Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

7

«Что ты тут делаете, Консул?» – спросил доктор Мурашов. Он сидел напротив, в желтом скафандре с откинутым шлемом, и в своей обычной манере сканировал собеседника немигающими змеиными глазами. «Как что? Пытаюсь скорбеть об утрате». – «Допустим. Но при чем здесь какие-то голые девицы, не то ксенологини, не то амазонки… какие-то еноты с жирафами? Странная у вас получается тризна». – «Уж какая есть, не обессудьте. Я искренне стараюсь быть печальным, но в голову лезут эпизоды прежней жизни, забавные и… не очень. Наверное, я слишком много помню». – «Даже слишком много. Вы пытаетесь среди залежей ментальной рухляди отыскать рациональное зерно и употребить его в дело, а напрасно. Ищите ближе: если это ключи к каким-то замкам, то выданы они вам совсем недавно». – «Да, я достиг цели, но не смог ею завладеть. Досадно, но ничего не поделать. Отложу решение этой проблемы на потом. В данный момент меня больше волнуют эти… Всадники Апокалипсиса». – «И как вы намерены с ними поступить?» – спросил Мурашов с весьма живым для его нынешнего положения интересом. «Я бы их с радостью уничтожил. Ненавижу, когда со мной так поступают. Еще больше ненавижу, когда так поступают с теми, за кого я несу ответственность. Не скрою, мой ксенологический менталитет встает на дыбы. Он требует рационализировать фактическую базу, выстроить гипотезы и найти аргументы в рассуждении того, что не всякий безумный поступок лишен разумной мотивации. Возможно, так оно и есть. Но пока что, глядя на вас, я ни о чем так не мечтаю, как о старом добром фограторе….» – «Или о новом, – подмигнул Мурашов. – Как у Брандта. Я прав?» – «Чертовски правы. У него был фогратор неизвестной мне модели, а у вас не было никакого. Поэтому вы лежите в снегу в своем нелепом скафандре без мимикрирующей и рассеивающей опций, и сами холоднее всякого снега». – «А вы сидите, – покивал Мурашов. – В том же снегу и тоже без фогратора. Если вы полагаете, что разделение происходило по признаку наличия оружия, то вы ошиблись». – «Не думал я ни о чем таком. Хотя нет, думал. Очень поверхностно, вскользь. Кому вообще понадобилось разделять нас?» – «И все же задайте себе вопрос о признаке. И о том, на какие две неравных половины мы разделены». – «Это как раз несложно. Мы разделены на… – Он замялся, гадая, как отнесется к этим словам его визави. – На живых и мертвых». – «У вас получилось, – усмехнулся Мурашов. – С первой задачкой на деление вы справились. Справедливости ради замечу, что она была примитивна. Кстати, мое самолюбие не задето. Его вообще не так просто задеть, если вы помните… Теперь вам остались сущие пустяки: верно интерпретировать результат первой задачи и решить вторую, на сложение». – «Док, вы избрали не лучшее время для проверки моих способностей. Поверьте на слово: с арифметикой я всегда был в ладах». – «Это не арифметика, Консул. Это алгебра. Одна из многих алгебр, применимых к пространству решений, которыми вы давно пытаетесь оперировать. Можно сказать, с того момента, как астрарх Лунный Ткач забрал вас с гибнущего космического корабля». – «Ну хорошо… кто я такой, чтобы спорить с незваными гостями в собственных снах… Что за вторая задача?» – «Что нас объединяет?» – «Это же просто!» – воскликнул он и замолчал. Где-то таился подвох. И он его проглядел. А все потому, что не осмыслил результат первой задачи. Доктор Мурашов сканировал его холодными зелеными гляделками, на бледное лицо его падали карнавальные отблески разноцветных солнц, он ждал и никуда не спешил, поскольку времени у него было достаточно, а вот у Кратова, напротив, не прибавлялось. «Вот что, друг мой, – сказал Мурашов со вздохом. – Некстати вы решили прикорнуть. И место для того выбрали неудачное. Замерзнуть не замерзнете, а влипнуть в неприятности можете свободно. Черт с ней, с задачей. Она вот-вот разрешится сама собой, и глазом не моргнете… Levez-vous, Monsieur le Consul, vous avez de grandes choses a faire!» [1] – «Док, куда подевалась ваша обычная латынь? Ведь вы, кажется, не знаете французского…» – «Зато вы знаете, Консул. Просыпайтесь же!»

8

Кратов открыл глаза. Старательно моргнул несколько раз. Нет, задача на сложение не разрешилась. Он даже условий ее толком не понимал.

– Любите вы говорить загадками, док, – пробормотал он, похлопав лежавшего рядом Мурашова по руке.

«Мне положено скорбеть, – подумал он. – Я честно стараюсь. И никак не могу на этом сосредоточиться. Простите, Роман, но, кажется, скорбь придется отложить».

Итак, задача на сложение.

Кратов давно уже привык доверять собственным снам. Особенно с тех пор, как начал до определенных пределов понимать природу своей прозорливости. Все дело в «длинном сообщении». Странный побочный эффект присутствия в памяти чужеродной и информационно насыщенной занозы. Или защитные коды, снабжать которыми жизненно важные сведения спокон веков считалось хорошим тоном. В том, что «длинное сообщение» содержит что-то более существенное, нежели простое приветствие, сомнений ни у кого не возникало. Там явно было что защищать. Вследствие чего и затеялась вся заварушка… И если виртуалы, как в свое время окрестил доктор социопсихологии Уго Торрент воображаемых собеседников из вещих снов, предостерегают о неких угрозах или настаивают на неких обстоятельствах, то к этим знакам надлежит отнестись со всей серьезностью. Следовательно, оболочка «длинного сообщения» – вернее, того фрагмента, что самовольно угнездился в сером веществе кратовского мозга, – проанализировала массив поступившей на хранение разрозненной информации. Затем по каким-то собственным правилам структурировала его, сформулировала охранительную стратегию и донесла выводы до своего мобильного носителя. Увы, от этого носителя хлопот больше, чем пользы. Субъект, точнее сказать – субчик удручающе сомнительных личностных качеств, легкомысленный, безответственный и обремененный наклонностями к рискованным поступкам… Для вящей наглядности выводы традиционно облечены в форму диалога, где ведущей стороной выступает виртуал, то есть персона хорошо знакомая вышеупомянутому субчику, с каковой он связан сильными переживаниями и потому принужден будет отнестись к сказанному по меньшей мере уважительно. Всегда проще нарисовать картинку, ткнуть в нее пальцем и растолковать по слогам, нежели излагать в наукообразных формулах и кодах. Тем более что такой способ щадит чувства несчастного субчика, сохраняет в нем иллюзию свободы воли и остатки самоуважения, а не делает из него безвольного зомби, влекомого щучьим велением по продиктованной траектории тупо, обреченно и неотвратимо…

Если, разумеется, носорожье упорство, с каким Кратов ломил к своей главной цели не сворачивая, не отвлекаясь на самые соблазнительные коврижки вроде той же Авалонской Башни, игнорируя на своем пути все знаки, деликатно предупреждающие и грубо запретительные, все же есть его свободный выбор, а не императивы схоронившейся в мозгу инородной программы.

«Зомби я дрожащий или право имею?» – с кислой усмешкой подумал Кратов.

На всякий случай он прислушался к своим ощущениям.

Ему не было холодно: стало быть, нет никаких причин дрожать. Проголодаться он не успел, поскольку перед выходом весь экипаж «Тавискарона» плотно позавтракал, и даже выпито было за грядущий успех предприятия небольшое количество горячительного, кто какое предпочел. Мурашов, помнится, махнул шампанского. Мадон не без пижонства поднял бокал белого монраше́. Командор Элмер Э. Татор ограничился какой-то шипучкой, практически безалкогольной. Ну, а Кратов с Белоцветовым как простые славяне опрокинули по чарке водки. Чем побаловали себя навигаторы Грин и Брандт, можно было лишь гадать, но в высоких серебряных стаканах несомненно плескалось что-то высокотоксичное… Десяти минут сна, пусть даже и вещего, оказалось достаточно, чтобы прояснить голову и восстановить силы.

Он был совершенно готов к новым авантюрам.

«Мы, экипаж десантно-исследовательского транспорта „Тавискарон“, были искусственно разделены на живых и мертвых. Но существуют еще какие-то связи, которые нас всех объединяют. Или не всех? – Кратов задумчиво стряхнул снег с нагрудной пластины скафандра. – Чем я вообще занят? Сижу и ломаю голову над задачками с тайных уровней персонального бессознательного. Вместо того, чтобы начать, наконец, действовать. – Он неловко, в несколько приемов, выпростал себя из сугроба, в котором так уютно устроился под бочком у „архелона“. Снег не желал отпускать. Пришлось вначале встать на колени, и только потом удалось выпрямиться во весь рост. – Может быть, причина в том, что я не знаю, с чего начать? И, самое главное, чем закончить?»