Вместо того, чтобы поразить его, проклятие словно ударилось о невидимый щит, окружавший дракона. На мгновение оно зависло в воздухе, вибрируя от напряжения, — а затем развернулось и полетело обратно, прямо в Оукату.
Она не успела даже вскрикнуть.
Проклятие ударило её в грудь, и мгновенно черные вены расползлись по её телу, высасывая жизнь, обращая плоть в пепел изнутри. Это какая ж свекронья сила в нем была.
За несколько секунд великолепная драконица превратилась в жалкое подобие тела, которое упало на каменный пол со стуком. Опс.
Вот тебе и выйти замуж за сироту.
Я не хотела.
Но плакать не стану.
В зале наступила внезапная тишина. Даже сражающиеся замерли, пораженные увиденным. Последователи "Пламени", потеряв своего лидера и видя трансформацию Латора, начали сдаваться один за другим. Гвардейцы разоружали их, архимаги накладывали блокирующие заклинания.
Я медленно подошла к Латору.
В драконьей форме он возвышался надо мной, величественный и пугающий. Но его глаза — драконьи по форме, но сохранившие человеческое выражение — смотрели на меня с тем же теплом, что и раньше.
— Что ты сделала со мной? — тихо спросил он, и в его голосе не было страха или гнева, только искреннее удивление.
— Я просто... убрала противоречия, — ответила я. — Привела в гармонию то, что всегда было частями одного целого. Твоя человеческая и драконья сущности больше не борются — они дополняют друг друга.
Он склонил огромную голову:
— Я чувствую... всё. Словно впервые в жизни я полностью осознаю, кто я. Не наполовину человек, наполовину дракон. А полностью оба.
Дион подошел к нам, его лицо выражало смесь благоговения и научного интереса:
— Невероятно. Вы усовершенствовали его форму. Улучшили. — Он посмотрел на меня с новым уважением. — Истинный Преображающий. Первый за многие столетия.
Постепенно шум битвы стих.
Последние члены "Пламени" были обезврежены, раненые получали помощь от целителей, пленники освобождались из магических пут.
Латор вернулся в человеческую форму — так же легко и плавно, как трансформировался в дракона. Но даже в человеческом облике в нем чувствовалась новая сила, новая уверенность.
— Я чувствую, что могу превращаться в любой момент – в такого же дракона, — сказал он, разглядывая свои руки. — И эта серебристая чешуя... — Он показал мне предплечье, где теперь виднелся узор из золотой чешуи с серебристыми прожилками, похожий на мой собственный. — Теперь мы словно связаны.
Я хотела ответить, но внезапно почувствовала, как силы оставляют меня. Использование дара в таком масштабе, особенно на живом существе, истощило меня до предела. Мои колени подогнулись, и я бы упала, если бы Латор не подхватил меня.
— Тебе нужно отдохнуть, — обеспокоенно сказал он. — Ты слишком много сил отдала.
Я слабо кивнула, но перед тем, как позволить усталости взять верх, я оглядела зал — место, где только что решалась судьба двух народов.
Многие артефакты были уничтожены в битве, но некоторые, восстановленные мной, продолжали сиять мягким, гармоничным светом.
— Нужно завершить то, ради чего мы пришли, — прошептала я. — Нужно восстановить сердце договора.
Дион кивнул:
— Мы займемся этим, как только обеспечим безопасность. Отдыхайте. Вы сделали больше, чем кто-либо мог ожидать.
Меня совершенно неожиданно накрыла слабость – тело возжелало выполнить эту прекрасную команду, и чем скорее, тем лучше. Сознание просто выключилось.
Мне снилась Лиралин.
То, что вижу ежедневно в зеркале, вдруг обрело настроение, собственные мысли и свою магию.
Представляешь, говорю я ей, не размыкая губ почему-то, я улучшила нашего ящера. Так получилось. Исправила в нем кое-какие неточности, заложенные природой и воспитанием матери. Жаль, в моем мире так нельзя. А то как хорошо. Берется кто-то вроде моего первого мужа, он ведь был не совсем подлецом, так вот берется и преображается на глазах.
Хорошо же. И каждой женщине - счастье.
Она улыбается, кивает.
А еще, я кое-что поняла, Лиралин.
У тебя был не просто стержень, у тебя были стальные яйца, уж прости за выражение. Потому что только с ними можно почти двадцать лет выдерживать давление со всех сторон, никого не убить и даже простить и этого идиота, и его мамашу.
А ведь знаю, ты их простила.
Потому что так – гармонично.
Она смеется. Ее смех звенит колокольчиком.
А потом убегает куда-то, в волосах светится солнце.
Она счастлива.
Я медленно выплывала из темноты. Сначала появились звуки — приглушенные голоса, стоны раненых, треск магических разрядов. Затем пришли ощущения — твердый холодный камень под спиной, запах гари и озона, вкус металла во рту. И наконец, свет — мутный, расплывчатый, постепенно обретающий форму.
Открыв глаза, я увидела высокий сводчатый потолок зала, испещренный трещинами.
Через пробоины проникали лучи утреннего солнца, создавая причудливую игру света и теней.
Попытка сесть отозвалась тянущей болью во всем теле. Даже мельчайшее движение требовало неимоверных усилий, словно мои мышцы превратились в свинец.
— Осторожно, — раздался рядом встревоженный женский голос. — Вы слишком истощены.
Повернув голову, я увидела ринтану Литанию. Её белая мантия была запылена и местами прожжена, а на лбу виднелась глубокая царапина, но глаза смотрели внимательно и заботливо.
— Что... что произошло? — мой голос прозвучал хрипло, будто принадлежал не мне.
— Вы потеряли сознание, — Литания помогла мне сесть и протянула чашу с прохладной водой. Медленно, глоток за глотком, я выпила воду, чувствуя, как она смывает вкус пепла и крови. Воспоминания возвращались фрагментами: искаженные артефакты, пленные маги, Оуката, произносящая древние заклятия, Латор, извивающийся в магической ловушке...
— Латор! — встревоженно произнесла я. — Где он? Он...
— С ним всё в порядке, — успокаивающим тоном ответила целительница. — Более чем в порядке, я бы сказала. Вон там, помогает раненым.
Она указала в дальний угол зала, и я, прищурившись, разглядела знакомую фигуру.
