Очень странные миры - Филенко Евгений Иванович

– Всем доброе утро, – сказал Татор звенящим от негодования голосом. – Доктор Ксавьер Монтойя, черти бы его полоскали, так и не сможет выбраться из своего болота, но нисколько не возражает, если мы доставим ему груз самостоятельно. Очень мило с его стороны… – Он помолчал, уставясь в пространство, вздохнул и продолжил уже спокойнее: – Во всяком случае, столь изящное логистическое решение позволит нам поскорее убраться с этой прекрасной во всех смыслах планеты. Есть желающие совершить спонтанную экскурсию по просторам Авалона?

– Есть, – одновременно отозвались Кратов и Белоцветов.

– Лучше пристрелите меня, – проворчал Мадон. – Найду занятие на борту корабля. Оглушу себя транквилизатором и постараюсь уснуть. Не смейте меня будить до отлета! И кто-нибудь видел Мурашова со вчерашнего вечера?

– Я видел, – сказал Татор, но развивать тему не стал.

– Тогда уж и нас прихватите, – попросил Урбанович. – Дела наши в поселке завершены, а от хозяйства Монтойи до форпоста ксенологов мы доберемся сами.

– Жду всех через десять минут на причале, – объявил Татор.

5

Гравиплан, огромная платформа с двумя палубами, пассажирской и грузовой, опустилась на посадочную площадку, грязно-белый диск с красными концентрическими окружностями посреди сплошного грязно-бурого болота, в клочьях тумана, по ощущениям такого же грязного. Здесь все казалось неприятно грязным, жирным и липким, отчего сразу же, едва сделав первый шаг, нестерпимо хотелось в душ. Визитеры сошли на твердую поверхность, которая не выглядела достаточно надежной. Доктор Ксавьер Монтойя встречал их у трапа. Он был тщательно, со знанием дела, упакован в непременный желтый плащ. Капюшон однако же был небрежно откинут, дыхательная маска на бледном бородатом лице отсутствовала.

– Очень рад, – с пылкостью говорил доктор Монтойя, всем поочередно пожимая руки. – Очень… Вы нас чрезвычайно выручили. Практически вы нас спасли.

За его спиной безмолвными истуканами сгрудились приземистые сервомехи, когда-то синие и чистенькие, а теперь размалеванные на манер амазонских дикарей и, что греха таить, грязноватые. Сервомехи были традиционных моделей, человекообразные. «Вы ж мои дорогие!» – с нежностью сказал Белоцветов и сразу же увел всю дикую орду на разгрузку гравиплана.

– Пойдемте, – сказал доктор Монтойя. – Я покажу вам Авалон.

Они покинули белую площадку и в полном безмолвии ступили на изящный, словно бы сплетенный из стеклянистых лиан и на вид совершенно ненадежный мостик. В просветах переплетений, в нескольких футах под ногами хищно чавкала, хлюпала и пузырилась мерзкая трупная жижа. Доктор Монтойя едва ли не вприпрыжку возглавлял шествие. Туманная занавесь внезапно рассеялась, и по ту сторону мостика обнаружилась твердь – черная, рыхлая, но после болотных ландшафтов показавшаяся всем отрадой для взоров и чувств. Твердь простиралась необозримо, ее края таяли в тумане, от нее исходили едва различимые токи теплого воздуха.

– Что это? – на всякий случай осведомился Татор.

– Земля, – сказал доктор Монтойя и засмеялся. – Строго говоря, это почва. Аналог земного гумуса. Слой плодородной органики, пригодный для разведения высших растений. Хотя до этого еще далеко. Бедная микрофлора, отсутствие микрофауны… дождевые черви, увы, не прижились, но мы над этим работаем.

– Но оно к чему-нибудь крепится? – спросил Феликс Грин, осторожно пробуя землю носком ботинка.

Брандт молча отодвинул его, первым спрыгнул с мостика и сразу же увяз по щиколотки. Теперь он стоял и озадаченно разглядывал свою обувь, поочередно вытаскивая конечности из черного месива.

– Строго говоря, с некоторых пор это остров, – пояснил доктор Монтойя. – Он действительно крепится к литосфере планеты. Мы называем его Авалон, потому что в этом мире наконец появилось место, заслуживающее такого имени. Если вам интересно, – сказал он, обращаясь персонально к Брандту, – тропинка начинается вот здесь, а все остальное, строго говоря, образует пашню.

Брандт буркнул под нос что-то невразумительное и неспешно переместился в указанном направлении, как будто невидимые кнехты передвинули осадную башню поближе к крепостной стене.

– Здесь можно дышать, – сказал Монтойя. – Если, разумеется, отойти подальше от трясины. То, что окружает наш остров, мы называем Морасс.

– Что это значит? – спросил Кратов, с облегчением снимая маску. Воздух и вправду был намного более приспособлен для дыхания. Он казался горячим и слегка отдавал гниющими водорослями. После адской смеси в пределах космодрома это был сущий пустяк.

– Всего лишь трясина на одном из земных языков, – пожал плечами доктор Монтойя. – Кажется, на английском. А как еще ее называть?

– Вы что же, обитаете здесь в одиночестве? – недоверчиво спросил Грин.

Мимо них, проворно семеня короткими ножками, проносились сервомехи, навьюченные знакомыми уже синими, красными и желто-полосатыми контейнерами, и растворялись в седом мареве.

– Следуйте за мной, – сказал доктор Монтойя, ухмыляясь в бороду.

Кратов немного отстал и, поравнявшись с ксенологами-неразлучниками, вполголоса о чем-то спорившими, осведомился:

– Вам совсем неинтересно?

– Консул, друг мой, – сказал Ветковский. – Мы здесь все видели-перевидели тысячу раз, и поверьте: с начала местного года ничего нового. Вы же знаете, как происходит терраформинг.

– Медленно и неотвратимо, – добавил Урбанович. – И то и другое – очень.

– Сейчас мы прогуляемся с вами по острову, – продолжал Ветковский, – а затем прыгнем в свободный куттер и переместимся на ксенологический форпост.

– Поближе к Авалонской Башне, – сказал Урбанович. – Не путать с Вавилонской…

По мере продвижения вглубь острова туман делался все прозрачнее, невнятные тени обретали объем и очертания, пока не превратились в компактное скопление невысоких построек самых простых форм, частью прямоугольных, частью цилиндрических. Над одним из зданий Кратов рассмотрел ажурный эмиттер «сепульки» – сигнал-пульсатора простейшей модели. Стены построек были выкрашены в белый цвет и помечены недоступными стороннему пониманию знаками.

– Собственно говоря, перед вами Авалон-Сити, – сказал доктор Монтойя, обводя постройки широким жестом. – Когда-нибудь здесь будет столица этого мира. А до той поры это научный поселок, откуда мы управляем терраформингом. Мы – это Авалонский филиал Института агрохимерогенеза. Я имею честь руководить сектором пикноморфоза. Если вам действительно интересно или весть о вашем прибытии разнесется по всему острову, очень скоро здесь объявятся сотрудники других секторов и захотят поделиться своими успехами.

– Пикноморфоз – это, кажется… – начал Татор неуверенно.

– Строго говоря, уплотнение, – опередил его Монтойя. – На самом деле, наши маленькие слуги старательно перерабатывают органическую суспензию Морасса в то, что вы видите, в гумус. Термины, разумеется, заимствованы из земного почвоведения. Совершенно для удобства понимания. Должен вам заметить, что нет более спокойного и благодарного занятия, чем терраформинг. Абсолютная гармония с собой и окружающей природой. Никто не набрасывается из кустов с намерением помешать или сожрать тебя. Ничто не взрывается под ногами и не извергается на голову. Ни тайфунов, ни цунами. Куда ни кинь взором – бурая сонная трясина.

– И тут появились вы, – негромко заметил Феликс Грин.

– Через пару лет космодром передислоцируется на остров, – сказал Монтойя. – Это можно было бы сделать уже сейчас, но в Агентстве внеземных поселений трудятся очень осторожные люди. Они хотят убедиться, что у нас все получается, и эта твердь не растает под натиском агрессивной окружающей среды, как кусочек масла в горячей каше.

– А она действительно агрессивна? – спросил Грин.

– Не более чем всякое болото. Вы когда-нибудь видели настоящее земное болото? Нужно соблюдать осторожность, не лезть в самую топь без знания гатей и уважать покой местных водяных.