Червь 3 (СИ) - Лагутин Антон

— Метал становиться тупым, — говорит Ал, — жидкость создаёт еле заметный слой, превращая обычное острое оружие в пустышку.

Быстрым взмахом Ал полоснул ножом по ножке стола — и тоже ничего. На куске дерева появился еле заметный след, как будто шариковой ручкой провели.

— На, сама попробуй, — он протягивает мне ножик.

Кончиком большого пальца я надавил на лезвие. Действительно тупое. На пальце остался лишь еле ощутимый маслянистый след, не причиняющий никакого вреда. А что если… Я подношу нож к руке. Ал даже не дёрнулся, смотрит с безразличием. Рублю по запястью. Холодный метал очертил белую полоску на коже, но вот чтобы её вспороть — нет. Некогда острый ножик стал абсолютно тупым. Даже дети не причинят себе вреда.

— Жидкость высохнет — и нож снова станет острым, но он всё равно будет бесполезен в схватке с «Труперсами». Только искусно наточенная кожа самих же «Труперсов» может вскрыть их природный доспех. А с применением этой жидкости — это можно сделать с одного удара.

— Но как получилось обнаружить такое свойство их кожи… как? Кто вообще догадался снять с них кожу и заточить? И жидкость…

— Я не знаю. Я лишь занимаюсь грязной работай. И кстати, давай уже закончим её.

Закончив распиздяйничать, мы возвращаемся к работе.

Всё это время Ал крутил голову, упрощая мне работы. Впереди оставалось отделить от черепа только лоб. Лицо было твёрдым, как моя маска. Я берусь за подбородок, приподнимаю его и просовываю лезвие чуть выше глазницы. Вставляю и веду. Веду и слышу:

— У тебя хорошо получается. Снимала раньше кожу с животных?

— Да, — отвечаю я, — с животных.

Срезать лицо оказалось не так то и просто. На пути лезвия постоянно возникали препятствия: то кость опадала, то шла в гору. Усугублялось всё тем, что сама по себе кожа была дубовой, и её нельзя было так легко согнуть, скрутить или отложить в сторону, словно кончик ковра. Под конец мы в четыре руки отдирали лицо от черепа, так как срезать все мышцы было невозможно.

Когда раздался звук похожий на отрывание панциря от тела краба, мы с Алом чуть не упали. Держа оторванное лицо, Ала по инерции понесло к стене, а мои руки хлынули в разные стороны, уронив голову на пол. Неловко вышло, но против законов физики не попрёшь.

Доставая голову из-под стола, я услышал мужской смех. Смотря на меня, Ал смеялся с каким-то отвращением. Конечно, не каждый день увидишь девушку с зажатой подмышкой головой. Я не стушевался. Засмеялся в ответ, ведь не каждый день увидишь паренька, держащего в руках срезанное лицо. Лицо, очень похожее на мою маску, но с одним отличием — это был лик мертвеца. Мерзкий и жуткий.

— Хорошая работа, — говорит Ал, кладя лицо на стол. — Но мы еще не закончили. Садись обратно на стул. Так, теперь смотри: клади голову на ноги и разверни её к себе затылком. Ага, верно. Видишь тот маленький бугорок?

— Вижу.

Проще простого. Этот холмик был заметен невооруженным глазом.

Ал говорит:

— Бери кисточку и веди её от бугорка вниз, до конца шеи.

Смачиваю хвостик кисти в бутылочке, и делаю всё так, как говорит «мастер». Влажный хвостик скользит по коже, пропитывая поры и трещины секретным составом. И какой же знакомый запах! Знакомый до боли! Нарисовав кривоватую линию на высушенной коже, я беру «правильный» нож. Ал молчит, давая мне понять, что полностью мне доверяет. Но следит пристально.

Лезвие ножа утыкается в бугорок. Я давлю. Вхожу. Уткнувшись кончиком в кость, нежно давлю на нож и медленно веду вниз, вспарывая кожу. Когда я заканчиваю, Ал говорит:

— Теперь придётся помучиться.

И Ал был прав. Срезать лицо — было ничто по сравнению с этим гимором… Тут нам пришлось изрядно поебаться. Я крепко держал голову за уши, когда Ал схватился за оттопыренные края раны на шее и начал их раздвигать в разные стороны. Словно хотел раскрыть морскую раковину, желая заполучить жемчужины. Но в целом, за жемчужиной мы и лезли. Нам надо было снять кожу с черепа, но тут всё получилось наоборот.

Когда Ал смог раздвинуть кожу достаточно, чтобы я смог продеть лезвие ножа, я взялся за работу. Мужские руки чуть потряхивало от напряжения, когда я начал срезать кожу с черепа. И с каждым движением напряжение в руках Ала спадало. Самое сложное — было снять скальп. Но всё прошло гладко. Закончив, мы были довольны проделанной работой. В руках Ал держал срезанную кожу, продолжающую сохранять форму головы, а у меня в руках был голый череп, покрытый каким-то вяленым мясом.

Ал попросил освободить ему стул. Из-под стола он достаёт что-то овальное, сделанное из дерева. Напоминает мяч для регби. Я сразу и не понял, для чего эта хрень, но когда он натягивает на неё кожу, я быстро врубился. Голова безликого манекена. Практично, бля. Во лбу будущего шлема Ал проделывает три отверстия предметом напоминающим сверло. Тут паренёк не особо напрягался. А вот когда взялся за мою маску — началась веселуха.

Как оказалось, на материал, из которого сделана моя маска, наша чудодейственная жижа не действовала. Вообще никак. Алу пришлось взять шило, тяжёлый молот и ебашить что есть силы. Эти сраные три дырки мы делали часа четыре. Просто упоролись! Ал вспотел раз сто. Промазал раз пятьдесят, ударяя прямо по маске, но той вообще похую. Отлетала в стену — и ни единой царапины, кроме тех, что были оставлены до нас.

Закончив, Ал совместил между собой отверстия на маске и на будущем шлеме. Идеально!

— Держи, — говорит он.

Пока я держал почти готовый шлем, мужские пальцы ловко продевали сквозь отверстия кабаньи волосы. Затем скручивал волосы в кольца, соединяя между собой два предмета, некогда отделённых от разных людей. Я словно присутствовал на уродливом бракосочетании, где пытаются соединить вечными узами то, что даже небеса не соединят. Но у него получилось. Он смог! Моя маска стала забралом, которое будет служить защитой лица.

Ал срезает торчащие волоски из узелков, а потом говорит мне:

— Всё, почти готово.

Вынимает из ящика стола кисть большего размера. Выливает из бутылочки на хвостик почти всю жижу и начинаем обильно смазывать голову, стараясь не прикасаться к маске. Я чуть не обалдел! Что он делает?

— Ты хочешь запороть весь наш труд⁈

— Нет!

Ясен-красен, что ничего он портить не собирается. Но и на защитный слой лака это не походило. Когда вся голова посерела от влаги, Ал начал давить на кожу ладонями, прижимая её к голове манекена.

— Не переживай, — говорит Ал, — так я придам шлему правильную форму. Знаешь, чья голова послужила формой? — глазами он стрельнул на кусок дерева, виднеющийся сквозь прорези для глаз на моей маске.

— Догадываюсь…

— Верно. Борис будет доволен!

Я смотрю на Ала. Смотрю, как он своими ладонями с любовью нажимает на кожу. С любовью придаёт ей форму, словно работает с пластилином. Только что вся эта кожа была снята с одного черепа, и вот уже ей придают форму нового черепа. Форму нового хозяина. Было ли это дикостью? Я не знаю. Но думаю, что моей маске можно было придумать сотню различных применений: от лопаты до корзины для сбора ягод. Но сейчас, когда она прикреплена к срезанной коже по средствам колец, сделанных из кабаньего волоса, я прозреваю. Я вглядываюсь во всё это безумие. Смотрю, как Ал с любовью занимается своей работой. С трудом укладываю в голове ранее проделанную нами работу. И понимаю, что этот кусок засохшей крови на своём истинном месте. Это был шедевр уродства и практичности.

Ал ставит шлем на стол, в прямоугольник света. Проходит минута и над ним появляется лёгкая дымка. В нос тут же ударяет вонь, похожая на запах влажных ботинок, оставленных в салоне автомобиля в жаркий день. Воздух грубыми толчками заходит в мои лёгкие. Комок подступил к горлу. Я закрыл рот ладонью, но удержаться не смог.

Кашель согнул меня пополам. Ал тут же вынул платок из кармана и ловко повязал мне на лицо.

— Ничего страшного, — говорит он, — привыкнешь.

— К чему? — прохрипел я.

— Ко всему…

Последующие пару дней мы трудились без устали. Выложили из кусков кожи доспех для Бориса. Собрали нагрудник. Собрали пару плеч. Сделали защиту шеи. Наручи. Юбку до колен.