Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

Дитрих Гросс внимательно изучал его пронзительными синими гляделками, словно пытался просветить насквозь.

– Наверное, нет смысла сызнова затевать давний разговор? – наконец спросил он.

– Мы можем подыскать иную тему, – осторожно предложил Кратов.

– Тогда просто посиди со стариком, – внезапно сказал Большой Дитрих.

Кратов молча кивнул. «Было бы славно, – подумал он, – если бы сейчас на мой браслет пришел голосовой вызов от Марси. Чем более строгим окажется ее голос, тем лучше. В последнее время у нее неплохо получается казаться строгой. Особенно забавно выглядит, когда она пытается командовать Рашидой. Та, конечно же, изображает покорность, но хватает ее ненадолго. И вот уже она со свирепыми криками гоняется за визжащей Марси по дому, а я с Иветтой на руках улепетываю из этого хаоса подальше в сад, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете».

– У тебя сейчас было интересное лицо, – проницательно сказал Дитрих Гросс. – Как будто внутренним взором ты увидел райские врата.

– Так и есть, учитель.

– Я не задержу тебя. Я уже никого не в состоянии задерживать своими речами. – Старец горестно пожевал черными губами. – Никто не хочет говорить с Большим Дитрихом, и уж тем более слушать. Мои дети давно умерли. Затем умерли мои внуки. Правнукам я неинтересен, они рассуждают так же, как и ты: ни черта не боятся, ни о чем не заботятся и лишь потешаются над моими пророчествами. Мы видимся только на Рождество… Смерть потеряла меня в своем гроссбухе. Человек не должен жить так долго, если не готов в конце пути остаться в одиночестве.

– Учитель, вы не одиноки, – возразил Кратов. – Вам стоит лишь сделать несколько шагов, и вон в том странном на вид здании вас встретят бесчисленные ученики.

– Мои ученики тоже умерли, – проронил Дитрих Гросс. – Там, куда ты показываешь, роятся ученики моих учеников и оппонентов. И они тоже не боятся ни черта.

Кратов не нашелся, что ответить. Ему в голову вдруг пришла парадоксальная мысль: если свести Большого Дитриха с Уго Торрентом, заборет ли кит слона?

– Ты уверен, что этот твой… гм… хороший арифмометр не вписал тебе в голову ничего лишнего, от себя?

– Что такое арифмометр? – удивился Кратов.

– Счетная машинка, исторически предшествовавшая калькулятору. Такая, знаешь, с рычажками и рукояткой.

Кратов усмехнулся.

– Арифмометр… Если и записал, как мы узнаем?

– Ты прав, никак.

– Наш арифмометр, – с предельной убедительностью проговорил Кратов, – более нигде не спрятан, не утаен под семью замками. Лежит себе на открытом доступе, в филиале Канадского института экспериментальной антропологии на Баффиновой Земле. Под приглядом моего друга по имени Сидящий Бык и умненькой девушки Сандрин Элуа, кстати говоря – моего наблюдающего доктора. Насколько мне известно, ни одно общественное объединение не проявило к нему даже слабого интереса. – Большой Дитрих слушал его, недоверчиво покачивая головой, и Кратов счел нужным добавить: – Если что-то пойдет не так, я всегда могу вернуться и расколотить его кувалдой, как я это уже делал на Церусе I.

– Если что-то пойдет не так, – сардонически промолвил старец, – ничего нельзя будет сделать. Останется только бежать сломя голову. Или совершать подвиги. Ты готов совершать подвиги?

– Не уверен, – засмеялся Кратов.

– А раньше мог. Что-то изменилось?

– Приоритеты ценностей.

Дитрих Гросс беззвучно расхохотался и стукнул клюкой оземь.

– Девочка? – спросил он, отсмеявшись.

Кратов открыл рот, чтобы подтвердить.

И тотчас же ощутил чувствительный укол в запястье. И это не было голосовым вызовом от Марси или Рашиды.

– Можешь прочесть, – позволил Большой Дитрих, поглядывая на него с любопытством исследователя. – Подожду, мне спешить некуда.

Все еще недоумевая, Кратов развернул перед собой небольшой экран видеала и не сразу сообразил, что за каракули он видит. Ему понадобилось с полминуты, чтобы понять, на каком языке пришло экстренное сообщение по его персональному закрытому каналу.

«Настоящим имею великую честь довести до сведения Константина В. Кратова, четвертого т'гарда Лихлэбра, что вот уже четыре часа он более не является последним ростком в родословном древе Лихлэбров. Янрирр, у вас есть сорок восемь земных часов, дабы, обращаясь к человеческой лексике, перестать хреновничать и воспользоваться счастливой возможностью избрать первое имя своему сыну. Лично я до вашего решения, которому безропотно подчинюсь, называю его…» Кратов прищурился, пытаясь разобрать чужой транслит, даже приблизил картинку. Все равно выходило что-то несуразное: «…земным именем Йожин. Напоминаю также, что вы вольны видеться с сыном в любое время, когда только сочтете возможным, но он рожден Светлым Эхайном и будет воспитан как Светлый Эхайн. Засим остаюсь ненавидящая вас всей душой, всем сердцем и всем телом, готовая в любой миг отдать свою жизнь за вас и возлюбленнейшего моего пятого т'гарда Лихлэбра – Авлур Э.Э.».

– И мальчик, – сказал Кратов несколько ошеломленно.

Дитрих Гросс молча собрал все морщины на лице в сочувственную мину.

8

– Почему вы сбежали, Консул? – спросил Уго Торрент, извлекши буратиний нос из громадного бокала с красным вином и усердно облизываясь. – После вашей ретирады стало намного интереснее. Прекратились курсы ликвидации космогонической безграмотности, и собрание приобрело необходимые для интеллектуального прорыва оттенки благородного безумия.

– И что же? – с острым любопытством спросил Мануэль Спирин. – Прорыв состоялся?

– Разумеется, нет, – расслабленно ответил Торрент. – Тем более что окончательное решение по проекту «Белая Цитадель» принимать не академикам, да и вообще не Федерации.

– Решать будут тектоны, – кивнул Кратов. – И последнее, чего они захотят, так это неоправданного риска.

– Оправданного они тоже не захотят, – буркнул Торрент. – А все так славно начиналось! Вы, Консул, заварили дивную кашу! Густую, пахучую, полную экзотических специй…

– Что вас постоянно сносит в гастрономические аллюзии, Уго? – спросил Спирин озадаченно. – Вам мало закуски на столе?

– Моему организму всего достаточно, – парировал Торрент. – И закуски, и выпивки. Мой организм вообще довольно нетребователен. Иное дело мой интеллект: ему постоянно нужна пища высших категорий качества.

Они сидели на веранде, в вечерней прохладе, в тиши. Лица их, разгоряченные выпитым вином, овевал ветерок, в кустарнике стрекотали какие-то бессонные насекомые, а в древесных кронах дремотно поскрипывала неведомая птаха. На дощатом столе были хаотически рассеяны блюда с сырами, хамоном и зеленью, а посреди всего собором авангардистского стиля возвышалась ополовиненная стеклянная фляга, по счету вторая. Торрент уже был сильно под хмельком, что сделало его непривычно уживчивым собеседником. Мануэль же Спирин, с момента последней встречи загоревший еще сильнее, суетился, подпрыгивал в кресле, озирался, словом – разнообразно наслаждался обществом, застольем и природой. Кратов сидел во главе стола, вольготно развалясь, по своему обычаю больше слушал, нежели говорил, и тоже упивался новой своей ипостасью хлебосольного хозяина в собственном доме. Иногда к ним присоединялась Марси, чье участие сводилось главным образом к пресечению умиленных попыток выпросить подержать малышку Иветту. Даже Торрент, что абсолютно было ему несвойственно, обозначил было такое намерение, хотя незамедлительно испортил впечатление одной лишь фразой: «Все же любопытно, как оригинально сочетается столь разнородный генетический материал…»

– Я не сбежал, – произнес Кратов. – Я лишь последовал известному правилу: уходить со скучных сборищ.

– Там не было скучно! – запротестовал Торрент. – Вы просто привыкли орудовать конечностями, а не головой.

– Головой мне тоже доводилось.

– Ну да, прошибать стены. Вы прекрасно поняли, Консул, что я имел в виду. Ущербность собрания заключалась в ином. В том, что оно никак не может повлиять на ситуацию.