Пламя и осколки не успели за Климом. Они пытались, но он подлетел к нам. Врезался в меня, и мы повалились в коридор. Я ещё и развернулся в воздухе, чтобы накрыть его собой.
Загудела сирена. Заморгали красные лампы. Гермодверь, отсекая доступ кислорода в каюту, с шумом захлопнулась и полилась специальная пена.
Стоило системе пожаротушения сработать, как через пару мгновений рядом с нами оказалась мои бойцы и члены экипажа, а на палубе запахло гарью.
— Каюта в труху, — покачал головой Гвоздь, заглядывая внутрь через дыру в гермодвери. Он посторонился, чтобы брызги пены не попали на доспех и добавил: — всё сгорело, а потом утонуло.
— С ним всё будет в порядке? — спрашивал у Лизы Марк Игнатьевич, коллега Клима.
— Ага, — отвечала девушка, увозя Разумовского в медотсек на парящих носилках. У Клима так сильно свело тело, что он ни в полёте не смог разогнуться, ни позже. Потому лежал сейчас буквой «гэ». — Такое никуда не денется, оклемается.
— Что здесь произошло? — Спросил Марк Игнатьевич у меня, провожая взглядом Елизавету с носилками.
— Несчастный случай на производстве, — пожал я плечами. Убедился, что пожар потушен, пена застыла и не льётся, и, опечатав каюту Клима, повернулся к канцеляристу: — ни разу не было и вот.
— Что вот?
— Произошло, — я обогнул его, затем помощницу Клима, которая, как обычно, упулилась в свой коммутатор, и пошёл к себе.
Члены экипажа молча расступались в стороны. У Роджерса на лице читался немой вопрос, но я не стал задерживаться ни рядом с ним, ни рядом с Марком Игнатьевичем. Пусть это и не вежливо, но подождут. Все разговоры потом. Сейчас, я единственный на корабле, у кого есть данные с инфопланшета Разумовского. И у меня дико чесались руки, а пятки аж припекало от желания заняться их рассшифровкой.
* * *
Агенты тайной канцелярии остались позади. Скрылись за поворотом. Эхо от наших шагов разносилось далеко вперёд и возвращалось обратно. Кроме эха тишину нарушало лишь сопение бойцов за моей спиной.
На глаза уже показался переход на нашу палубу, когда Гвоздь нарушил молчание:
— Эх, жаль, что учения придётся свернуть.
— Ага, — поддержал его Арфа. Он вместе со всеми примчался по тревоге. — Так и не вышло заехать Разумовскому по морде, — он довольно зажмурился, — я бы об этом внукам рассказывал.
— Да ладно вам, ему и так досталось, — одёрнул я их и повернулся к Фее: — милый друг, скажи, а как так вышло?
Хирш замедлился и выставил руки вперёд:
— Командир, это чистая случайность, — запричитал он, — я ж не виноват, что вы так долго.
— Ах, это мы виноваты? — хмыкнул Гадел.
— Вот, я знал, что ты поймёшь, — кивнул Фея, — я ж её раз десять разминировал и снова заминировал, а потом скучно стало и…
— И решил взорвать?
— Нет, решил поставить на неизвлекаемость и попробовать разминировать…
— То есть взорвать, — хмыкнул Гадел.
— Командир, скажи ему, чё он, а? — насупился Хирш, и добавил: — для упёртых скажу, я уверен, что решение есть, просто не нашёл его сразу. Понятно?
— Так, — я остановился на пороге нашего кубрика, — чтобы никаких мин рядом с нами, понял? А то знаю тебя, сейчас начнёшь развивать свою теорию на практике.
— Да я, да я….
— Чтобы никакой взрывчатки, понял? — надавил я голосом и взглядом. — Не слышу.
— Так точно, есть, — стушевавшись, пробормотал Фея, и тут же его повело в сторону. Он упёрся рукой в переборку и часто-часто задышал.
Всех остальных тоже повело. Всё произошло резко, молниеносно. Системы доспехов не успели сработать, как положено. Магнитные фиксаторы не включились, и мы, пережидая нежданный крен корабля, ударяясь друг о друга, также прижались к стенам. Образовалась куча-мала из морпехов.
Через мгновение программы сработали, и мы, чтобы не мешать друг другу, попытались рассредоточиться, но не успели. По палубам пронёсся жуткий не то скрежет, не то вой, и Шнява содрогнулась всем корпусом.
Глава 19
Все закончилось также быстро, как и началось. Только что каждый из нас молился, чтобы корабль выдержал тряску, и бац! Свет прекратил моргать, а сирена тревоги завывать. Всё стало так, будто ничего и не было.
— Фух, пронесло в этот раз, — откинув шлем, Гвоздь утёр пот со лба и нашёл меня взглядом: — командир, ты уверен, что это не от действий Хирша?
— Да по-любому он виноват, — сплюнул на палубу Гусар, выбираясь из кучи сослуживцев. — Задумал нас взорвать к едрени-фени.
— Нет, а что сразу я? — задыхаясь от возмущения, подскочил ко мне Хирш, — Командир, что я сразу-то? Скажи им, а?
Ситуация моментально накалилась. Бойцы встали устойчиво, рассредоточились по палубе и, хмуро поглядывая на Феймахера, что-то бурчали.
— Отставить, — скомандовал я, и для убедительности, да и, чтобы привлечь внимание, хлопнул в ладоши. Звук вышел, будто бревном ударил о бревно. Благо перчатки доспеха защитили руки, и я их не отсушил. — Хирш здесь не при чём, мы уже выяснили причину — износ корабля от старости и отсутствие ремонта. Бывший капитан подтвердил. Так что бить Фею мы не будем, успокойтесь.
Фух, легко получилось. А в первый раз мы все чуть не обделались от страха. Кто-то даже кричал, что это нырковый монстр нас атакует.
— Можно было хоть раз забыть об этом, — проворчал Гусар, отступая назад, — его давно следует проучить и воспитать.
— Ты мне не папа, чтобы воспитывать, — пискнул Феймахер и я отвесил ему леща. — Ой! — клацнул челюстью Хирш и заткнулся.
Я же посмотрел на Гусара:
— Миша, — произнёс проникновенно, обманчиво мягко, — тут я командир, и мне решать, кого перевоспитывать и учить. Помни об этом.
— Да я помню, — буркнул он, и стал отводить взгляд в сторону.
— Тогда снял доспех, упал, отжался сотню раз, — добавил я металла в голос. — Быстро. Это всех касается.
Коридор заполнили щелчки замков доспеха, а потом падения его частей на палубу. Ровно через десять секунд весь отряд принял упор лёжа. Все молчали.
— Рраз, — протянул я и тоже отжался (доспех скинул вместе со всеми). — Два, три, — продолжил я задавать темп, наращивая его. — Тридцать, тридцать один, десять, одиннадцать, толкаем палубу, ускоряем шняву, двенадцать….
Парни помалкивали и, сгибая и разгибая руки в локтях, напряжённо сопели. Я интуитивно ощущал, как мысли из их голов выветриваются, а злость отступает. Дисциплина восстанавливалась.
Всё же прав был неизвестный кто-то. Вся глупость от скуки, и лишних мыслей, потому солдат должен копать от забора и до рассвета.
Нет, так-то я понимал парней и всю глубину их недовольства. Оторвались от основных сил. Чудом выжили в космическом бою. Убежали от звезды, решившей нас притянуть и сжечь. А тут, вместо отдыха, старая шнява разваливается буквально на ходу. Эти приступы «эпилепсии» уже пятый раз повторяются. По одному в сутки. Да ещё и впереди неизвестность, только одно точно, что будет бой. А, главное, все, хоть и нет явных доказательств, догадываются, кто виновник, но сделать ему ничего нельзя.
Но и срывать злость на Фее я не дам. Не на одном из нас, пусть он и косякнул. Тем более с подачи Гусара.
Миша вообще последние дни зарывается. Снова разругался с Лизой, потом попытался помириться и ещё раз разругался. Так что ходит теперь, как гоблин, и пытается у всех «похитить рождество». Как он ещё Пивоварову морду не набил, не знаю. Устал уже разводить их по разным нарядам, во избежание.
— Сто, — выдал я финальное значение.
— Триста, — еле слышно буркнул Гусар.
— Двадцать пять, — исправил я свою ошибку, и снова приблизился грудью к палубе.
— Гусар, ты задолбал, — заворчали сразу с нескольких сторон, заткнись, а?
— Двадцать шесть, — добавил я, и разговорчики закончились.
Может, устроить этим горе любовникам, этому амурному треугольнику очную ставку? Пусть расставят все точки над «и», а Лиза выберет уже кого-то одного? А то и правда надоело. Тим Пивоваров проблем не создаёт, служит себе тихо. А вот Лиза, то с одним по палубе шляется, то с другим. То ругается с ними, то мирится. Вот Гусар и бесится.
