Тайна из тайн - Браун Дэн

Гесснер, казалось, развлеклась этим вопросом. "По двум причинам. Во-первых, наш основной докладчик - доктор Ава Истон из Европейского совета по мозгу - вынуждена была отменить визит. Нам нужна была женщина на замену, и я подумала, что Кэтрин с радостью согласится. А во-вторых, я прочла интервью, где Кэтрин великодушно признала, что одна из моих статей вдохновила часть её будущей книги."

"Верно, - подтвердила Кэтрин. - Я не знала, что вы это видели."

"Да, видела, Кэтрин, - сказала Гесснер снисходительным тоном, больше подходящим для разговора с ребёнком. - Хотя вы не упомянули, какая именно из моих статей вас вдохновила?"

"'Химия мозга при эпилепсии', - ответила Кэтрин. - Европейский журнал нейронаук."

"Немного выходит за рамки ноэтики, не находите? Надеюсь, вы не перекручиваете мои исследования в угоду своим выводам."

"Ни в коем случае", - сказала Кэтрин.

Лэнгдон восхитился её учтивостью. Я бы точно так не смог сдержаться с этой женщиной.

"Тем не менее, - продолжала Гесснер, - из профессиональной вежливости я бы хотела заранее ознакомиться с этой главой. У вас наверняка есть с собой копия рукописи."

"Вообще-то, нет", - честно призналась Кэтрин.

Гесснер скептически приподняла бровь. "Ну что ж, может, вы достанете её для меня. Если мне понравится, я подумаю о рекомендации для вашей первой книги - это могло бы помочь с её восприятием."

"Очень любезно с вашей стороны, - с ангельским терпением ответила Кэтрин. - Я спрошу у своего редактора."

Отказ явно раздосадовал Гесснер. "Как пожелаете, но хотя бы позвольте пригласить вас завтра в свою лабораторию - покажу вам кое-что. Уверена, вас это впечатлит. Буду рада просветить вас."

Лэнгдон нервно ерзал, но Кэтрин взяла его под столом за руку и с неожиданной силой сжала её, удерживая от возражений, пока принимала приглашение Гесснер.

Прошло двадцать минут, а Гесснер всё говорила... о чём именно, Лэнгдон уже не понимал. После половины своего отвратительного коктейля с кленовым сиропом и беконом у него во рту стоял вкус завтрака. Если её монолог продолжится, ему определённо потребуется ещё выпить.

Может, мартини с жареным яйцом?

Кэтрин едва успела до половины абсента, но уже проявлялись его эффекты: речь стала менее чёткой, а веки тяжелели.

"Учитывая инновационный характер моих исследований, - между делом заметила Гесснер, - вам, разумеется, придётся подписать соглашение о неразглашении перед посещением лаборатории."

Лэнгдон счёл это чудовищно высокомерным требованием среди коллег. "Собственно, оно у меня с собой, - сказала Гесснер, доставая кожаный портфель. -

Можем оформить сейчас, чтобы завтра..."

"Вообще-то, - перебил Лэнгдон, - сомневаюсь, что Кэтрин сейчас в состоянии читать юридические документы. Может, завтра по прибытии в вашу лабораторию?"

Явно недовольная, Гесснер уставилась на него поверх портфеля, словно оценивая его решимость. Наконец согласилась: "Хорошо, можно и так."

Пока Гесснер вновь погрузилась в разговор с Кэтрин, Лэнгдон задумался: почему нейробиолог, столь презрительно отзывавшийся о её работе, так стремился похвастаться своей закрытой лабораторией.Какими бы ни были мотивы Гесснер, утром Лэнгдон решил предложить Кэтрин тактично отказаться от экскурсии.

— Ничего личного, Кэтрин! — громко воскликнула Гесснер, прерывая ход мыслей Лэнгдона. — Ты же знаешь, я никогда не стеснялась своего неприятия паранормального и psi-науки. Помнишь мою обложку в Scientific American?

— Помню, — улыбнулась Кэтрин. — "Доктор Бригита Гесснер: не называйте её нейро-psi-истом".

— Точно, — снова громко рассмеялась она. — Все подхватили эту шутку. Одна поклонница прислала мне коврик для мыши с моей же цитатой: "В науке нет места psi". А коллега посоветовал сменить все пароли на P-S-I, потому что это последнее, что кто-либо мог ожидать от меня!

— Это действительно смешно, — сказала Кэтрин, потягивая абсент.

— Но ещё забавнее, что годы спустя, выбирая пароль для новой лаборатории, я вспомнила его совет… и установила PSI в качестве кода!

Лэнгдон приподнял бровь, гадая, что менее вероятно — что Гесснер защитила лабораторию трёхбуквенным паролем или что она его им назвала.

— Конечно, не буквально P-S-I, — добавила она со смехом. — Я его зашифровала. Довольно остроумно, если позволите себе похвастаться.

Что ты только что и сделала.

— Профессор, — обратилась она к нему, — вы же любите головоломки, верно? Моё шифрование вас впечатлит.

— Не сомневаюсь, — пробормотал он, едва слушая.

Гесснер самодовольно выпрямилась. — Мой гениальный шифр — это "арабская дань древним грекам с латинским оттенком". — Она сняла лимонную цедру с края бокала и с театральным жестом уронила её в напиток. Микрофон упал.

Лэнгдон не понял ни слова. — Звучит очень замысловато.

— Роберт смог бы его разгадать, — выпалила Кэтрин, абсент уже явно давал о себе знать. — Он мастер шифров.

— Готова поспорить, — усмехнулась Гесснер. — Шансы профессора угадать — менее одного на три с половиной триллиона.

Лэнгдон не моргнул глазом. — Судя по всему, семизначный буквенно-цифровой код.

Гесснер отпрянула, округлив глаза, поражённая его мгновенной догадкой. Кэтрин залилась хмельным смехом. — Я же говорила, он отлично разбирается в шифрах!

— И в степенях, судя по всему, — заметила Гесснер, явно смущенная. — Ладно, профессор, больше никаких подсказок.

— На этой ноте, — резко поднялся Лэнгдон, — пожалуй, пора заканчивать вечер.

— А, Отец объявляет конец вечеринки, — поднялась Гесснер, оставив почти нетронутый тоник с водкой. — Кэтрин, увидимся утром. Ровно в восемь у бастиона Креста.

Посмотрим, — подумал Лэнгдон.

Когда Кэтрин встала, она одним глотком допила остатки абсента. Лэнгдон прикинул, что у него осталось примерно три минуты, чтобы доставить её в номер, пока напиток не подействовал окончательно.

Они попрощались, и, провожая Кэтрин по коридору в сторону их номера, Лэнгдон корил себя за то, что столько времени терпел Гесснер. Он встречал немало высокомерных академиков, но Бригита Гесснер возвела заносчивость на принципиально новый уровень.

Арабская дань древнему греку с латинским оттенком? Серьёзно?

Лэнгдон хотел бы тут же разгадать её "гениальный пароль", хотя бы чтобы посбить спесь с этой невыносимой женщины. Но момент был упущен. Забудь,сказал он себе. Кому это важно?

Войдя в номер, Кэтрин исчезла в ванной, собираясь ко сну. Лэнгдон расхаживал по гостиной, понимая, что слишком возбуждён, чтобы спать. Как бы он ни хотел забыть встречу с Гесснер, раздражение от её самодовольного превосходства пробудило в нём дух соперничества. Его аналитический ум уже лихорадочно работал, пытаясь разобраться в её загадке.

Разложи на составляющие, подумал он. Арабская дань…

Лэнгдон знал, что в алфавитно-цифровых системах нет арабских букв, поэтому почти наверняка Гесснер имела в виду другой арабский алфавит — цифры, математическую систему счисления, популяризованную арабами более тысячи лет назад.

Пароль Гесснер должно быть число.

"Арабская дань... — вслух размышлял он, — древнему греку."

Логично, что если её пароль — число, то и "дань" должна быть числовой, значит, этот древний грек скорее всего связан с математикой.

Три величайших математика античности были греками.

Их имена врезались Лэнгдону в память после того, как его школьный учитель математики мистер Браун сообщил классу, что общепринятая в школе аббревиатура "PEA" расшифровывается не как Phillips Exeter Academy, как все думали, а как зашифрованная дань трём титанам античной математики —Пифагору, Эвклиду, Архимеду.