Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

Общее внимание было приковано к его попыткам очнуться. И потому никто не заметил, как в соседнем саркофаге, трудно опираясь руками о бортики, поднялся доктор Мурашов.

5

– Почему мне никто не сказал? – свирепо осведомился Кратов.

– Но вы ничего такого и не спрашивали, – возразил Мурашов, разводя руками.

При этом он как бы невзначай проконтролировал это простое движение взглядом: мол, правильно ли отрабатывает несложный динамический стереотип.

Они сидели в кают-компании вокруг стола, все, за исключением Грина, закутанные в халаты, что придавало происходящему некое сходство с собранием общины ордена капуцинов, а мрачные физиономии лишь усиливали сходство.

– Это было решение Корпуса Астронавтов, – на всякий случай пояснил Феликс Грин.

– Наверняка пролоббированное антропологами-экспериментаторами с Баффиновой Земли, – сквозь зубы добавил Кратов. – Которым все еще интересен рациоген. Мне кажется, или где-то поблизости маячит розовая лысина доктора Теренса Морлока?

– Вам определенно кажется, креститесь, – доброжелательно сказал Мурашов. – Это была совместная инициатива Корпуса и Карлова университета. Проект «Голем», также известный в околонаучных кругах под затертым обозначением «Человек-3».

– Интересно, почему я вам не верю? – спросил Кратов, глядя в пространство.

– Потому что полагаете, будто вас обманули, – сказал Мурашов. – Или, еще хуже, что вас использовали. А всем известна ваша нелюбовь к манипуляциям вашей драгоценной персоной. – Он чересчур шумно отхлебнул из кружки свой чай и смущенно поморщился. – Простите, некоторая моторика восстанавливается позже всего… Хочу вас уверить, Консул: лично я был против того, чтобы оставлять вас в неведении. Но в Корпусе Астронавтов рассудили иначе.

– Татор знал о вашем… гм… специфическом происхождении?

– Конечно, знал. И даже энергично протестовал. Ну, его смогли-таки убедить.

– Я тоже знал, – сказал Феликс Грин виновато. – Да все знали, чего уж там.

– Черт знает что, – сердито сказал Кратов.

– Ну давайте уже я извинюсь за этот вынужденный водевиль, – сказал Мурашов с раздражением. – Хотя от нас с Брандтом решение не зависело. Нас поставили перед фактом, кондиционировали и отправили на борт «Тавискарона».

– Так вы, в конце концов, умеете читать мысли? – в лоб спросил Кратов.

Мурашов тяжко вздохнул.

– Нет, – ответил он. – Я не читаю мысли. Это вам не набор графем или пиктограмм, не бегущая строка или рекламный плакат. Мысли вообще нельзя читать, это более сложная информационная структура, чем подразумевается классической лингвистикой. Да и неклассической, впрочем, тоже. Я их воспринимаю, я их вижу. Видеть и читать – не одно и то же. Чувствуете разницу?

– Демагогия, – буркнул Кратов. – А вы, Брандт?

Тот вздохнул еще горше и завел очи к потолку.

– Разумеется, – наконец изрек он густым басом.

– Согласись, в твоем присутствии я был деликатен, – доверительно сказал Феликс Грин.

Брандт красноречиво закряхтел, но от реплики по своему обычаю воздержался.

– Черт знает что, – повторил Кратов непримиримо. – Какие еще темные тайны скрывает от меня, простого генерального фрахтователя, этот ваш «Летучий Голландец», который называть «Тавискароном» теперь язык не поворачивается?

– Да, кажется, более никаких, – осторожно промолвил Феликс Грин, переглядываясь с Мурашовым.

– Какого, спрашивается, хрена я вас оплакивал? – спросил Кратов с досадой. – Переживал, вытаскивал из снега, как с поля боя…

– Вы действительно переживали? – осведомился Мурашов, предупредительно подавшись вперед.

– Уж как умел, – сварливо проворчал Кратов.

– Консул, мы живем в эпоху, когда цена жизни слишком высока, – сказал Мурашов рассудительно. – Никто не обязан жертвовать собой во имя неосязаемых материй. Нет таких ценностей, которые были бы выше человеческой жизни. Подвиги самоотвержения становятся анахронизмом. Времена трагедий уходят. Вы что-то имеете против? Лично я – нет. Это я вам как голем говорю.

– Да, я помню, – угрюмо сказал Кратов. – Все эти ваши проекты, не исключая рациоген, имеют главной целью бескомпромиссное биологическое бессмертие человеческого индивидуума…

– Так и есть, – покивал Мурашов. – И вы не представляете, насколько мы близки к решению. Не хотел бы раздавать опрометчивых авансов, но у вас, Консул, и у вас, Феликс, прекрасные шансы успеть стать бессмертными.

– Здорово, – сказал Грин без особого энтузиазма.

– Как тахамауки? – осклабился Кратов.

– Нет, – спокойно возразил Мурашов. – Тахамауки очень давно достигли той же цели, но избрали неверный путь. Они никогда не умирают. А мы, люди, будем вечно жить. Чувствуете разницу? Только не говорите, что и это демагогия.

– Это утопия, – твердо сказал Кратов.

– Грм-м-м, – вдруг откликнулся Брандт.

Все взгляды обратились к нему.

– Хорошо, что мы все вспомнили про тахамауков, – произнес Брандт, тщательно выговаривая каждый слог.

6

– Ну, коль уж начали, так договаривайте, Ян, – потребовал Кратов.

– Техника, которая участвовала в нашей… – Брандт прикрыл глаза, напряженно подбирая слова. – В нашей нейтрализации…

– Техника, – нетерпеливо сказал Кратов. – Нейтрализация. Что не так с техникой?

– Я уже видел нечто подобное.

– Где?

– В музее ксенотехнологии.

– Существует такой музей? – недоверчиво спросил Кратов.

Он был завсегдатаем Тауматеки в Рио-де-Жанейро, имел случай обойти весь Вхилугский Компендиум, лично разрезал ленточку в пяти небольших музеях внеземных культур, произносил речь на открытии постоянно действующей частной экспозиции «Финрволинауэркаф меж двух времен». Как выяснилось, кое-что ускользнуло от его внимания.

– Да. Существует. – Короткие фразы давались Брандту не в пример легче. – В Штайре. Это старинный австрийский город.

– А вы у нас по первому образованию… – заметил Кратов с усталой иронией.

– Ксенотехнолог, – кивнул Брандт – Дипломированный. Очное обучение в естественной среде.

– То есть среди так называемых «людей-1»? – уточнил Кратов.

Брандт медленно кивнул. И в обычном состоянии несколько вяловатый, по воскрешении он выглядел совершенно заторможенным.

– На меня не смотрите! – поспешно сказал Мурашов. – Я медик по всем трем образованиям.

– Никто на вас и не смотрит, – сказал Кратов, сердито буравя медика глазами.

– Именно этим вы сейчас и заняты! – возразил тот. – И думаете обо мне… о всех нас… невесть что.

– Ничего я о вас не думаю, – проговорил Кратов. – Кроме, разве что, того, как вас использовать в разумных целях.

– И что надумали? – с живым интересом осведомился Мурашов.

– Для этой миссии вы, господа големы, положительно бесполезны, – холодно заявил Кратов.

– Говорил же я своим кураторам!.. – оживленно воскликнул Мурашов, махнул рукой и притих.

– Что же натолкнуло вас на мысль о тахамауках? – обратился Кратов к третьему навигатору.

– Громадная энергонасыщенность технических единиц. В сочетании с сугубой деликатностью.

– Если вы помните, вас там убили, – хмыкнул Кратов. – С сугубой деликатностью. Или вы этого помнить не можете?

– Можем, – вмешался Мурашов. – Вот сюда, – он ткнул обоими указательными пальцами во внешние углы глазниц, – у нас вмонтированы регистраторы. Очень прочные, практически неразрушимые. Поэтому мы оба помним момент своей смерти.

– Нейтрализации, – угрюмо поправил Брандт.

– Смерти, старина, будем честны. Мы с вами люди, хотя и с индексом «три», поэтому прекращение жизненных функций резонно считать смертью. И то обстоятельство, что смертей у нас может быть больше, чем одна, ничего кардинально не меняет… Мы помним и то, что было после смерти. Хотя чего там помнить? Разве что ваши, Консул, титанические усилия по нашей эвакуации.

– Не успел вас поблагодарить, – пробормотал Брандт, потемнев лицом, что в отсутствие загара могло бы выглядеть смущенным румянцем.