Ментальная кухня 3 (СИ) - Злобин Максим

Ну да ладно! К делу! К теплоходу! Таранов со строительным сантиметром отправился изучать бронированную каюту, а мы с Солнцевым ждали, пока капитан откроет дверь.

— Готово, — сказал Еремей Львович, когда последний из замков наконец-то упал на пол. — Заходите, всё здесь.

Каюта. Просторная и не сказать, чтобы захламлённая. Вся экспозиция занимала места меньше, чем какой-нибудь музей гвоздя или выставка пупочных катышков. Так что план Солнцева насчёт того, чтобы её перенести пока что выглядел очень даже реалистично.

— Вот тут снаряды, которыми расстреляли «Вандал», — начал рассказывать Буревой. — Вот обломки старого штурвала. Вот пистолет Ржевского с одной пулей…

— Не воспользовался?

— Как видишь, Василий Викторович. Кхм-кхм, — Еремей Львович пошёл дальше. — Вот сохранившийся от тех дней сервиз посуды, а вот судовой журнал. Тоже сохранившийся, да только его во время прорыва блокады никто не вёл, как ты понимаешь. Последняя запись о том-де, что судно реквизировано неким лейб-гвардейцем. Так… вот тут, значица, ташка самого Ржевского. Внутри флакон духов и письмо порнографического содержания от какой-то графини. А там на вешалках наряды прошмандовок, которых он набрал в команду.

— Во как…

Действительно, целая куча платьев. Мягко говоря вызывающих, а грубо говоря проститутошных. Из шёлка и бархата вырвиглазных цветов, сплошь в бантиках, рюшах и завязочках. Корсеты опять-таки, вырезы в самых неожиданных местах и кружевные чулки, — всё-таки работницы публичного дома знали толк в разврате ещё до изобретения латекса.

— А в следующей комнате что?

— Э-э-э, — отмахнулся Буревой. — Там у меня огородик.

— Огородик?

— Ну да. Я же немножечко друид, — как будто бы застеснялся Еремей Львович, но тут же продолжил: — А там окошко сохранилось. Душно в каюте, жарко, вот я по сезону там помидорки в кадках и выращиваю. Лучок там, горох, крыжовник.

— А можно посмотреть?

— Конечно! — оживился старичок. — Пойдёмте покажу!

Вслед за капитаном, мы с Солнцевым прошли в соседнюю каюту и ахнули. Действительно, Буревой устроил тут форменное буйство природы. Настоящие заросли на половину комнаты. А на другую половину, где-то там, за кустами, притаился…

— У вас там рояль что ли?

— Ну да, — кивнул Еремей Львович. — А точно же! Прошу простить, господа, рояль тоже часть экспозиции. Старинный, ещё со времён «Вандала». На нём Ржевский потаскухам свои песенки играл.

— Разрешите? — улыбнулся Солнцев и прохрустел пальцами. — Вспомню молодость, так сказать.

— Да пожалуйте, только он вряд ли настроенный. Это же когда дело было?

— Ничего страшного.

Я тоже заинтересовался. Играть-то я не умею, но прекрасно знаю насчёт ценника на подобного рода вещи. Рояль старинный, явно не фабричный, и в перспективе может стоить столько, что нам хватит на ремонт всего судна. Антиквариат же! Раритет! Повезло бы ещё с мастером, который приложил к нему руку.

Так что вперёд! Раздвигая кадки с помидорами, мы с Солнцевым продрались сквозь кусты к роялю. Я тут же начал фотографировать инструмент на предмет оценки, а Яков Саныч сел, открыл клавиши и принялся наигрывать кузнечика. Но уже спустя пару нот хмыкнул, сказал:

— Н-да, — и закрыл крышку обратно. — Совсем в чепуху расстроен.

— Слушай, Яков Саныч, а ты, получается, шаришь?

— Да не то, чтобы очень…

— Где на роялях стоит подпись мастера? Или как оно правильно называется? Клеймо? Автограф?

— Чего не знаю, Вась, того не знаю, — ответил Солнцев и почесал в затылке, а я начал искать.

Сбоку нет, с другого бока тоже. На крышке ничего, днище тоже пустое. Сзади, спереди — по всему получалось, что это рояль руки неизвестного мастера.

— А может быть внутри? — спросил я скорее у себя самого, попытался открыть крышку, но что-то как-то не преуспел. — Оно должно быть таким тугим?

— Нет.

— Эть! — я дёрнул посильнее, затем: — Эть! — ещё сильнее и: — Эть! — всё-таки выдрал эту заразу. Причём судя по деревянному треску аж с мясом. Внутри щёлкнуло. Струны дёрнулись и загудели, а потом что-то со стуком упало на пол.

Я тут же нагнулся и увидел под роялем книжицу в кожаном переплёте и раскрытый потайной отсек прямо в днище. Какой-то пружинный механизм сработал? Хм-м-м…

— А что это такое? — спросил я у Еремея.

— А я чёрт его знает, — честно ответил тот. — Я там особо не лазал.

— Понятно…

Занырнув под рояль, я дотянулся до книжицы. Достал, вылез обратно, сдул с неё слой пыли и открыл на рандомной странице. И судя по содержанию вкупе с рассказом от первого лица, у меня на руках сейчас было ничто иное, как:

— Дневник Ржевского, — ухмыльнулся я. — Представляешь, Яков Саныч?

— Ну а почему бы и нет? — развёл руками юрист. — В то время многие вели дневники.

— Посмо-о-о-трим, — протянул я.

Протянул, а у самого внутри опять чуйка заворочалась. Наверняка содержание будет не вполне объективным, но сейчас я отправлялся в путешествие по чужой памяти. Менталистский «вжух» в бумажном формате; ну просто сказка!

Оставив капитана наедине с Солнцевым, я поднялся в пустой зал-ресторан, устроился поудобней за угловым столиком и начал читать.

Разобраться в каракулях было не ахти как просто, плюс все эти твёрдые знаки к месту и ни к месту… но общий смысл до меня доходил. Будто просветлённая веганша, которая ездит на ретриты и зачитывает аффирмации, командир лейб-гвардии Дмитрий Иванович Ржевский вёл свои «утренние странички».

К слову, почерк автора сразу же прорезывался сквозь страницы. Задолго до появления смайликов и онлайн-переписок, Ржевский придумал записывать транскрипцию собственного смеха. И довольно сильно с этим частил. «Ах-ха-ха-ха-ха!» — повторялось чуть ли не в конце каждого абзаца.

Жизнерадостный, по всей видимости, человек был.

И явно пользовался успехом у женщин, ведь бОльшая часть текста описывала его эротические похождения. А ещё он собственную классификацию женской груди начал разрабатывать. «Мышиная мордочка», «титанические титюны», «распрекрасные бумбоны» и всё такое прочее… а иногда после очередной записи имелась зарисовка, чтобы случайно не забыть и не перепутать, как что называется.

Но вот, проматывая всю эротику, я постепенно приближался к последним записям, и тон прозы несколько сменился. Тут же начались упоминания князя Юсупова, Его Величества и напряжённой обстановки в Москве.

Ну а дальше…

— Охрене-е-е-еть, — протянул я.

Потому что дальше Дмитрий Иванович, опять через «ха-ха», размышлял про то, что в смуту настаёт самое благодатное время для мага его категории. «МедиумЪ». Сперва-то я не понял, что это значит, зато потом как понял… Ржевский описывал таланты менталиста. Управление мыслью, контроль и прочие наши с Агафонычем плюшки.

Жадно листая страницы, я читал всё дальше и дальше. И теперь вместо не-очень-романтической эротики моему вниманию предстал настоящий приключенческий боевик. Авантюрный, блин. Про великого комбинатора.

Итак… не стесняясь юзать менталку направо и налево, Ржевский первым делом реквизировал пароход «Вандал». Вместо официального документа вручил капитану судна лист подорожника, — что-то это мне напоминает, — а всем матросам внушил, что корабль проклят и в трюме живут призраки.

Дальше.

Гвардеец в одно лицо сумел подогнать пароход к стенам Кремля. По пути покорёжил два моста и потопил пришвартованную к берегу лодку. Комментарий к попутным разрушениям, конечно же: «Ах-ха-ха-ха-ха!»

Охрану Юсуповых, занявших Кремль, Ржевский заставил «драться меж собою на хранцузских багетах». А тех, кто находился непосредственно при хранилище золота, вообще подчинил собственной воле и определил в грузчики. После отметился в артели магов земли, — вот откуда взялась бронированная каюта, — и в качестве финального штриха увлёк за собой весь персонал одного из столичных публичных домов.

«Чтобы скучно не было! Ах-ха-ха-ха!»

Ну и всё на этом. Документировать события прорыва сквозь речную блокаду Юсуповых прямо во время этого самого прорыва Ржевский, ясное дело, не мог. Занят был.