Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

– Прекрасно выглядит, – похвалила Мэри. – Надеюсь, что мы везде повторим этот метод.

– Макеты всегда красивы, – непринужденно ответила Эстер. Однако было заметно, что она гордится скорее не макетом, а своим штатом.

Вернувшись в Сан-Франциско, Мэри встретилась с председателем совета управляющих Федрезерва США на верхнем этаже самого высокого небоскреба города «Биг Тауэр». Вид из зала переговоров открывался такой, будто они стояли на вершине горы Тамалпаис на севере от Сосалито. Панорама напомнила Мэри обзорную площадку над макетом Калифорнии, только в этом случае вид был настоящий и уходил за горизонт. Тюрьма Алькатрас выглядела серой пуговицей на синем блюде залива, вдали зеленели холмистые берега. На западе из океана гребнем морского змея торчали зубцы Фараллоновых островов. Тут и там через залив были перекинуты невесомые мосты. Сам город выглядел урбанистическим и всклокоченным, скопления белых зданий и сетку улиц перемежали немногочисленные парки. Вид был великолепен, Мэри и заметить не успела, как совещание началось. Происходящее в зале заставило ее быстро переключить внимание.

Глава Федрезерва Джейн Яблонски пребывала в должности уже девять лет, оставалось еще три года. У нее был терпеливый вид человека, слышавшего в прошлом массу увлекательных предложений и не поверившего ни одному из них – слишком терпеливый, решила про себя Мэри. Примерно одного возраста с Мэри, черноволосая Яблонски пришла на встречу в серебристо-сером костюме. Вокруг нее сидели помощники и члены совета управляющих. Джейн назначил прежний президент; ходили слухи, что нынешний подумывал о ее замене.

Вместе с американцами на встречу прибыли представители нескольких центральных банков других стран – Китая, Европейского союза, Банка Англии и Бундесбанка Германии. Сплошь нужные люди.

Все центробанки представляют собой занятный гибрид, Федеральный резерв США не исключение. Будучи федеральным агентством, то есть государственным учреждением, Фед финансируется частными банками, хотя в то же время имеет право надзора за ними. Федрезерв эмитирует деньги, выполняя функцию сеньоража на пару с Министерством финансов Соединенных Штатов. Эта функция и право определять процентную ставку делали его ответственным за состояние доллара США, самую твердую валюту мира, к которой были привязаны курсы всех остальных валют – стоило возникнуть какой-нибудь напасти с местной валютой, как все тут же бежали в доллар. Доллары – как деньги последней надежды. В этом чрезвычайно важном отношении американская империя была жива-живехонька.

После вступительной части слово получила Мэри. Она объяснила собравшимся идею карбон-койна, досадуя, что с ней нет ее автора, Янус-Афины, или Дика. Нет, представить идею она должна сама, других просто не стали бы слушать.

Яблонски и ее коллеги, как оказалось, уже слышали об углеродном качественном смягчении и даже были осведомлены о работе Чена и идущих вокруг нее дебатах. Председатель Федрезерва не проявила к ней интереса.

– По моему мнению, мы не имеем права поддерживать какую-либо другую валюту помимо американского доллара, – сказала Яблонски, когда Мэри закончила свою речь. – Федеральный резерв создан и существует исключительно ради стабилизации доллара. Это также подразумевает стабилизацию цен в более широком смысле, что требует от нас следить за уровнем занятости и по мере сил его поддерживать. Ваша идея выходит за пределы нашей сферы ответственности. Если мы попытались бы ввести новую валюту и она каким-либо образом дестабилизировала или нарушила статус доллара, это означало бы, что мы не справились со своими обязанностями.

Мэри кивнула.

– Я понимаю. Однако вы не сможете быстро преодолеть углеродный характер экономики только путем количественного смягчения. Это будет слишком дорого и не принесет прибыли. Если же попросту напечатать доллары и оплатить ими расходы, это подорвет статус доллара еще больше, чем наш план. Но что-то пора делать. В нашу эпоху нет задачи важнее. Если мы не сумеем быстро сократить выбросы углекислоты и направить огромные капиталы, бродящие по миру в поисках наиболее выгодного приложения, на сокращение выбросов, цивилизация погибнет. И уж тогда-то доллар точно ослабеет.

Яблонски с мрачной улыбкой кивнула.

– Если наступит конец света, доллару, конечно, не поздоровится. Однако, в отсутствие чрезвычайных обстоятельств, мы обязаны защищать доллар теми средствами, которые имеются в нашем распоряжении. Наша сфера ответственности – денежно-кредитная, а не налогово-бюджетная. К тому же предложения о введении налога на углерод, как нам кажется, уже набирают силу.

– Помимо кнута нужен пряник. Об этом свидетельствует моделирование, не говоря уже о здравом смысле.

– Это не наша епархия.

Европейцы согласно закивали. Китайский представитель, пожилой мужчина, посмотрел на Мэри с участием.

– Может быть, пора ее сделать вашей?

Слова Мэри вызвали у Яблонски явное неудовольствие. В конце концов, кто здесь руководит встречей? Мэри пригласили выступить с предложением. Пусть даже общее положение требовало срочных действий, а новый инструмент выглядел перспективным, Яблонски не собиралась ставить себя и свое учреждение под удар без санкции Конгресса. Об этом совершенно недвусмысленно говорило выражение ее лица.

Точно так же дело обстояло с европейцами. Китайцы, возможно, думали иначе, однако, оставшись в меньшинстве, они вряд ли выступят первыми. Чтобы идея сработала, все центральные банки должны согласиться и с тем, что проблема реальна, и с методами ее решения. Если они откажут в поддержке, никто не сможет заставить их передумать. Центробанки именно потому и не подчинены правительствам своих стран, чтобы на них не могли давить политики.

Мэри еще раз все взвесила в уме. Деньги правят миром, а значит, миром правят эти люди, банкиры. Их никто не выбирает, они ни перед кем не отчитываются. Финансисты – самая элитарная из технократических элит. Мэри вспомнила своих сотрудников в Цюрихе. Ее штаб состоял из экспертов различных областей, людей с разным опытом, среди них было много ученых той или иной направленности. А здесь она противостояла банкирам, банкирам и еще раз банкирам. Даже уяснив идею и оценив ее по достоинству, они не станут торопиться с внедрением. Главный принцип любого банкира: в трудные времена не предпринимай ничего радикального и неопробованного. В итоге проигрывают все.

Бросив взгляд на Сан-Франциско, залив, гору Тамалпаис и широкие просторы Тихого океана, Мэри тяжело вздохнула. Здесь встретились не просто две женщины и трое мужчин, а пять разных групп, пять учреждений, пять стран, составляющих сердцевину глобальной системы национальных государств. Министерство будущего – маленькое и бедное, центральные банки – большие и богатые. Пусть ситуация требует срочных действий, пусть идея хороша, это еще не значило, что кто-то согласится на перемены. Самая лучшая идея не вызовет изменений сама по себе. Верна ли она? Интуиция Мэри подсказывала, что верна. Власть заняла окопную оборону, однако этот образ не передавал полной картины, их окопы на самом деле – базис, корнями достающий до самого центра Земли. Его невозможно поколебать.

Встреча уныло подходила к завершению. Приближалось время банкета – зачем от него отказываться?

46

Я родился крохотным. Так многие рождаются. Например, сумчатые. Люди приходили ко мне и входили в меня, чтобы обмениваться разными вещами. Я им помогал. Когда я был юн, у меня еще не было системы кровотоков, и людям приходилось пробираться внутри меня на ощупь. Что представляло одинаковую ценность, они определяли на глаз. Очень немногие вещи одинаково полезны. На самом деле тождественную полезность имеют лишь пары идентичных вещей – два сердца, две печени, две капли крови. Поэтому попытки людей обмениваться разными вещами вызывали трения. Конфликты отнимали много времени и не приносили удовлетворения. У людей есть фраза: «при прочих равных условиях», – однако условия никогда не бывают равными, поэтому я считался трудным и неудобным, пока внутри меня не начали обращаться кровь и желудочный сок – текучая среда метаморфоз, самой жизни. С этого времени вброшенные в меня вещи стали моим организмом, перевариваться и направляться на другие цели.