— Почему сейчас? — спросила я тихо. — Почему ты говоришь мне все это только теперь?
Он отпустил мою руку и отошел на шаг, проводя ладонью по волосам — жест, который я раньше не замечала за ним:
— Потому что только теперь я по-настоящему увидел тебя. Или, может быть, только теперь набрался храбрости признать, что ты всегда была больше, чем подходящая невеста и часть древнего договора. — Он грустно улыбнулся. — Жаль, что для этого понадобилась угроза уничтожения всему, что мы знаем.
Мы стояли друг напротив друга, и между нами словно растворялись годы отчуждения и формальности. Впервые я увидела в нем не высокомерного драконьего аристократа, а человека — сложного, с сомнениями и страхами, пытающегося найти свой путь в запутанном мире интриг и обязательств.
— Что бы ни случилось завтра, — сказал Латор, глядя мне прямо в глаза, — я хочу, чтобы ты знала: я с тобой. Не как посланник клана, не как халидэл. А как... — он запнулся, подбирая слово, — как партнер. Если ты позволишь.
Я почувствовала, как горло перехватывает от неожиданного волнения. Как ответить на такое признание? Часть меня хотела броситься ему в объятия, другая — сохранить осторожность, ибо мудащеры не меняются.
Латор успел кратко поцеловать меня, этого, ему, видимо, хотелось даже больше, чем ответа. Успел. Нежный, совсем другой. Не требовательный, но по-прежнему жгуче-страстный. Я отстранилась, желая ответить ему на предыдущую реплику, но...
Но прежде чем я успела что-то сказать, раздался резкий стук в дверь.
— Халидэлы? — раздался голос Диона. — Прошу прощения за позднее вторжение, но у меня срочные новости.
Мы обменялись быстрыми взглядами. Момент был нарушен, но что-то важное произошло между нами — что-то, что нельзя было стереть или забыть.
— Входите, архимаг, — ответила я, делая шаг к двери.
Дион вошел быстрым шагом, его обычно аккуратная мантия была помята, а на лице читалось волнение:
— Простите за вторжение, но я только что обнаружил нечто, что может иметь критическое значение для нашей миссии.
Он положил на стол древний на вид свиток, развернув его с осторожностью человека, привыкшего обращаться с хрупкими артефактами:
— Я провел последние часы в архиве, изучая любые упоминания о крепости Радналов. И нашел это — фрагмент дневника архимага Вернера, жившего около трехсот лет назад.
Мы с Латором склонились над свитком. Текст был написан старым диалектом, с множеством специфических магических терминов, но суть была ясна:
— Тайное общество? — произнес Латор, вчитываясь в строки. — "Пламя и Крыло"? Никогда о таком не слышал.
Дион кивнул:
— Неудивительно. Они действовали в глубокой тени, даже более секретно, чем те силы, о которых мы говорили. По сути, они были его внутренним кругом, элитой.
Он указал на определенный параграф:
— Вот здесь Вернер пишет, что "Пламя и Крыло" состояло исключительно из представителей древнейших родов — как человеческих, так и драконьих. Аристократов, считавших союз между нашими народами "противоестественным смешением", угрожающим чистоте крови и традициям.
— Веками работавших над разрушением союза людей и драконов, — прошептала я, читая дальше. — Они использовали политическое влияние, интриги, а в крайних случаях — и более... радикальные методы.
Латор нахмурился:
— Здесь упоминается "Великий план" — долгосрочная стратегия по ослаблению и окончательному разрушению договора. И какие-то "ключи Радналов"...
— Они использовали мой род. Древние артефакты Радналов должны были защищать союз, а их превратили в оружие против него.
Дион мрачно кивнул:
— Именно так. "Пламя и Крыло" специализировалось на извращении изначального предназначения артефактов и ритуалов. Они брали то, что было создано для защиты и гармонии, и превращали в инструменты разрушения.
Латор внезапно выпрямился, его лицо стало напряженным:
— Подождите. Здесь что-то говорится о "Хранителях Чистоты" среди драконьих кланов...
Он обменялся со мной тревожным взглядом:
— И моя мать может быть связана с ними. Она всегда презирала идею равенства между людьми и драконами. И сейчас это все становится только страшнее и злее.
Он отошел на несколько шагов, его плечи напряглись:
— Её настойчивое желание участвовать в экспедиции, её странное поведение в последние дни... Всё указывает на то, что она знает больше, чем говорит.
— Вы считаете, что Оуката может быть связана с древним врагом? — осторожно спросил Дион.
— Не с врагом напрямую, — медленно ответил Латор. — Она слишком горда, чтобы участвовать в чем-то столь... неаристократичном. Но с "Пламенем и Крылом"? С тайным обществом древних родов? Это было бы полностью в её духе.
Я вспомнила её прощальные слова, сказанные мне после совета: "Не думай, что я смирилась. Если ты действительно так ценна для драконов, как говорят древние тексты, я найду способ контролировать твой дар."
— Если она действительно связана с ними, — произнесла я, — то наша миссия становится ещё более опасной. Враг может быть не только впереди, но и среди нас.
Дион вздохнул:
— Это осложняет ситуацию, но не меняет нашей основной задачи. Мы должны добраться до сердца договора и восстановить его целостность. Если "Пламя и Крыло" действительно существует и действует через Оукату или других членов экспедиции, мы просто должны быть ещё более осторожными.
При слове "осторожность" я бросила взгляд на руку Латора. Браслет все еще был на запястье и должен был там и оставаться.
Дракон подошел ко мне, и в его глазах я увидела мучительную борьбу:
— Если моя мать действительно замешана... я должен противостоять ей. Снова. Теперь вообще без ограничений.
Я осторожно коснулась его руки:
— Мы ещё не знаем наверняка. Не будем делать поспешных выводов.
— Но будем готовы ко всему, — твердо добавил он. — Я не позволю семейным узам ослепить меня, если речь идет о судьбе двух народов.
В его словах, в его осанке я увидела перемену — словно внутренняя борьба, длившаяся годами, наконец разрешилась. Он делал выбор — выбор в пользу более высоких принципов, чем слепая верность клану.
Дион аккуратно свернул свиток:
