Ашер 8 (СИ) - Шиленко Сергей

Он посмотрел на нас — на меня, на Риту, на Таллоса, — но его взгляд скользнул мимо, остановившись на Кларке.

«Сын», — его голос был слаб от старости, но тверд, как гранит.

«Отец! — Кларк шагнул к нему, протягивая руки. — Ты… ты все…»

«Да, — прервал его старик, и в этом единственном слове было все: горькое прозрение, осознание предательства, принятие неизбежного. — Я все понял. Слишком поздно».

Старик не ответил на немой вопрос сына. Его взгляд, тяжелый, как свинцовый саван, скользнул с лица Кларка на ощерившегося Валериуса, а затем на нас. В нем не было страха, мольбы или сожаления. Только холодная, как сталь кузнечного молота, решимость человека, который принял последнее в своей жизни решение.

«Слишком поздно, — повторил он, и его голос был спокоен, как у судьи, зачитывающего приговор самому себе. — Но не для всего».

И он двинулся.

Не как дряхлый старик, а как человек, у которого осталась одна-единственная, самая важная цель в жизни. Он резко развернулся и быстрыми, почти бегущими, шаркающими шагами бросился не к нам и не к выходу. Он устремился к дальней стене, где в глубокой нише виднелась архаичная конструкция из камня и потускневшей меди. Что-то вроде пульта управления из фильмов про капитана Немо. Несколько огромных, покрытых зеленой патиной рычагов торчали из каменного основания, как ребра какого-то доисторического чудовища.

«Отец, что ты делаешь⁈» — вскрикнул Кларк, инстинктивно бросаясь за ним.

«Он пытается сбежать!» — прорычал Таллос, вскидывая свой молот, готовый метнуть его через всю комнату.

Но в этот самый момент одна из резных панелей в стене с шипением отъехала в сторону, и в комнату, шатаясь, ворвался Валериус. Его дорогой камзол был порван и испачкан сажей, на щеке — свежая кровоточащая царапина, а глаза горели безумным, загнанным огнем. За его спиной маячили двое его личных гвардейцев, таких же потрепанных, но с мечами наголо.

Увидев Патриарха у консоли, Валериус мгновенно понял все. Его лицо потеряло остатки цвета.

«Остановитесь, старый дурак!» — его голос сорвался на визг, полный паники и животного ужаса.

Тибериус даже не обернулся. Он уже положил свои старческие, покрытые пигментными пятнами, но на удивление сильные руки на два центральных рычага.

«Именно так, Валериус, — спокойно, но так, чтобы слышали все в комнате, ответил он. — Дурак. Потому что слишком долго верил тебе. Потому что позволил паразиту расти на теле моего города».

Он навалился на рычаги всем своим весом. Мышцы на его худых руках вздулись, лицо исказилось от нечеловеческого напряжения. Раздался оглушительный, протестующий скрежет металла по камню — звук, который, казалось, не раздавался здесь столетиями.

«Убейте его! Взять его!» — взревел Валериус, указывая на старика дрожащим пальцем.

Его гвардейцы рванулись вперед. Но было поздно.

С последним, отчаянным усилием, с хрипом, вырвавшимся из груди, Патриарх опустил рычаги до упора.

Раздался низкий, гулкий, сотрясающий самые основы мироздания удар. Словно где-то в глубине горы лопнуло сердце титана, и его последняя пульсация пошла по камню.

С последним, отчаянным усилием Патриарх опустил рычаги до упора.

И мир раскололся.

Низкий, гулкий, сотрясающий самые основы мироздания удар пришел не снаружи. Он родился где-то глубоко под нашими ногами, в каменном сердце горы, и рванулся вверх, заставив пол Цитадели подпрыгнуть, как палубу корабля в девятибалльный шторм.

Я инстинктивно вцепился в ближайшую колонну, чтобы не упасть, чувствуя, как древняя кладка вибрирует и крошится под пальцами. Воздух наполнился оглушительным скрежетом — звуком, с которым камень, простоявший тысячу лет, сдавался и ломался под чудовищным давлением.

«Назад!» — голос Риты был резким, как удар хлыста. Она уже двигалась, одним молниеносным движением оттаскивая оцепеневшего Кларка от зоны обрушения.

Двое гвардейцев Валериуса, бросившиеся на Патриарха, замерли на полпути, потеряв равновесие. Их выучка и рефлексы оказались бесполезны против геологии. Огромный кусок потолка, размером с небольшой грузовик, с оглушительным треском отделился от свода и рухнул вниз, погребая их под тоннами камня и облаком вековой пыли.

Валериус издал тонкий, панический визг, похожий на поросячий, и метнулся обратно к своему тайному ходу. Но было поздно. Вся секция комнаты, где стоял он и где совершил свой последний подвиг старый Патриарх, начала складываться, как карточный домик. Каменная консоль, фигура старика, мечущийся Валериус — все это в одно мгновение исчезло в ревущем хаосе падающих обломков. Гора забирала свое, хороня и героя, и предателя в одной братской могиле.

Толчки прекратились так же внезапно, как и начались. В наступившей тишине, нарушаемой лишь треском оседающих камней и тихим звоном в ушах, повисло густое, удушливое облако пыли. Я кашлял, задыхаясь, пытаясь выплюнуть каменную крошку, и пробовал разглядеть хоть что-то в этом сером тумане.

«Все целы?» — хрипло выдавил я, проверяя, на месте ли руки и ноги.

«Живы», — раздался спокойный голос Риты откуда-то справа. Она всегда была якорем в любом шторме.

Таллос стоял, опустив свой молот, и смотрел на гору обломков, образовавшуюся на месте роскошных покоев. На его грубом лице не было ни злорадства, ни радости. Только потрясенное, почти суеверное уважение к масштабу произошедшего.

«Он… он обрушил Материнскую Жилу, — прошептал Сет, и в его голосе было благоговение ученого, ставшего свидетелем чуда. — Вручную. Это… это должно было быть невозможно. Энергия, необходимая для этого…»

Из облака пыли донесся сдавленный, полный отчаяния всхлип. Кларк. Он стоял на коленях и смотрел на каменную могилу, в которой только что похоронили его отца и его врага.

«Отец…»

*Старик не просто нажал на стоп-кран. Он взорвал к чертям всю электростанцию, забрав с собой и главного паразита. Адский способ уйти на пенсию. Жертва, достойная короля.*

И тут, в этой оглушительной, звенящей тишине, я увидел ее. Иди.

Она стояла посреди хаоса и разрушения, но ее не касалась ни пыль, ни паника. Напряжение, которое всегда, сколько я ее знал, искажало ее черты, исчезло. Плечи, всегда сжатые в ожидании боли, были расслаблены. Она сделала один глубокий, дрожащий вдох, словно впервые в жизни пробовала на вкус чистый воздух, без примеси чужих мыслей и страданий.

Она медленно открыла глаза. В них больше не было муки и загнанности. Только чистота, покой и безмерное, тихое облегчение. Ее взгляд нашел мой через пыльную завесу, и на губах появилась слабая, дрожащая, но настоящая улыбка.

«Шум… — прошептала она, и ее голос, едва слышный, прозвенел в разрушенной комнате, как колокол надежды. — Он утих. Макс… в голове… наконец-то тихо».

Глава 9

Пыль. Густая, всепроникающая, как цементный порошок, она медленно оседала, превращая мир в монохромную гравюру. Она скрипела на зубах, забивала ноздри, покрывала всё вокруг серым, безжизненным саваном. В воздухе стоял звон, но не от столкнувшейся стали, а тот самый, который рождается в оглушённой черепной коробке после взрыва. Тишина после катастрофы всегда звучит так.

Кларк стоял на коленях посреди того, что ещё минуту назад было покоями его отца. Он смотрел на груду камней невидящим, расфокусированным взглядом, словно пытался разглядеть сквозь них то, что уже безвозвратно ушло. Его широкие плечи мелко, судорожно сотрясались в беззвучных рыданиях.

Рита подошла к нему первой. В ней не было ни суеты, ни паники. Не говоря ни слова, она просто опустилась рядом и коснулась его плеча. Жест был спокойным и твёрдым — якорь посреди этого хаоса.

«Надо уходить, Кларк, — тихо сказала она. Голос ровный, без дрожи. — Здесь небезопасно. Потолок может обрушиться в любой момент».

«Я должен… — прошептал он, не отрывая взгляда от каменной могилы, ставшей последним пристанищем регента. — Похоронить его… Это мой долг…»

«Должен что? Собирать кости?» — Таллос, стоявший рядом, сплюнул на пол кровавый сгусток. Его лицо было мрачной маской из сажи и запекшейся крови, из-под которой горели яростью глаза. «Город внизу горит. Твой отец подарил нам шанс, не смей его просрать, сидя в этой пыли».