Тайна из тайн - Браун Дэн

Она как раз проходила статую святого Августина, когда внезапно остановилась. Оглянувшись по сторонам, словно убедившись, что одна, она сняла тиару и небрежно сбросила ее с моста в воду. Затем то же проделала с копьем. Потом достала из кармана белую вязаную шапку, надела её, заправив под нее темные волосы. Наконец, она сняла черное пальто, обнажив плотный красный свитер под ним. Сложила пальто и оставила его у подножия статуи святого Августина — места, куда часто оставляют пожертвования для бездомных.

Теперь изменив внешность, женщина резко свернула влево, исчезнув в узкой лестнице на западном берегу реки. Кто бы ни была эта хамелеон, она явно не хотела, чтобы её преследовали.

Дана ускорила архивную запись, следя за женщиной, которая быстро пересекала брусчатую площадь перед Лихтенштейнским дворцом... мимо музея Кампа с его странной инсталляцией – тремя гигантскими бронзовыми младенцами с штрихкодами вместо лиц... и наконец углубилась в парк Кампа, где она побродила некоторое время, прежде чем купить кофе в киоске. Сидя на скамейке и потягивая горячий напиток, она получила звонок.

Закончив разговор, она поспешила обратно к Карлову мосту, где уже было несколько пешеходов по пути на работу. Женщина быстро шла обратно, свернула с моста налево на улицу Кржижовницка. Когда она шагала по тротуару, запись резко замедлилась, изображение начало мигать надписью "LIVE". Ее быстрая ходьба перешла в обычный шаг.

Реальное время. Это происходит прямо сейчас...

Дана не имела полномочий использовать системы слежения таким образом, но не могла оторвать глаз от этой оборотня. Она наблюдала, как женщина шла по тротуару, свернула влево через элегантный парковочный двор к главному входу одного из лучших отелей Праги.

Она идет в Four Seasons?

Когда женщина исчезла за вращающейся дверью, что-то неожиданное привлекло внимание Даны — Audi A7, припаркованная на резервированных местах перед отелем. На это не стоило бы обращать внимания, если бы не особые красные буквы на номере, указывавшие на дипломатическое авто.

Это машина нашего посольства?

Через мгновение Дана получила ответ — из автомобиля вышел утонченный Майкл Харрис и быстро направился в отель.

Дана смотрела в шоке, и у неё скрутило живот.

Ах ты сукин сын, Майкл. Я так и знала!

Менеджер отеля Four Seasons всё ещё светился от недавнего личного звонка посла США. Поблагодарив его за тактичность сегодня утром касательно неприятной ситуации с мистером Лэнгдоном, посол попросила его об услуге.

Услуге, которая только что вошла, подумал менеджер, увидев элегантно одетого мужчину, идущего к стойке регистрации.

— Мистер Харрис, — сказал менеджер, протягивая руку. — Только что звонил посол.

— Спасибо, — ответил мужчина, его рукопожатие было как тиски.

— Я видел вас утром с мистером Лэнгдоном, — сказал менеджер. — И... с ÚZSI. — Он поморщился. — Надеюсь, всё улаживается?

— Безусловно. Недоразумение, мы разбираемся. Я здесь, как вы уже, вероятно, знаете, чтобы забрать кое-что из люкса мистера Лэнгдона, пока мы решаем этот вопрос. Там лекарства, и я полагаю, они важны...

— Конечно, ключ от номера уже готов, сэр. Мне только нужно удостоверение личности. Прошу прощения за формальности, но ситуация необычная, политика отеля...

— Без проблем, — мужчина протянул дипломатическое удостоверение. — Ценю вашу осторожность. Посольство привыкло к безукоризненному сервису Four Seasons.

Сияя, менеджер вернул удостоверение. — Очень любезно с вашей стороны. Королевский люкс наверху. Когда закончите, просто оставьте ключ в номере и закройте дверь.

Мужчина поблагодарил его и направился наверх.

Менеджер вернулся к работе, слишком занятый, чтобы заметить симпатичную женщину в красном свитере, которая последовала за мужчиной.

ГЛАВА 32

Где я? — промелькнуло у Саши в голове.

Она ощутила знакомое покалывание, поднимающееся по телу — лёгкое и приятное, словно пузырьки шампанского в жилах. Выходя из эпилептического припадка, Саша часто чувствовала, будто её мозг перезагружается, словно компьютер, начиная с нуля, загружая программу бит за битом.

Инстинктивно она начала свой привычный послеприпадочный ритуал.

"Постиктальная фокусировка" — так доктор Гесснер называл этот метод, помогающий вернуться в реальность, заставляя разум вызвать самое свежее доступное воспоминание.

Сегодня утром я заваривала чай,— вспомнила Саша, воскрешая в памяти аромат гибискуса, утренний свет, льющийся через кухонное окно, и тихое мурлыканье двух её сиамских кошек, трущихся о ноги в ожидании завтрака. По мере того как мозг медленно работал, она пыталась вспомнить, что делала после того, как покормила кошек, но эти воспоминания были пусты, отказываясь всплывать.

Интериктальные провалы памяти, как это называли, были обычным явлением среди эпилептиков и проявлялись периодами забытья, иногда охватывающими многие часы, будто мозг просто забывал записывать происходящее.

Для некоторых эпилептиков провалы памяти были мучительнее припадков, но Саша предпочитала просто смириться. Порой ей даже казалось, что это могло быть благословением.

Есть моменты в моём прошлом, которые я предпочитаю не вспоминать.

Когда Саша росла в России, другие дети дразнили её из-за припадков, дав ей похабное прозвище —"вибратор". Родители водили её по специалистам, но ответ всегда был один: "Лечения нет. Саша умрёт с припадками... но не из-за них".

А я хочу умереть, — часто думала Саша.

Минуты покоя после припадков, хоть и казались волшебными, не могли перевесить душевную боль и физические травмы, которые эти эпизоды приносили в её жизнь.

Врачи в итоге поставили Саше диагноз — хронический обморок и острое психическое расстройство — и предложили поместить её в специализированное учреждение. Единственным вариантом стала психушка — разваливающаяся государственная психиатрическая больница где-то на западе России, на самой окраине. В свой десятый день рождения родители оставили её там и больше не навещали.

Саша плакала в своей крошечной комнате неделями. Приступы случались по нескольку раз в день, и персонал безжалостно сдерживал её, не проявляя ни капли сострадания. Еды давали мало, зато лекарств — с избытком. К подростковому возрасту Саша жила в состоянии постоянной седации и одиночества.

Более десяти лет она провела так — забытой и одинокой. Единственным побегом от реальности были американские фильмы, бесконечно крутившиеся в холле.

Романтические комедии нравились ей больше всего, и Саша часто мечтала влюбиться в Нью-Йорке. Когда-нибудь я увижу Америку, — обещала она себе, порой чувствуя, что только мечта об Америке дает ей силы жить.

Но и этой мечте не суждено было сбыться.

Саше назначили новую ночную сиделку — жестокую медсестру по имени Мальвина, которая развлекалась в безлюдные ночные часы, отбирая у Саши противосудорожные препараты, а затем наблюдала за её припадками, словно за цирковым представлением, после чего избивала её. Неделями Мальвина издевалась над Сашей физически, морально и, возможно, другими способами, которые её разум блокировал.

Однажды утром, едва пережив особенно жестокую и травматичную атаку Мальвины, Саша рыдала в постели, когда в палату ворвались трое санитаров и потащили её в холл.

"Признавайся!" — орали они на неё. —Признавайся!

У ног Саши на полу холла лежало бездыханное тело Мальвины, её голова была почти полностью вывернута назад.

— Это не я, — твердила Саша, но персонал уже решил, что она виновна. Не желая терять государственное финансирование, они списали смерть Мальвины на несчастный случай на скользком полу и в наказание заперли Сашу в карцер.