Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

Кратов уныло вздохнул.

«Но у автоматов не бывает эмо-фона. Вот в чем главная загвоздка. Или по крайней мере не все прямоходящие твари, принятые Мадоном за автоматы, таковыми являются. Не самый он большой спец в прикладной ксенологии, чтобы с одного замутненного переживаниями взгляда отличить автомат от его хозяина. Автоматов может быть много. Все Охотники и все Всадники могут быть автоматами. Но на Базе несомненно есть по меньшей мере один мыслящий субъект. Он и руководил захватом пленных возле „гиппогрифа“. Если только… неприятное предположение, но я, как ответственный исследователь, обязан его высказать хотя бы мысленно и хотя бы самому себе… если только внутри Галактического Братства не орудует раса аутсайдеров, способная создавать искусственный эмо-фон. И вот только сейчас, только здесь мне этого и не хватало для полного счастья».

15

– Вот, – произнес Мурашов значительным голосом. – Это вам о чем-то говорит?

– Следующую картинку, пожалуйста, – сказал Кратов бесстрастно.

Мадон стоял у него над душой и пыхтел едва ли не прямо в ухо. Что там начертано было у него на физиономии, Кратов не видел, но эмо-фон инженера прямо-таки пылал гордыней.

– Следующую.

– Я же знал, что все получится, – не удержался Мадон.

– Да, Жак, у вас прекрасная иконическая память, – подтвердил Мурашов. – Где брали такую? Инерционная и тесно связанная с закромами долговременной памяти. Теперь мы, наконец, знаем, куда вы засунули кристаллик с «Морайа Майнз», в пропаже которого давеча обвинили беднягу Феликса.

– Консул, как долго вы намерены пялиться на эти образы? – сделав вид, что его эти намеки не касаются, спросил Мадон. – С такой кислой физиономией?

Кратов ответил сердито:

– Пока не пойму, что здесь потеряли эти прохвосты.

– Тахамауки? – предупредительно осведомился Мурашов.

– Нет, – процедил Кратов сквозь зубы. – Наунга-ину-ану.

– То есть вы знаете, с кем мы вынуждены иметь дело? – уточнил Мурашов.

– До определенной степени.

– Но ведь это же замечательно! Знакомый враг иногда лучше неведомого друга.

– У меня нет неведомых друзей. А вот знакомых врагов до черта. – Кратов откинулся в кресле и потер усталые глаза. – Дело в том, что это не враг. По крайней мере, прежде в таком качестве не был замечен. Это… Это вообще непонятно кто.

– И однако же этот «непонятно кто» вам прекрасно знаком, – заметил Мурашов.

– И не только мне, – досадливо произнес Кратов. – А всем сколько-нибудь компетентным ксенологам Галактического Братства. Шило в пятке – вот кто они на самом деле.

– Так просветите же нас.

– В двух словах, – сказал Кратов. – В каждой этнической ксенологии существуют свои парадоксы. Задачи, не нашедшие решения. Вот вам тема: разумны ли звероящеры Леды в системе Гамма Лебедя.

– А что они делают?

– Поклоняются искусственным объектам инопланетного происхождения. Например, нашим космическим кораблям. А потом разбредаются по лесам и становятся обычными неосмысленными тварями. Паниксы Царицы Савской тоже питают необъяснимую слабость к космическим аппаратам класса «блимп», но у них это не носит характер сложносочиненного ритуала… – Кратов помотал головой. – О чем это я?

– О шиле в пятке, – терпеливо напомнил Мурашов.

– Да… Наунга-ину-ану, они же белые апрозопы, они же общественные масочники, они же просто маскеры. Стародавняя загадка для всех ксенологических сообществ Галактики. Белые вертикальные гуманоиды, эйдономически неразличимые, без признаков гендерного полиморфизма, без намеков на социальные структуры.

– Белые куклы, – вставил Мадон, усмехаясь. – Наун-га… гм… Они тоже на кого-то устраивали облавы с сетями?

– Нет, – сказал Кратов.

– А что же они делали?

– Ничего. Абсолютно. Они просто стояли, сбившись в громадные толпы, и не обращали внимания на то, что творится вокруг. Можно было вытащить из строя отдельный экземпляр, обследовать… как, собственно, и делалось… а потом вернуть туда, откуда взяли. И он вставал на прежнее место.

– Тоже мне проблема, – произнес Мадон пренебрежительно. – Какие-нибудь насекомые. Согласитесь, что для нас с вами все пчелы и муравьи на одно лицо.

– Те же тоссфенхи, – добавил Мурашов. – Пока с ними не сойдешься накоротке.

– Дело в том, – сказал Кратов, – что колонии маскеров были обнаружены во всех уголках Галактики. Впрочем, за Рукав Центавра не поручусь… как выяснилось недавно, я вообще не имею представления, что там происходит. Известно по меньшей мере полсотни миров, где обитают маскеры. Хотя сказать «обитают» будет слишком сильно. Просто стоят истуканами… Между этими мирами пролегают десятки парсеков.

– Может быть, они ждут чего-то? – усмехаясь, предположил Мадон.

– Например, чтобы их оставили в покое, – произнес Мурашов задумчиво.

– А дождавшись, берутся за руки, взлетают в космос и отправляются осваивать новые миры, – подытожил Мадон. – Воля ваша, Консул, но даже я со своей убогой фантазией могу придумать несколько гипотез, объясняющих столь странное поведение ваших масочников.

– Скорее, ваших. Я с ними во плоти пока еще не сталкивался.

– Ну хорошо, моих… Например, это строительные киберы, брошенные некой сверхцивилизацией за ненадобностью.

– У маскеров органическая природа, – сказал Кратов. – На основе реформированного белка. Роман, вы как медик и самородный голем должны знать, что это такое. Разумеется, белок ваш и маскеров реформированы по разным схемам.

– Эксперименты по созданию киберов на квазиорганической основе проводились даже у нас, – покивал Мурашов. – Строго говоря, что мы, големы, такое, как не киберы, доведенные до высокой степени сходства с прототипом?

– Но у киберов не бывает эмо-фона, – вздохнул Кратов. – На кой дьявол, позвольте узнать, ходячему ножу для открывания пивных банок эмо-фон?

– На кой дьявол открывать пивные банки ножом, да еще ходячим?! – изумился Мадон.

– Это из классики, Жак, – снисходительно сказал Мурашов. – Был такой писатель – Каттнер.

– Знавал я одного Каттнера, – проворчал Мадон. – Он был свободным исследователем на галактической станции Тетра, от которой нынче сохранились одни руины… Так вот, чтобы вы знали, док: не называйте себя кибером. Мне, как инженеру, отвратительна мысль, что все это время я общался с кибером на равных.

– Вы известный ксенофоб, Жак, – сказал Мурашов благодушно. – Для вас даже женщины выглядят опасным биологическим видом.

– Я не могу считать равным себе устройство, хотя бы даже и весьма сложное, которое могу разобрать на детали, – не уступал Мадон. – А при наличии толкового мануала и если повезет обоим, то и собрать. У вас есть выбор: либо вы с нами, с людьми, либо с устройствами для открывания пивных банок, которые утратили смысл после модернизации крышечек…

На протяжении всех этих пересудов Кратов таращился куда-то в пустоту остекленелым взором и задумчиво потирал ладонью небритую щеку. Затем вдруг сказал:

– А здесь они, стало быть, дождались.

Мурашов и Мадон разом приумолкли и посмотрели на него с одинаковым непониманием в глазах.

– Чего дождались? – наконец спросил Мурашов.

– События, – уверенно сказал Кратов. – Вы же сами говорили: стоят и ждут. Так вот, на Таргете маскеры дождались-таки своего момента славы.

– Но тогда, Консул, вы, как ксенолог, должны быть совершенно счастливы, – заметил Мурашов. – Вы раскрыли вековечную загадку, что не давала покоя поколениям исследователей.

– Ничего я не раскрыл, – буркнул Кратов. – Я всего-навсего при вашем живейшем участии установил, что, будучи помещены внутрь шарового скопления на планету со скудной биосферой и неуютными природными условиями, маскеры обнаруживают наклонности к строительству каких-то там ангаров… пакгаузов… складов… и к агрессии в отношении нежданных визитеров.

– Каковыми сами являются не в меньшей степени, – усмехнулся Мурашов.

– Это ничего не меняет, – резко сказал Кратов. – И не упрощает задачу вернуть парней на корабль.