалуй, умолчу.
— Понятно, — задумчиво произнес я.
Да уж понятно, что всё хреново. И межпалубный шлюз уже не высадишь, нечем. Сил нет. У меня даже бластера нет, кобура пуста, потерял, видимо, гуляя по фестивальному городку Королёва. Я на этом пиратском корыте наверное единственный человек с пустой кобурой. Один наплечный броненосец Потемкин наготове. Но это моя последняя линия обороны…
Октавия намеревалась за мной присмотреть. Но судя по тому, что её здесь нет, а я как раз есть, что-то с этим не задалось.
Похоже, придется здесь реально задержаться. Но, это только пока я не восстановлю связь с Герберой, не дольше.
Ну, что ж, значит располагаемся и устраиваемся поудобнее, полет будет долгим.
— Так. И какие же у нас на палубе расклады и клубы по интересам? — поинтересовался я с интересом оглядевшись.
— Утырки, — пожал плечами Пасюк Игнатьевич, показав себе за спину поднятым большим пальцем. — Просто тупые. И Ублюдки.
Он показал уже за спину мне:
— Эти не просто тупые, а еще и сильные. Прошу любить и жаловать.
Хм. Емко, образно и по видимому точно. Мда. Вот это я попал.
— А вам кто ближе? — поинтересовался я. — Или вы сами по себе?
— А я стараюсь представлять тонкую грань благоразумия между этим двумя крайностями, — с невозмутимой улыбкой будды ответил мне этот добрый дедушка, не отрываясь от врачевания безучастного ко всему дроида.
Ага. Этакий сигма-бой, одинокий волк. Трудно ему тут меж двух враждебных полюсов.
Тяжело поддерживать нейтралитет в этой недемаркированной серой зоне. Дедушка либо обладает непререкаемым авторитетом, либо у него руки по локоть в крови.
— Ладно, — произнес я, оглядывая оба конца палубы. — Пойду познакомлюсь с соседями. С кого бы начать?
— Начните с Утырков, — посоветовал Пасюк Игнатьевич. — Это подготовит вас к худшему.
