Ван Ван из Чайны (СИ) - Смолин Павел

Параллельно в душе зарождался азарт, вызванный первым моим успехом в новой жизни. Правильно подсуетился и получил результат — что может быть лучше? Кроме того, пусть я в мистику и не верю, но это — бесспорно хороший знак. «Победителем по жизни» я себя от этого считать не стану, но уверенности определенно прибавилось.

Кроме того, меня начинает подбешивать отношение городских китайцев к деревенским. Выборка не то чтобы велика, но в целом репрезентативна: охранник, доктор-родственник, соседка из «среднего класса» — этого в целом достаточно, чтобы понять отношение подавляющей массы горожан. Помог и китайский полицейский — он-то в городе давно, и, раз счел нужным рассказать нам о своем деревенском происхождении, значит с городским шовинизмом сам сталкивался неоднократно.

Общее представление о моде успешно сформировалось одновременно с приступом решимости сдать экзамен как можно лучше, и с мотоцикла на парковке — удалось «отхватить» местечко поближе — я слезал совсем в ином, чем вчера, настроении. Бабушка Кинглинг неведомым образом это почувствовала и в кои то веки промолчала, ограничившись одобрительными кивками по пути.

Шагая к образовательному центру, я понял, что могу по взглядам окружающих и их внешнему виду отличить городских школьников и родителей от деревенских. Первые смотрели на вторых снисходительно, презрительно или насмешливо — в зависимости от гнилости характера. Деревенские это чувствовали, и вжимали головы в плечи, старались ни на кого не глазеть и вообще «не отсвечивать». Возможно, я просто себя накрутил, но… Да прав я — шовинизм здесь царит чудовищный. Умою!

Аудиторию нам поменяли, место мне — как «подозрительному», полагаю — снова выделили в первом ряду, рядом с персональным «куратором». Не отвлекаемся, игнорируем вообще все, кроме экзамена — сегодня я должен ответить вообще на все вопросы, и нельзя терять ни секунды драгоценного времени.

На столе нашлись привычные бутылка воды без этикетки, две ручки, два карандаша и бланки заданий. Из новинок — воткнутые в разъем стола наушники.

— Возьмите в руки наушники и наденьте их, — скомандовал главный экзаменатор (другой, тощий и высокий) после совсем короткого напутственного слова.

Я надел. Шумоподавление в наушниках отличное — внешний мир совсем не слышно.

— Если вы не слышите того, что я сейчас говорю — поднимите руку, — голос экзаменатора «переехал» в наушники.

Как понять этот вопрос, если «не слышите»? По шевелениям губ? Это тоже часть экзамена, но неформальная, типа проверка наблюдательности? Неудивительно, что руку никто не поднял — либо у всех работает, либо несчастные китайские школьники попросту не знают, что происходит проверка связи.

— Заполняйте первую страницу, — дал отмашку экзаменатор.

Косясь на отсчитывающие последние секунды до начала экзамена часы, я заполнил «шапку» — имя, регистрационный номер и прочее.

— Экзамен по иностранному языку начался. Не снимайте наушники, — велел экзаменатор.

Я перевернул второй листочек, увидев предложения на родном языке с пропущенными словами. Да я это и без наушников заполнить могу, просто по контексту! Но слушал все равно внимательно — два сдобренных легким акцентом женских голоса болтали между собой. Одна из них хотела узнать, как пройти к Эрмитажу, а вторая подробно объясняла маршрут. Не теряя времени, я принялся заполнять пробелы. Легкотня, вот бы и дальше так!

— Можете снять наушники, — скомандовал экзаменатор по истечении двадцати минут. — И приступить к следующему заданию.

Стандартное задание с требованием закончить предложение. «Стакан (пропуск) на столе», варианты выбора — «стоял», «лежал», «отдыхал», «сидел». Немного затупил — «отдыхал» и «сидел» точно неправильно, но, если стакан кто-то уронил, он вполне может «лежать». Горе от ума, блин! Решительно отмечаем «стоял» и не плодим сущности.

Остальные вопросы в этой части экзамена были более однозначными, и я быстро ответил на этот примитив, будучи полностью уверенным в стопроцентном успехе.

Далее шел текст о выращивании ячменя в провинции Сычуань, на основе которого требовалось ответить на вопросы. Все еще легкотня. Следующее задание оказалось интереснее — написать два коротких сочинения размером от двухсот пятидесяти до шестисот слов. Фантазию в нужное русло направляли две картинки — на первой два китайских пацана пекли пирог, а на второй они же удили рыбу. Объяснение под первой требовало написать рассказик о том, как дружно ребята готовятся ко дню рождения одного из них, а под второй — раскрыть как можно полнее смысл поговорки «без труда не выудишь и рыбку из пруда».

Сочинения мне писать в целом нравится, поэтому короткие рассказы дались без труда — следил только за тем, чтобы не ошибаться в орфографии с пунктуацией и использовать побольше синонимов, сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, не отказав себе в удовольствии продемонстрировать уважаемой экзаменационной комиссии владение причастными и деепричастными оборотами. Вот уважаемые проверяльщики офигеют! Лишь бы не запутались — они же китайцы, и могут чисто из принципа снизить мой заслуженный балл, потому что чего этот деревенский пацан выпендривается и смущает заслуженных знатоков русского?

На этом задания закончились, а времени осталось еще больше половины. Не давая себе отвлекаться на соседей и поиски знакомых лиц, я кропотливо перепроверял ответы раз за разом, выловив в процессе парочку орфографических и пунктуационных ошибок. Если это не потянет на максимальный балл, значит заработать его попросту невозможно, и я не пожалею нытья для бабушки Кинглинг — да, битая жизнью и зашуганная, но какой-то механизм подачи апелляции и пересчета баллов ведь должен быть? В любой стране есть, и в Китае не быть не может.

Параллельно в голове мелькали воспоминания о том, как прадед пытался учить Ван-Вана русскому. Ох и непросто обоим это давалось! У прадеда болит спина, он склонен к апатии, и быстро терял интерес, обижаясь на тупоумие внука. Ван-Ван в свою очередь быстро зазнался, научившись отличать прошедшее время от будущего, и решил, что этого ему хватит до конца жизни. Пофигизм помножился на пофигизм и органично возвелся в «квадрат». Сам Ван-Ван бы на моем месте едва-едва наскреб бы баллов на «троечку», и то если бы повезло.

Впрочем, я несправедлив — просто прадед очень сильно пожеван бурным китайским политическим процессом, и «пофигизм» его густо замешан на физической боли, горечи утраты совсем другого качества жизни и собственного бессилия что-то изменить. Вот парочка воспоминаний о том, как Ван Ксу тихонько плачет в своей коляске. Ван Ван в эти моменты считал его слабаком, но я понимаю — настолько, насколько вообще такое может понять тот, кто не пережил такие взлеты и падения. Винит себя дед, и не без оснований — во всех бедах всех членов семьи себя винит. Но сила характера у старика на зависть многим — превозмогая боль в искалеченном теле, он лично отвез отравившегося внука в больницу. Дорого ему это обошлось, и за это я его уважаю.

По истечении времени я вышел в коридор, и, зная из воспоминаний Ван Вана о частичном знании бабушкой Кинглинг русского языка, с улыбкой похвастался ей на великом и могучем:

— Я уверен, что благодаря прадедушке справился с экзаменом по русскому языку лучше всех в Сычуане!

Бабушка похлопала глазами, попыталась вычленить смысл и попросила:

— Повторить медленно.

Я повторил как она и просила.

— Ты так чисто говорить русский! — изумилась она и перешла на китайский. — Прадедушка очень хорошо тебя научил, но почему ты скрывал от нас такое прекрасное владение русским?

— Берег в качестве козыря, — выкатил я отмазку.

— Тебе нужно смотреть меньше этих ужасных японских мультфильмов, — приложила меня бабушка за анимешное клише.

Время от времени Ван Ван аниме смотрит, и это для меня полезно — аниме же популярная штука, значит придется обсуждать его с будущими соучениками, чтобы тоже быть популярным.

О, мой заклятый «друг» Лю Гуан со своей бабушкой — тоже русский сдавал, и, судя по роже и завистливому взгляду на только что продемонстрировавшего прекрасное произношение меня, полностью провалился.