Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

10

Кратов был невысокого мнения о своих водительских способностях. Но платформа, с ее собственной интеллектронной начинкой, к его дилетантизму отнеслась снисходительно. Вперед, не спеша, повторяя рельеф местности, по возможности не выходя из тени «гиппогрифа»… Он сидел, затаив дыхание и лишь слабыми движениями пальцев обозначая управление. Наверное, можно было дать простую команду: следовать на маяк. Он не знал, как это сделать. Вылетело из головы.

Никаких иллюзий. Третий скафандр тоже был бледно-серым. Телеметрия безжалостно демонстрировала нулевые значения по всем биологическим параметрам. Полупрозрачный филактер [2] над силуэтом услужливо проинформировал: владельцем скафандра является «J.Ch. Brandt NAV2», и он не обнаруживает признаков жизни.

«Разделение происходит не по признаку наличия оружия, – думал Кратов. – Мурашов был безоружен, у Брандта был фогратор. А еще оба, и Мурашов, и Брандт, были включены в состав экипажа волевым решением Корпуса Астронавтов незадолго до начала миссии. Теперь они оба мертвы, и смерть их объединила. Тем самым отделив от остальных, чья участь сохраняла еще пока статус неопределенности… К чему все эти загадки? Чем они способны помочь? Да ничем. Они лишь отвлекают меня от поисков выхода из тупика. Словно бы кто-то… или что-то… информационно насыщенная заноза в моей памяти… пытается заморочить меня и послать в другом направлении. Удалить с того пути, что способен угрожать сохранности „длинного сообщения“. Измотать и остановить наконец. В ожидании чего? Откуда придет помощь? А если не придет? И с какой, спрашивается, стати она вдруг придет? Просто затянуть время в расчете на авось?.. Защитные механизмы до сей поры неплохо работали со мной или Рашидой. Кое-как проявили себя в случае со Стасом. И почему-то напрочь обмишулились в отношении Пазура… Быть может, потому, что он, как и я, однажды решил к ним не прислушиваться? Что ж, перспектива незавидная. И плевать».

Платформа замедлила ход и, совершив полуразворот на месте, легла на снег.

Кратов отключил все эмоции. Это удалось удивительно легко. Слишком много нервов, слишком много переживаний и разных мыслей… Совершая все необходимые действия автоматически, сознавая себя бездумным, строго запрограммированным автоматом, он разгерметизировал кабину «архелона» и выбрался наружу. Где-то на границе сознания прошла мысль: как же не хочется снова туда, в холодный, враждебный мир с его загадками, с этими адскими Всадниками…

Но он уже стоял над снежным холмом, в котором трудно угадывались очертания человеческого тела, и отстраненно, деловито прикидывал, как поднять на борт эту массу. Брандт и в жизни был, пожалуй, тяжелее самого Кратова фунтов на двадцать, а в скафандре казался громадным, как циклоп. Если слегка пониженная сила тяжести на Таргете и давала Кратову преимущество, то весьма незначительное.

Жаль, что они не приторочили к «галахадам» гравигенные пояса, как предлагал Мадон. Помнится, Мадон всегда рассчитывал на худшее, и сейчас был тот случай, когда к его мрачным предчувствиям стоило бы прислушаться.

Злобно сопя, но не давая воли черным словам, Кратов выдернул Брандта за плечевые пластины из сугроба. Оскальзываясь и падая, подтащил к платформе. Брандт (да, он упорно отказывался относиться к своей ноше как к «телу») был не просто тяжелым, а очень тяжелым. Не намного легче Эвереста. А еще каким-то разобранным, словно каждая его конечность существовала сама по себе и лишь для того, чтобы всячески мешать попыткам перемещения. Фогратор неизвестной модели, похожий на большую красивую игрушку, болтался у навигатора на плече. Очень кстати, следовало заметить… Трап показался слишком крутым, а люк – слишком узким. Скафандры высшей защиты – вещь в галактических пертурбациях чрезвычайно полезная, но абсолютно неприспособленная для перемещения тел погибших товарищей. Все в мире было устроено самым неудачным образом.

«…А это для чего?» – помнится, спросил он, тыча пальцем в сдвоенную узкую петлю на шнурованном лифе амазонки, изготовленном из грубой и очень прочной шкуры тростниковой амфибии. «Для копья, – веселясь, отвечала девица, татуированная с ног до головы в три краски. – Для легкого копья по моей девичьей руке. Как ты не понимаешь простых вещей?!» – «А это?» – уточнял он, указывая на другую петлю, уже на поясе. «Для кинжала. Очень хороший кинжал, удобная рукоять, по моей девичьей ладошке, только я его лишилась. Рассказать, по какому случаю?» – «В другой раз… А это что за петли, на плечах?» – «Неужели не ясно? Выносить мертвечину с поля боя, чтобы не досталась трупоедам. Захватить арканом, приторочить к седлу и волоком…» – «Чью мертвечину?» – растерялся он. «Мою, дурень безмозглый! – захохотала амазонка. – Я не богиня бессмертная, не всегда я убиваю, однажды и меня могут убить. Совсем ничего не разумеешь! Как вы там, у себя, в поле сражаетесь, раздолбай?!»

Спустя чертову прорву времени Кратову удалось исполнить задуманное, и теперь он сидел на полу между двух «галахадов», желтого и белого. Мокрый, как мышь, и злой, как сатана. И ни единой мысли в башке.

Пожалуй, так оно было и к лучшему.

11

Платформа держала путь к месту посадки «Тавискарона».

Кратов решил экономить усилия и без большой фантазии запустил «кошачью память». Теперь он сидел в кресле, безучастно уставившись в прыгающий на экране ландшафт. Залитый зелеными лучами новой комбинации солнц – желтого и бело-голубого. Кому-нибудь приходилось видеть зеленый снег?.. Собственно, зеленым он и не был, а лишь искрился изумрудными блестками, создавая совершенно неуместное ощущение какого-то андерсеновского праздника, холодного и невеселого.

Да, он втянул парней в смертельно опасное, как выяснилось, предприятие. Нельзя сказать, будто у кого-то из них имелись иллюзии, что миссия окажется лихим приключением с пивом и фейерверками на финише. Но умирать явно никто не намеревался. Тем более во имя непонятной, сомнительной цели. И в том, что все обернулось наихудшим образом, был виноват лишь он сам.

Может быть, не стоило ничего затевать.

И не с такими тайнами в душе жили люди. И преспокойно уносили их в могилу, не дождавшись разгадок. Так было всегда. С чего это вдруг он решил, что с ним все будет иначе?

Но что случилось, то случилось, не изменить.

Как он намерен поступать дальше?

Ах да, план действий…

Нет у него никакого плана. Сплошные тактические наметки. Не готов он был к тому, что ослепительная цель вдруг окрасится в траурные тона. Что он начнет терять товарищей. Что одних он потеряет навсегда, о судьбе других окажется в болезненном неведении… и в конце концов принужден будет забыть о том, зачем вообще здесь очутился.

И чего же он в итоге желает добиться.

Найти тех, кто учинил эту бойню?

Выручить попавших в беду?

Отомстить за погибших?

У него нет никаких способов выполнить хотя бы одну из этих задач. Он безоружен… не совсем, у него есть фогратор. Он бессилен в этой изумрудной пустыне, одинок и растерян.

И, кстати, Кодекс о контактах, все та же статья шестнадцатая, параграф первый: «Действия агрессивного характера не могут являться поводом для мести и должны пресекаться в той мере, в какой это необходимо для самозащиты подвергшейся им стороны».

Тогда так: вспомнить свое место в структуре мироздания. Черта с два он один. За ним стоит человечество. И, несмотря ни на что, Галактическое Братство со всей его вселенской мощью.

Звать на помощь не стыдно.

Стыдно будет потом, когда все закончится и придется держать ответ за собственное безрассудство.

Стыдно и больно.

Но это случится потом.

А до той поры ему предстоит решить множество мелких тактических проблем.

…Вначале он увидел обтекаемый, с раскинутыми крыльями эмиттеров, силуэт «Тавискарона». Накрытый кисеей снегопада, далекий и неясный, словно призрак надежды.