Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

Разве мог он пропустить такое приключение?!

Часть первая

Действия агрессивного характера

1

Все происходило очень быстро, энергично и совершенно бестолково. Они продолжали стоять, во все глаза следя за снежными склонами, зефирно-розовыми в лучах нового, только что взошедшего солнца. Красного, как и обещал Белоцветов. Ничего не происходило, ничто не двигалось и не нападало, вообще никак не обнаруживало недобрых намерений. Только чужой эмоциональный фон, плотный, путаный, совершенно нечитаемый. Да, и следы. И, по словам Феликса Грина, «крупные металлосодержащие объекты в пяти километрах к востоку», которые никак не могли быть техникой, позабытой астрархами, а находились в прямой связи с эмо-фоном и следами. Все молчали, выжидая, чем разрешится нараставшее напряжение, и никому затянувшаяся пауза не нравилась. Разумнее всего было спешно погрузиться на «архелоны», поднять броню и нестись во весь опор под защиту «Тавискарона» с его изолирующими полями, броней и тяжелыми бортовыми фограторами двойного назначения. Это был бы провал. Неожиданный и постыдный. Все испытания и перипетии оказывались напрасными, время – потраченным впустую, ожидания – обманутыми, вопросы – неотвеченными. Поэтому отступать никто не желал, даже Мадон с его чрезмерной мнительностью, даже Элмер Э. Татор с его доходящей до занудства ответственностью. Тишина звенела, подобно перетянутой струне, того и гляди – лопнет, но ничего вокруг не менялось: снег, люди, корабль… И нервы – они тоже были натянуты до предела. Если бы с крыши «гиппогрифа» вдруг с толстым шорохом сполз снежный пласт, все струны лопнули бы разом, и начался бы ад. С криками и стрельбой. Это было лишнее.

– Парни, – позвал Кратов вполголоса.

Никто не шелохнулся, только доктор Мурашов едва заметно дернул головой в направлении голоса. У него, как и у Кратова, оружия не было. Во всяком случае, руки его были свободны. Согнуты в локтях, как лапы динозавра, ладони выставлены перед собой, пальцы растопырены. Это и было его тайное оружие?

– Парни, – повторил Кратов. – Нам никто не угрожает.

– Надеюсь, – сухо проронил Татор.

– Тогда чей эмо-фон мы слышим? – шепотом осведомился Мадон.

– Нет разницы, чей, – сказал Кратов. – Важно, какой.

– И какой же? – негромко спросил Белоцветов.

– Нейтральный. Нет агрессии. Нет тревоги.

– Любопытства тоже нет, – добавил Мурашов. – Вам не кажется странным, Консул, что никто не удивлен нашим визитом?

– Прислушайтесь, Роман, – настаивал Кратов. – Это не эмо-фон, а бессистемный набор формант. Как у… м-м-м…

– Как у животного, вы хотите сказать?

– Если бы я не знал точно, что на Таргете не может быть животных с эмо-фоном.

– Откуда такая убежденность? – сардонически отозвался Мадон. – Ваш знакомый астрарх уверял?

– Астрарх мог добросовестно заблуждаться, – сказал Татор. – Его задача – построить звездное скопление с планетами. Планеты могли быть сиротами. А могли быть украдены из других систем вместе с биосферой, о которой на тот момент никто не задумывался. Теперь пригрело солнышко…

– …и зверушки пробудились от спячки, – подхватил Белоцветов. – Если судить по следам, очень крупные зверушки!

– И прямоходящие, – сварливо присовокупил Мадон.

– Не видали вы медвежьих следов, Жак, – заметил Кратов.

– И нисколько о том не жалею.

– Консул, медведи в ваших краях носят ботинки? – невинно спросил Белоцветов.

Напряжение понемногу спадало. Стволы «калессинов» дрогнули и понемногу пошли книзу. Очевидно было, что беспорядочной пальбы на звук, на движение и во все стороны, не размышляя, удастся избежать.

– Давайте, что ли, выбираться отсюда, – наконец сказал Татор.

– Да, верно, – согласился Кратов. – Успокоимся, осмыслим ситуацию. И вернемся с сервомехами.

– Даже проще, – сказал Татор. – Мы перебазируем «Тавискарон» в эту котловину, как можно ближе к цели. И под защитой корабля спокойно заберем груз.

– И черт с ними, с медведями, – с некоторым даже облегчением произнес Мадон.

– И с металлосодержащими объектами, – прибавил Белоцветов. – Хотя было бы очень интересно…

– Нисколько не интересно! – раздраженно осадил его Мадон. – Нехорошее это место. Непонятное. Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше для всех.

– Согласен, – великодушно сказал Татор.

– Угу-мм, – подтвердил Брандт.

– Феликс, как обстановка? – спросил Кратов.

После небольшой паузы третий навигатор Грин ответил:

– Я думал, вы видите. Никак не мог взять в толк, отчего вы такие беззаботные.

– Что мы должны видеть? – насторожился Кратов.

– Уже пять минут как держу на прицеле, – быстро и непонятно проговорил Грин. – Четыре Всадника Апокалипсиса…

Он не закончил фразу.

Потому что тишина взорвалась, как фугас. Начался ад, которого очень хотелось избежать.

2

По периметру вокруг корабля снег вздыбился красивыми фонтанами, и на волю вырвались разлапистые твари в матово-белых панцирях, похожие на скорпионов и волков одновременно. Забавными мультяшными движениями перекувырнувшись в направлении людей и только после этого закрепившись на грунте раскинутыми конечностями, как якорями, твари слаженно, на паучий уже манер плюнули вверх белыми струями, и те в холодном воздухе отвердели на лету, перехлестнулись и образовали подобие ловчей сети с ячейками просторными, но все же недостаточными, чтобы сквозь них проскользнуть человеку в скафандре высшей защиты. Это было нападение, акт немотивированной агрессии, попытка ограничить свободу передвижения, словом – нарушение сразу нескольких статей Кодекса о контактах. Какие рекомендации в аналогичных казусах предлагал Кодекс? Очень разные, в зависимости от экспертной оценки и прогнозов, в широком спектре от подчинения грубой силе до активного и бескомпромиссного противодействия всеми наличными ресурсами. Хотя признавалось, что начинать стрельбу в любой ситуации всегда было самым последним делом. На первый и довольно беглый взгляд твари не выглядели живыми и разумными, это явно были автоматы. Кратов не однажды с головой увязал в ситуациях, когда отличить живое существо от неживого оказывалось слишком сложной задачей, особенно без развернутого и неспешного мониторинга, без техники, без лингваров и мемографов, когда все идет кувырком, вкривь да вкось и через задницу. Ничем хорошим такие переделки не заканчивались. Эмо-фон исходил не от белых тварей, здесь был кто-то еще, отстраненный и удаленный наблюдатель, не вступавший в игру до поры, и это к нему относились странные слова Феликса Грина о Всадниках Апокалипсиса. Разбираться было некогда, а приходилось. Но, похоже, всю сложность обстановки оценить мог только Кратов, и пока он, пятясь под призрачную защиту корабля, панически выстраивал линию конструктивного поведения, решение за него приняли другие люди. Огонь из фограторов открыли одновременно Брандт и Белоцветов. Залпы выжигали в трепетавшей над головами сети безобразные пробоины, что удивительным образом вносило сумятицу в планы атаковавшей стороны. Белые нити спутывались в колтун и падали на самих тварей, лишая их подвижности.

– На корабль! – заорал Кратов.

Почему-то он ни секунды не сомневался, что ему удастся открыть люк «гиппогрифа», хотя с момента, когда это случалось в последний раз, для корабля прошло двадцать лет мертвого кружения в космическом холоде и темноте, да и сам Кратов никогда этого не делал: доступом на борт распоряжался лично первый навигатор Олег Иванович Пазур. Впрочем…

– К грузовому люку!

Там было проще, он когда-то открывал грузовой люк возле поврежденной гравигенной секции, через который Стас Ертаулов отправился в свое невообразимое погружение в экзометрию, откуда так до конца и не воротился. Как там дальше сложилось с этим несчастным люком, Кратов не помнил. Сейчас он бежал, не оглядываясь, увязая в сугробах, позади него судорожно вздыхали «калессины», частил всхлипами фогратор неизвестной модели в руках Брандта, слышались невнятные возгласы, хрустел снег, и над всем творившимся безумием высоко и безучастно трепетал чужой эмо-фон. Всадники Апокалипсиса… яркая фраза, с которой не увязывалось никакого реального образа. Белые скелеты в ржавых латах на белых изможденных конягах. Дюреровские черно-белые мужики с мечами, трезубцами и злыми крестьянскими рожами. Васнецовские голоногие атлеты на лубочных откормленных лошадках… Феликс Грин иногда и не к месту обнаруживал наклонности к странным метафорам…