Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

– Мы делаем это прямо сейчас, – оживленно подхватил Мурашов. – Не могу утверждать, что длительное пребывание в состоянии дормитации… когда жизненные функции угнетены либо прекратились полностью… так уж сильно осложнило бы восстановительные процессы. Все же, низкая температура окружающей среды – для дормитации это всегда предпочтительно. Но в общих интересах было как можно скорее поместить наши тела в саркофаги. Что вы и сделали, и мы вам за это признательны.

– Сколько угодно, – сказал Кратов с ледяной вежливостью. – А если впредь не будете сбивать фокус беседы, глядишь, и сами заслужите мою благодарность. Итак, энергонасыщенность и… э-э… сомнительная деликатность.

– Несомненная, – возразил Брандт. – Нас нейтрализовали, но не разрушили. Если вы заметили, там вообще ничего не было разрушено. К «архелонам» они даже не прикоснулись. А на «гиппогриф», похоже, и вовсе внимания не обращали. – Выдержав паузу, он добавил: – И, разумеется, форм-фактор.

– Ну же, не интригуйте, Ян, – подбодрил его Кратов.

– Я уже пытался объяснить. В Штайре, в музее ксенотехнологий, хранится несколько образцов архаичной техники тахамауков. Тех времен, когда их еще всерьез занимала галактическая экспансия. Не скажу, чтобы у меня было много шансов разглядеть технику, что нас атаковала. Но на аппараты, которые Феликс упорно именует Всадниками Апокалипсиса, я полюбовался вдоволь.

– Когда успели? – спросил Кратов.

– Глазел на видеалы внешнего обзора, пока приводил себя в порядок после выхода из дормитации. Нужно же было чем-то нагрузить зрительные рецепторы, а Всадники по-прежнему стоят снаружи корабля. Кроме тех, разумеется, что лежат. Конструктивные решения, обводы… такое ощущение, что даже материалы, из которых все это изготовлено, за тысячи лет не претерпели новшеств.

– Полагаете, мы врюхались в выездную экспозицию какого-то музея ксенотехнологии? – иронически спросил Кратов. – Или угодили на полигон списанной техники?

– Я не знаю, – с досадой произнес Брандт. – Я лишь высказываю предположения. Но то, как они себя ведут, свидетельствует об отсутствии осмысленной координации. Все их действия направлены лишь на то, чтобы устранить инородный раздражитель, препятствующий выполнению технической задачи.

– О которой нас никто не удосужился известить, – ввернул Мурашов.

– Хорошо, – промолвил Кратов. – Согласен. Они просто желали пресечь всякую активность в зоне своей ответственности. Неподвижную технику проигнорировали, големов отключили… – Мурашов негодующе фыркнул, но ничего не сказал. – Осталось два вопроса.

– Только два? – удивился Брандт.

– Не цепляйтесь к словам, Ян.

– Позвольте пояснить, – напористо сказал Мурашов. – Исключительно с тем, чтобы уменьшить степень неопределенности в наших отношениях, и без того безобразно затянувшейся. Обязательства перед Корпусом Астронавтов, соглашение о неразглашении… отвратительный канцелярит… Мы с Брандтом – разные големы. Как люди условно делятся на расы, так и мы относимся к различным проектам. Это было условием кафедры утилитарного антропогенеза. Во-первых, обкатка сразу двух проектов в экстремальных условиях. Во-вторых, снижение вероятности досрочного изобличения с вашей стороны. В силу конструктивных особенностей големы разных проектов в сходных обстоятельствах ведут себя по-разному, а не используют, хотя бы даже неумышленно, зеркальные поведенческие стереотипы. Такая опасность существовала, и решено было ее избежать простейшим способом. Старина Ян молчалив и, при всем уважении, несколько зануден потому, что в процессе кондиционирования решено было в качестве доминирующей избрать психомодальность «педант» в ее пограничной версии.

– А вам, док, навязали модальность «болтун»? – сочувственно спросил Кратов.

– Нет, конечно. Такой психомодальности не существует. Я «гипер-эмпат». Общительность, проницательность, высокая чувствительность к коммуникативному спектру партнера…

– И чтение мыслей, – добавил Кратов.

– Далось вам это чтение, – проворчал Мурашов. – Восприятие ментальных образов! И это, как вы уже поняли, есть универсальное свойство всех големов. Хотя Ян, насколько мне известно, пользуется им очень неохотно.

– Спасибо и на том, – хмыкнул Кратов. – Итак, обещанные вопросы, два из многих. Вопрос первый: что случилось с Татором и инженерами.

– Туземцы их похитили, – уверенно сказал Мурашов. – Это не вопрос, а очевидность.

– Похитили, – повторил Кратов. – И что с ними сделали? Уничтожили? Съели? Держат в заложниках и сочиняют письмо с требованием выкупа?

– Выкупа? – непонимающе нахмурился Брандт.

– Ах, оставьте, Ян, – отмахнулся Мурашов. – «Вождь краснокожих», неувядаемая классика, вы должны были прочесть еще в детстве!

– У нас не было детства… – начал было Брандт с обидой, но смущенно осекся. – Да, вы правы, док, мистера Уильяма Портера я безусловно читал, хотя и в зрелом возрасте.

– Я бы с порога отмел негативные прогнозы, – твердо сказал Мурашов.

– Отчего же? – с любопытством спросил Кратов.

– Если Ян прав, это автоматы. Автоматы не убивают. Они лишь следуют программе. Кому придет в голову включать в программу убийство живых существ?!

– Вы не поверите, – сказал Кратов, саркастически усмехаясь.

– Истребление нежелательной органики, – понимающе кивнул Брандт. – Подавление биологической активности на охраняемой территории. Автоматы не станут разбирать, кто разумен, а кто нет.

– Подите к черту оба, – сказал Мурашов досадливо. – Вы спросили, я ответил. Не моя вина, что ответ вас не удовлетворил. И, кажется, у вас был в загашнике еще один вопрос.

– Разумеется, – сказал Кратов. – Почему они не тронули меня?

– Ну, это элементарно, как говорил Шерлок Холмс, – сказал Мурашов, потягиваясь. – Они вас просто упустили.

– Упустили?

– Ну да. Вы стремительно ушли из зоны их наблюдения, укрывшись на «гиппогрифе». Это была верная тактика, которая могла бы спасти всех, не возобладай в нас доминанта клинической доблести… Белые Охотники не так умны. Это семантическая двусмысленность, которая означает вовсе не то, что они глуповаты. Они бесспорно умны, но не так, как нужно для охоты на людей. Они умны по-другому, потому что их добыча должна выглядеть иначе. Тупая органика, ведомая инстинктами. Вы поставили их в тупик своим бегством. В то время как Татор и все мы повели себя предсказуемо, то есть в парадигме их охотничьих сценариев.

– Но вас они нейтрализовали, – испытующе заметил Кратов.

– Примем за основу гипотезу Яна, – менторским тоном сказал Мурашов. – Допустим, это тахамауки. Что произошло? Охотники мгновенно и безошибочно идентифицировали часть добычи как людей, представителей вида Homo sapiens. Что неудивительно: тахамауки знают о существовании людей, хранят их генофонд в своих базах знаний, имеют доступ к аналогичным базам знаний Галактического Братства. Но мы, големы, отличаемся от людей на генном уровне, и не только. У нас, говоря упрощенно, иная элементная база. Например, наша сосудистая система, от эндотелия до адвентиции, создана из стереомодулей реформированного белка. Охотники, в меру своего понимания ситуации, провели разделение по признаку элементной базы. Не удивлюсь, если с их точки зрения мы вообще не являемся разумными существами.

– И что из этого следует? – осторожно спросил Брандт.

– Только то, что базы знаний Галактического Братства следует чаще обновлять, – насмешливо сказал Кратов. – Но мы не уверены, что это тахамауки. Мы только высказываем предположения. Строго говоря, это может быть кто угодно. Любая раса, способная проникнуть внутрь шарового скопления с множеством ловушек-ротаторов. И мы еще не знаем причин, по которым они ведут себя так, словно этот мир принадлежит им и они должны его защищать.

Брандт старательно откашлялся и пробасил:

– Возможно, он действительно им принадлежит. И все миры шарового скопления. Но они – тахамауки или кто угодно, – изо всех сил стараются сохранить это в тайне.

– Если так, – сказал Кратов, – то они излишне увлеклись своей дурацкой конспирацией.