Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

– Экзометралы? Откуда сей прелестный термин?

– От меня, доктор, но я не претендую на авторство и в вашем присутствии объявляю его общенародным достоянием.

– Свидетельствую. И каковы же могут быть, по вашему мнению, цели этих… гм… экзометралов?

– Мы постоянно и упорно пытаемся схлопнуть мультиметрическую модель до размеров, способных поместиться в нашем человеческом воображении. Бьюсь об заклад, большинство здесь присутствующих видит ее как стопку блинов на блюде.

– Чем вам не нравятся блины?

– С черной икрой и красной рыбой, под ледяную водочку, они понравятся кому угодно. Но метрика отнюдь не блин. Это еще и сковорода, и плита с блинопеком, и земля под ногами, и звездное небо…

– …надо мной и моральный закон во мне. [39]

– Да, со всеми физическими законами и нравственными уложениями, а также со всем многообразием живых и мертвых форм нашей вселенной. А вы говорите – блин с водочкой.

– Это вы говорите, коллега. Тогда как я лишь пытаюсь понять, к чему вы клоните своими чрезмерно яркими для обеденного времени метафорами.

– Что, если экзометралы нас дурят и предлагают способ разрушить Галактику? Откуда они так уверены в истинном смысле мультиметрической модели? Как они узнали или кто им сказал? Мы задаем непозволительно мало вопросов и многое слепо принимаем на веру. Лишь потому, что много лет назад… ну хорошо, много сотен лет назад с отрадной периодичностью кто-то неведомый, незримый, неощутимый и вообще обитающий в параллельном пространстве подсунул нам под дверь записку с пляшущими человечками… Не морщитесь, коллега, это классика, сэр Конан Дойль.

– И кто же мы все в данном контексте? Коллективный доктор Ватсон?..

– …прекрасно, допустим, Машина Мироздания и Базовая Матрица существуют где-то в полной недосягаемости. Исключительно в целях «защиты от дурака». Но зачем тогда оставлять лазейки, все эти Белые Цитадели?

– Это-то как раз очень разумно и понятно. Не допускать необратимых решений. Организовать запасные ходы. Как только сообщество разумных существ поймет смысл галактических конструктов и сумеет ими воспользоваться, оно тем самым пройдет тест на вменяемость и получит допуск к ответственным решениям.

– Но зачем нам вообще принимать такие решения?

– Было же сказано: транспозиция метрик. Похоже, Машина допустила ошибку. А то и вовсе остановилась. Быть может, она нуждается в ремонте.

– С тем же успехом мы, со своим невысоким уровнем вселенской компетентности, можем окончательно вывести ее из строя.

– Так нас никто, как я понимаю, не торопит. Можно целенаправленно заняться исследованиями физики метрик и, накопив подобающий фонд знаний, все же заглянуть в Белую Цитадель. Хотя бы из любопытства, без набора инструментов, вообще без рук.

– А можно не делать этого вовсе. Какие у вас планы на ближайшие несколько сотен тысяч лет, коллега?

– Нет, это плохое решение. Да это вообще не решение! Мы здесь и сейчас, на нашем уровне развития, видим опасность. Но нет гарантии, что те, кто придет после нас, будут о ней помнить.

– Может быть, разум как психофизический феномен присущ исключительно нашему пространственно-временному континууму, а после нас не придет никто, способный вообще заботиться о столь тонких материях, как самосохранение.

– Но в данный момент за вселенную отвечаем мы, и делом нашей чести будет оставить ее потомкам в целости и сохранности. Между прочим, магистр Руссельбург намерен посвятить свою речь нравственным аспектам проекта «Белая Цитадель».

– И, возможно, мы наконец узнаем, в чем суть этого пресловутого проекта…

Огибая группу чопорных джентльменов в одинаковых темных костюмах из слишком толстой для этого времени года ткани, Кратов лицом к лицу столкнулся с Уго Торрентом. Тот возник словно бы из ниоткуда, улепетывать было бесполезно, да и выглядеть полным идиотом в глазах академического сообщества тоже не хотелось.

– А вы не меняетесь, Уго, – сказал Кратов с деланным радушием, старательно делая хорошую мину при скверной игре.

– Вот вы от меня бегаете, – укоризненно промолвил Торрент, уцепив его за рукав. – А того не знаете, что я вас преследовать более не намерен.

– Чем обязан такой фортуне? – сдержанно изумился Кратов.

Торрент равнодушно пожал плечами:

– Вы завершили главное дело своей жизни. Ваша земная миссия выполнена. Даже если на вашу долю выпадут еще какие-нибудь выдающиеся деяния, с тем, что было на пути от Земли до Аида, ничто не сравнится. Отныне вы мне неинтересны. – Он вдруг улыбнулся знакомой улыбкой крокодила, завидевшего на водопое особенно беспечную антилопу. – А о том, что творилось в этом вашем последнем странствии, вы мне и так расскажете. Должны же вы с кем-то поделиться впечатлениями! Не только со скучными академиками и вице-президентами! Со мной и с доном Спириным. Согласитесь, мы заслужили. И вообще вы должны мне и Мануэлю за фундаментальную поддержку бассейн хорошего вина.

Торрент исполнил церемонный поклон и, пятясь задом, скрылся в говорливой толпе.

Кратов перевел дух. Все оказалось не так страшно. Бассейн вполне можно было заменить тремя-четырьмя плетеными флягами. А посидеть в неглупой компании, особенно когда от тебя не ждут активного участия в разговорах, кто же откажется?!

Он уже заходил в кабинку, когда его деликатно подхватили под локоток.

«Нынче мне положительно не дадут так просто исчезнуть», – подумал он опечаленно.

– А теперь, друг мой, – сказал Виктор Авидон, словно бы продолжая прерванную беседу с полуслова, – вернемся к предметам насущным и приземленным. Я понимаю: тектоны, мозговой штурм, «Тавискарон»… Но как вышло, что вам пришлось все время действовать в одиночку, без поддержки Академии, нашего Департамента и всех общественных институтов Федерации?

7

И это было еще не все.

Когда Кратов, отделавшись от докучливого собеседника и с облегчением погрузившись в приятные ожидания, оставил позади кошачий силуэт Академии Человека, и вековое дерево простерло на ним свою тень, его окликнули.

Очень старый человек, темный, заскорузлый, едва ли не ровесник дереву, сидел на скамейке, тяжко повиснув на массивной черной трости, которую так и подмывало назвать клюкой. Пыльный серый костюм пижамного покроя был ему явно велик. Человек стянул с пятнистой лысины легкомысленную кепочку с длинным козырьком. На сморщенном пергаментном лице вспыхнули синие, лишенные возраста глаза.

– Найдешь время для старика, сынок? – спросил Дитрих Гросс.

И снова Кратов был застигнут врасплох. Но спустя два десятка лет ему это было уже не в новинку.

– Все мое время – ваше, учитель, – промолвил он те же слова, что и в предыдущую, давнюю встречу.

– Ты повзрослел, – сказал Большой Дитрих. – Может быть, и поумнел? Вряд ли… – Помолчав, он похлопал ладонью рядом с собой и заметил сварливо: – Во всяком случае, ниже ростом ты определенно не стал.

Кратов сел, соблюдая почтительную дистанцию. В другое время он лихорадочно собирался бы с мыслями, чтобы произвести на монументального оппонента благоприятное впечатление. Но только не сейчас. Он был спокоен, слегка торопился и не слишком стремился это скрыть. И те мысли, что безмятежно циркулировали в его голове, были далеко отсюда.

– Ты все же ослушался деда Дитриха, – промолвил старец безо всяких эмоций.

Кратов пожал плечами.

– Я поступил, как посчитал нужным.

– Ты не поумнел, но дерзости набрался. Не отвечай, я и так знаю, что ты почтителен к старшим. Ты ведешь себя дерзко в отношении собственной человечности. Дерзко и самонадеянно. Как будто знаешь о себе то, чего никто не знает. Надеюсь, так оно и есть.

– Я повидал достаточно, учитель, чтобы не бояться голубой коробки с устаревшей интеллектронной начинкой. Как выяснилось, это всего лишь хороший… – Кратов запнулся, пытаясь подобрать точное слово, и вспомнил кулуарных диспутантов с их яркими метафорами. – Хороший калькулятор.