Книга ведьм - Хоу Кэтрин

Приведу еще один пример: сообщается, что «Юлиан (впоследствии названный Отступником [393]) учился философии и языческим наукам у Либания [394], своего наставника, вследствие чего поставил философию выше Евангелия, отойдя от христианства и вернувшись к язычеству». Этот самый Юлиан после своего отступничества запретил христианам обучаться по священным книгам, где отражен промысел Божий, вынудив их опуститься до языческих наук. В «Меркурии» за февраль 1695 года приводятся такие сведения: «Ученые, дабы получить звание доктора христианских наук, должны были учиться красноречию по языческим трактатам, и лишь Карфагенский собор [395] поставил препону чтению идолопоклоннических книг».

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что во времена раннего христианства не только простые люди, но и многие ученые, в том числе выдающиеся философы, обратившиеся к вере в Христа, все еще сохраняли любовь к языческим обрядам, и эта привязанность, укоренившись в христианской почве, дала пышные вредоносные всходы, выкорчеванные лишь Реформацией.

Среди других сорняков, проросших из тех же корней, вера в силу бесов и колдовства – не последняя. Произведения Гомера, Вергилия, Горация, Овидия и других античных авторов написаны великолепным языком и до сих пор изучаются в школах, но при этом они утверждают пагубные для всего христианского мира доктрины. Как выражается один из авторов, «если раньше христианские школы отвращали людей от язычества и приводили их к Евангелию, то теперь они совершают обратное под маской разностороннего образования». И хотя мистер И. М. [396] в своих «Чудесных знамениях» рассказывает, что на одном из первых соборов были преданы анафеме все те, кто верит во власть бесов, зло укоренилось столь сильно, что, насколько мне известно, долговременных последствий это решение не имело. Более того, колдовство возвели в разряд столь страшных зол, что для преследования за него были придуманы особые судебные процедуры, работавшие с пугающей неотвратимостью. Пролились реки крови, за которые должна ответить блудница в пурпуре [397], ослепленная своими же измышлениями.

Знаком я и с трудом мистера Перкинса [398], который в Англии после Реформации подхватил миссию жестокого преследования ведьм, и по этому пути воспоследовали ему мистер Гоул, мистер Бернард и еще несколько проповедников и судейских. Они не оставили без внимания многообразие испытаний, придуманных язычниками и папистами для выявления чародейства, поставив своей целью противостоять тому, что они сочли пагубным. Не удивительно, что в основном повторяли они приемы мистера Перкинса, превосходившего их всех ученостью. В то же время их благие начинания строились на упущениях, за которые должны они нести ответственность, ибо действовали с предвзятостью. Самая большая их общая ошибка в том, что они не руководствовались святыми книгами или разумом, а их рвение пагубно тем, что на их примере десятки и даже сотни борцов с нечистью могут посчитать, что в этом деле возможно обходиться вообще без доказательств.

Кровавые судилища следует пресечь, ибо сегодня даже протестанты поддерживают недозволенные методы отправления правосудия. Правильно ли, что один проповедник вещает: «А как иначе распознать ведьму?», а другой уверяет, будто во власти колдунов поручить дьяволу убивать людей? Тверды ли эти люди в своей вере? Почему обвинитель не обратился к священному писанию, а пребывал во власти языческих измышлений? Если мы откажемся от наших священных книг, устанавливающих правила и порядок нашей жизни, последствия для всей Новой Англии будут ужасными вплоть до ее исчезновения с лица земли.

Что касается большинства главных действующих лиц салемских трагических событий, то сегодня они в определенной степени готовы признать, что совершили недопустимое. Но сдается мне, что в сходных обстоятельствах они вновь и вновь будут так поступать, не вняв предупреждениям. Слишком далеки они сегодня от того, чтобы возблагодарить Господа за то, что жертв не стало больше, и принять на себя вину и стыд за происшедшее.

В заключение буду краток: мы увидели, как чрезмерное рвение стало источником слепой ярости, направленной не на действительных врагов, не на безбожников, погрязших в непотребствах, а на тех, кто, будучи столь же добродетельными и богобоязненными, как и оставшиеся в живых жители нашей провинции, пострадали безвинно, ибо на них обрушились со всей возможной суровостью, опираясь лишь на свидетельства глупых служанок и хитрых девок, которые до и после судов вели жизнь, полную разврата и кровосмесительства. И самое страшное в том, что краеугольным камнем обвинения стали одни только измышления о духах и призраках обвиняемых, находившихся в ту пору совсем в других местах, и что эти нелепые обвинения были поддержаны и судьями, и присяжными заседателями, и даже священниками, которые не задумывались о последствиях.

Где публичное и открытое раскаяние тех, кто ошибся, пойдя на поводу у лжеучения, кто применил недозволенные методы, коими проливали кровь язычники и паписты? Разве не понятно им, что на нашей земле теперь лежит пятно, которое смывать придется очень долго, и что можем мы стать плохим примером для иных городов и сел. Ведь на деле были оправданы действия и поступки тех, кто обесчестил имя Божие, впал в язычество, способствовал укреплению наших врагов и, как следствие, благоприятствовал росту числа отвернувшихся от нашей веры.

Глава 39

Дело об отравлении в Олбани, Нью-Йорк

1700

В пуританской Новой Англии было весьма распространено убеждение в том, что местные индейцы имеют самые тесные связи с Дьяволом, вплоть до физического контакта. Не только в Салеме искали ведьм и колдунов, не только в Массачусетсе с опаской относились к индейским нехристианским ритуалам. Далее приводится краткий рассказ о том, как на фоне постоянных территориальных конфликтов протестантской Новой Англии с католической Французской Канадой слухи о колдовстве среди коренного населения вызывали сильный переполох у колонистов Нью-Йорка [399].

Известно, что в Олбани в 1700 году имела место казнь за колдовство. Об этом граф Белломонт [400]сообщил совету торговцев и плантаторов вверенных ему провинций. Вот как звучит описание этого случая в его собственном изложении:

«Агуэндеро, великий вождь племени онондага, выступавший от имени всех пяти племен на встрече, которую я проводил два года назад в Олбани, был вынужден покинуть свою землю и поселился на участке рядом с Олбани, принадлежащем полковнику Шюйлера. Сын Агуэндеро был отравлен и умер: при этом у него на боку вскрылся ужасный нарыв, из которого клоками полезли волосы, что дало основание считать, что был он не только отравлен, но и стал жертвой колдовства».

Некий джентльмен, проживающий в Олбани, поведал мне об одном давнем случае: Деканнифор, один из вождей племени онондага, находясь в Канаде, взял в жены женщину из племени «молящихся» [401] индейцев. Эта женщина умела не только возносить молитвы, но и готовить яды. Иезуиты [402] снабдили ее смертельным снадобьем и научили, как хитростью применять его, чтобы тебя никто не заподозрил. Отравительница подавала своей жертве чашу с водой и скрытно выпускала в нее каплю яда из-под ногтя (а ногти у нее были длинные, потому что индейцы их вообще не стригут). Эта женщина была верной ученицей иезуитов – она отравила шесть своих соплеменников, которые были нашими сторонниками. Как-то раз она двинулась в путь из Французской Канады к нам в сопровождении других индейцев, собиравшихся посетить тех своих родственников, которые проживали в нашей местности. Среди ее спутников был индеец из племени могавков, принявший протестантскую веру, – по отзывам, весьма добропорядочный молодой человек. В пути эта женщина отравила его, и он умер за два дня до прибытия путников в Олбани. Власти города послали за его телом, чтобы похоронить по христианскому обычаю. Случилось так, что преступница оказалась в Олбани как раз в то время, когда там находилось несколько индейцев-могавков, среди которых был один юноша – близкий родственник отравленного молодого человека. Увидев отравительницу, он в великом ужасе закричал, что она – та самая злодейка, которая отравила многих их друзей, что он позаботится о том, чтобы новых смертей не было, после чего набросился на нее и дубинкой вышиб ей мозги [403].