А потом — а потом уже не осталось в Нортэмперии никакой исторической науки, один только Аркэндель. Правда, лет десять назад и его партию, и его самого тоже на всякий случай запретили.
— Вагант? — Оберон протягивал книги Виктору.
— Давайте. Кобольду сторгую. Спасибо.
— Следующим у нас идет… Греция. Золтан — это по вашей части.
— Спасибо.
— Так, а тут у нас что? У-у-у, опять t’arasz [12]: «альтернативная история с нашими победами» — Л. Ушкальт, «Парад в центре Галактики».
— У Анзиха целый шкаф этим забит. С пометкой «на растопку», — заметил Виктор.
— Иногда почитывал эту гиль в целях изучения, — произнес Золтан. — Изучать оказалось нечего: везде одна и та же идея, что, мол, нет никакого «хорошо — плохо», есть только «свой — чужой».
— Ну, да, а все остальное — «чуждые ценности» и гуманистическое бланманже с соплями, сбивающее с толку простых и бравых ребят, — добавил Кернун.
— Да, да, «по-настоящему свободным может быть только падение», — процитировал Виктор. — Из анекдота целую идеологию слепили.
— Анекдот анекдотом, а целое поколение на этом выросло, — заметил Сарацин. — А выросши, объявило войну этим самым «чуждым ценностям», в первую очередь собственной volinii [13], и одержало уверенную победу.
— Громковато сказано, — хмыкнул Золтан.
— Едва ли, — ответил Виктор. — По мне, так в самый раз.
— В другое время я бы сказал «в топку», — заявил Кернун.
— Ну, так тоже не сто́ит, — ответил Оберон. — Хотя, конечно, макулатура первостатейная. Я сейчас вот вспомнил: в начале века была очень популярна одна заграничная детская сказка, а вернее, целая серия сказок про колдунов. Ее по всему миру читали, но почему-то именно у нас объявили, что с помощью этой сказки «ведется ползучая война против Нортэмперии».
— Да, помню такое, — ответил Виктор. — Потом еще «в ответ» издали что-то бессмысленно злобное про то, как нортэмперийские военные кадеты отправляются шерстить героев той сказки в пух и клочья, и даже сняли…
Мигнула лампа.
— Еще не хватало, — пробормотал Белиал.
— Что бы это значило? — спросил Виктор.
— Что угодно.
— На платформе гасят костры, — сказала Альва, вскакивая.
— Пойдемте-ка отсюда, — выразила общую мысль Навсикая.
Буклегеры торопливо надевают маски и куртки поверх «панцирей», хватают респираторы. Неразобранные книги рассовывают по свободным карманам, что и кому попало…
— Что это? — вдруг спросил Виктор. Все замерли и услышали, а скорее почувствовали, нарастающий низкий гул.
— Поезд… — тихо проговорила Навсикая.
— Сдал, сволочь, — процедил Оберон.
Альва стремглав вылетела наружу.
— Альва, брось! — крикнул ей вслед Оберон, но было уже поздно. Остальные торопливо собирают все, все, что можно еще подхватить и тут свет гаснет окончательно. В кромешной темноте вспыхивает фонарь Белиала. Затем зажигаются фонари Виктора и Оберона.
Вернувшаяся Альва хватает свой рюкзак, забрасывает в него настенную камеру и ноутбук.
— Уходим, уходим, быстро, они уже на платформе. Белиал впереди, я замыкаю.
Длинный коридор, в конце короткая лязгающая лестница и приоткрытая металлическая дверь. Обширная диспетчерская, где всё, что не растащено, то разбито. Общими усилиями входную дверь удалось забаррикадировать двумя металлическими шкафами — и снова бегом: через анфиладу мастерских, по лестницам и новым коридорам.
30 апреля, 7:02. Подвал техцентра
— Ну, что, выбрались? — прохрипел Оберон, задыхаясь. Он привалился к стене и, казалось, вот-вот упадет. Виктор с Альвой помогли ему сесть на пол и стащили с него панцирь. Альва достала из рюкзака кислородный баллон и приложила его маску к лицу мужа.
— Сейчас узнаем, — ответил Белиал. — Пойду осмотрюсь.
— Я с вами, — ответил Кернун.
Они находились в каком-то обширном и гулком помещении, — по-видимому, в подвале того самого техцентра.
Лучи фонарей выхватывали облицованные облезлой синей плиткой колонны, бетонный пол в лужах, разломанные ящики по углам, кабели и трубы на потолке. Пахло сыростью и дымом. На противоположном конце зала обнаружился выход, а за ним лестница наверх. Белиал и Кернун поднялись по ней и пропали из виду.
— Я так и не понял, была ли погоня, — пробормотал Сарацин. — Вообще как-то многовато на сегодня приключений.
— Бени, — тихо сказала Альва. — Бени, не надо…
Все фонари вперились в покрытое потом лицо Оберона: глаза закрыты, челюсть отвисла. Казалось, он не дышит.
— Беньямин! — Альва разорвала на муже ворот рубахи. — Помогите мне, его надо положить на спину!
Его уложили на пол, подсунув куртку под затылок, и Альва снова прижала ему кислородную маску ко рту. Навсикая прощупала сонную артерию: живой. Через несколько секунд все с облегчением увидели, как он делает глубокий вдох и закашливается.
— Дыши, дыши, милый, — бормотала Альва.
— М-м-м, что случилось? Я отключился? — слабым голосом спросил Оберон.
— Сердце не болит? — спросила Альва.
— Н-нет… Просто в глазах потемнело и… Помогите встать, пожалуйста. Ох, ну и ночка выдалась.
Альва снова протянула ему маску с кислородом.
— Путь свободен, — донесся с лестницы голос Велиала.
— Сейчас, пять минут, — ответила Альва.
— Меньше, — ответил Оберон. — Две-три. Главное, что выбрались.
— Тихо! — сказал Виктор. — Слышите?
Откуда-то сбоку, как будто из-за нескольких стен, донесся едва различимый гудящий звук непонятной природы.
— Это еще что такое? — пробормотал Золтан.
— Вода… — неуверенно ответил Виктор.
Из труб под потолком начало капать, с каждой секундой все сильнее. Виктор и Золтан подхватили под руки Оберона и бросились через зал к Велиалу. За ними следом бежали Сарацин с панцирем Оберона в руках, Альва и Навсикая. Они были уже на лестнице, когда на пол хлынула горячая вода.
— Живей, живей, — подгонял их Белиал. Они взбежали по ступеням, где на верхней площадке их ждал Кернун, и через длинный тамбур попали в обширный, заставленный разнородной машинерией зал. Сквозь пыльные высокие окна едва-едва пробивался серый утренний свет.
— Оставьте, дальше я сам, спасибо, — произнес Оберон, как только они оказались снаружи.
— Все здесь? — спросил Виктор, оборачиваясь.
— Да, — ответила Навсикая. — Или нет? Белиал?
— Где он? — испуганно спросил Кернун. — Он же бежал сразу за мной!
Белиал лежал ничком на полу, в трех метрах от входа. Почти прямо над ним с потолка свисал, игриво посверкивая, голый оторвавшийся провод.
Схватив товарища под мышки и за ноги, Виктор и Сарацин вытащили его на улицу и положили на асфальт. Несколько долгих минут, показавшихся остальным бесконечностью, Навсикая и Альва делали Белиалу искусственное дыхание и массаж сердца.
Наконец, он широко раскрыл глаза и судорожно втянул воздух.
— Я же… гребаный… демон, — проговорил он.
Навсикая обхватила ладонями его голову и прижалась губами ко лбу.
30 апреля, 20:39. Антон М
— Новый номер?
— Не мой, — ответил Антон. — Перенаправил шифрованный звонок через одну сволочь, начнут доискиваться, холку надерут ему.
— Так себе место ты выбрал для встречи.
— Через десять минут начнется погрузка второй очереди по автобусам. В толпе проще затеряться.
— Верно, но только я бы предпочел не только передать тебе посылку, но и переговорить с глазу на глаз. Там есть предмет для разговора.
— Давай минут через пятнадцать у поворота на Южный проспект. Мне как раз тут сейчас бумаги подпишут.
— Идет.
— До скорой встречи.
— До скорой.
Трубку на виду не покуришь, сразу привлечешь внимание. Поэтому сигарета. Площадь Паноптикум огромна, и на ней всегда много людей — торговые центры тянутся по всему периметру. Хотя треть пустует.
