НеТемный 8 (СИ) - Изотов Александр

— Да, мысли роятся в голове, — признался я, — Ничего странного. В детстве и юности не уверен в своём выборе, и пытаешься охватить как можно больше.

— Здравая мысль. Ну что ж… У меня сейчас нет имени, ведь когда становишься старшей жрицей, нарекаешься простым именем — Мать. И я и вправду чувствую себя матерью всем броссам, и люблю их такими, какие они есть. Даже отступника Волха.

На последних словах она сделала акцент, и я, прищурившись, усмехнулся. Слышал я и раньше такие милосердные рассуждения… Одна такая ересь в прошлом мире уже погубила Орден Света.

— Знаю, о чём ты думаешь. Но любовь не подразумевает вседозволенности, и Волх понёс заслуженное наказание за свои дела. Но моё материнское сердце горько скорбит о нём, и никто, даже боги, не могут запретить мне этого.

Я лишь пожал плечами. За Волха вообще не переживал — у меня есть люди, за которых сердце действительно болит. И с каждой секундой я начинал думать, что лишь трачу здесь своё время.

Что можно было бы уже и пуститься в погоню за Храмовниками, которые увели Луку. А броссы помогут Креоне и медоежу, иначе они не могут… Я их брат.

Кстати, а где Виола черти носят⁈ Ведь я слышал его струну…

— Успокой свои мысли, Малуш.

— Это сложно, — признался я.

— А мы ведь даже чем-то похожи, ведь у меня тоже есть жизнь «до и после». В прошлой своей жизни… нет, нет, я имею в виду, до того, как я стала старшей жрицей, — Мать улыбнулась, — Тогда меня звали Лона.

Я вдруг понял, что это её признание очень важное. И мысленно отложил это имя в глубине памяти… Оно мне точно пригодится.

— Кстати, а кем ты себя больше сейчас чувствуешь? — спросила Мать, — Малушем или… как твоё имя в прошлом мире, сын?

— Всеволод.

— И кто ты сейчас?

В ответ я лишь пожал плечами. Мне трудно было ответить на этот вопрос.

Я сижу здесь и чувствую себя как дома. Знаю, что без причины никто не обидит, и ощущаю единение с Бросскими Горами. Но в то же время понимаю, что большей своей частью я — Всеволод Десятый.

Просто у Десятого жизненного опыта было больше, вот и давит он своим авторитетом юного Малуша. На ду и ладно, мы с этим разберёмся… Малушева горячность и темперамент мне не раз помогали.

— Хморока больше нет, — задумчиво сказала Мать, — Броссам будет трудно принять это.

— Не думаю, что он ушёл совсем, — признался я, — Но бога тьмы и мрака, каким его все знали, теперь точно нет. Он ушёл.

— И зачем же он это сделал?

Я усмехнулся. А вот теперь, кажется, настал главный момент, ради которого и закрутилась вся эта история… и с Малушем, и с Всеволодом, и с падением Бездны.

Я выложил на стол перед жрицей веточку, отломанную от древесного великана.

— У вас теперь есть Вечное Древо. Оно у вас и так было.

— Броссам будет трудно это принять, Малуш. Новая вера не принесёт нам мира.

— А он был? — спросил я, — Сколько стражей полегло за этот год?

Мать требовательно подняла руку, чтобы я замолчал.

На самом деле мы оба знали ответ. Что примет Мать, то рано или поздно примут все броссы, именно поэтому Волх и пытался взять с боем вулкан Жерло.

Но я вошёл сюда без единого удара меча…

Жрица с сомнениями смотрела на ветку. В её глазах не было той злости, что я встречал на лицах броссов, когда они впервые изгоняли Малуша за лиственную веру из гор. Скорее, на лице жрицы отразилось понимание, с каким трудом будет происходить принятие новых устоев.

До этого Мать всегда была незыблемой опорой для душ гордых горцев. Но теперь…

— Куда ты теперь, Малуш? — вдруг спросила она.

— Найду мальчишку по имени Лука. Он… он очень важен для меня, и его похитили Храмовники Яриуса. Затем мне надо отправиться в Межемир, там девчонка по имени Дайю. Наши с ней пути разошлись, но я должен попытаться вернуть её…

— Кажется, ты не договорил.

Общаясь с богами, я привык, что они часто знают о тебе больше, чем ты сам. Поэтому ответил без особого удивления, вспомнив, о чём мне говорил тёмный Витимир Беспалый в Камнеломе.

— Дальше, если всё получится, я думаю отправиться в Кумотан, это страна на юге за срединным морем. Там единственный в мире храм лиственников…

— Ты расскажешь им, что броссы теперь обратились в лиственную веру?

Я покачал головой, вспомнив улыбающегося Луку с поднятым молотом.

— Нет, я расскажу им о том, что теперь у них есть Шиповниковая Ветвь. Колючая ветвь, готовая постоять за веру, — со вздохом сказал я, — Мира это, конечно, не принесёт. Но боги явно заигрались.

Сказав это, я вдруг осознал, что именно мы сделали с Лукой в той глубокой пещере, когда скинули семя в пропасть. Кажется, это как раз и был момент появления новой ветви.

Я вспомнил лиственников, которые таскались с этим семенем по всей Троецарии. Кажется, они сами не знали, что с ним делать, и их предназначением было просто ходить из угла в угол континента и ждать, когда Древо укажет им судьбу.

Мать задумчиво глянула на веточку, лежащую на столе.

— Шиповниковая Ветвь… — она вздохнула, — Храмовники Яриуса ушли на запад, к Северному заливу.

Она пояснила, что их туда повели приспешники Волха, которые знают тропы в обход магических зон. На берегу залива пришвартован корабль, и Храмовники собираются переплыть к Хладограду.

Я кивнул. Это была очень важная для меня информация.

— Ступай, Малуш, — строго сказала жрица, — Отдыхай. Ты проведёшь с нами обряд «материнских слёз», а завтра уже отправишься своей дорогой.

Сказала она это особым тоном, который подразумевал, что ни один бросс не ослушается матери. И мне осталось лишь кивнуть, иначе я почувствовал, что меня не просто изгонят из Бросских Гор… Как бы и моя горячая бросская кровь своих свойств не лишилась после такого ослушания.

Матери можно перечить, кроме отдельных случаев. Сегодня был именно такой.

Мать, увидев, что я всё понял, мило улыбнулась:

— Да не встретятся тебе под ногами шаткие камни.

Кивнув, я вышел из дома, прокуренного вулканическим пеплом. И удивился, чуть не столкнувшись лбом с Виолом, который ждал на улице.

— Громада! — тот расставил руки, но я лишь нахмурился:

— Тебя где носило?

— Ну, варвар… — тот потряс пальцем, — Знаешь ли, не ты единственный делом занят! Давай уже, скорее, пойдём к Креоне, всё расскажу. Да-да, она уже в порядке, а вот медоёж…

— Что? — у меня дрогнуло сердце.

— Что-что. Ему светит счастье несколько недель валяться на лежанке под присмотром бросских целительниц… ты видел их, а? Чтоб я так жил! И ещё будет лакать молоко горных коз.

— Чтоб тебя! — я едва не отвесил ему затрещину, но тот увернулся.

— А вот Креона, к сожалению, всё такая же злая и недовольная.

Глава 10

Креона спала, когда мы с бардом вошли в выделенный ей дом. Над ней сидела бросска в белом платье и, растирая что-то между ладонями, отряхивала это над чародейкой.

Сама Креона впервые выглядела нормально… Ну, то есть, здоровый цвет лица, красные губы, и такая румяная, что, казалось, она стала краше в десятки раз. Но я знал, что для неё нормально — это когда она бледная, как смерть.

— Хладочара, неужели надо тебя ранить, чтобы ты стала выглядеть, как настоящая женщина, — усмехнулся бард, присев на табурет у кровати.

Бросска недовольно нахмурилась, глядя на барда, но тот лишь подмигнул ей.

— А если броссы тебя ещё и откормят… М-м-м, красотка будет, закачаешься!

Креона открыла глаза и посмотрела на нас. Вот теперь по покрасневшим глазам было видно, что ей не очень хорошо. И дело было не в перебинтованном плече…

— Адская жара, — прошептала она, — В храме Моркаты учат, что именно такой ад ждёт всех жриц, кто не соблюдает заветы богини.

— Потерпи ещё день, — сказал я.

— По-другому тебя красивее не сделать, — сразу же кивнул Виол, — Таков удел женщины.

— Ох, гусляр, будь у меня хоть немного сил, я бы отморозила тебе язык.

— Целоваться потом будем, — тот расплылся в улыбке.