Потянувшись к хлебу, я поймала на себе несколько детских потрясенных взглядов.
— В чем дело?
Тишина.
Я ме-е-едленно вдохнула. И ме-е-едленно выдохнула.
Не нервничать.
— Я сделала что-то не так?
— Вы будете есть с нами? — спросила русоволосая девочка, опустив глаза.
На вид ей было лет семь, она выглядела точно так же, как и ее брат-близнец, за исключением более длинных волос и того, что ее обноски все-таки напоминали платье.
Пришлось напрячь слух, чтобы услышать, что она спросила.
— Вы против?
— Вы не должны есть с нами, — покачал головой мальчик, ее брат. — У вас своя еда. Вам нельзя сидеть с нами за одним столом.
Голос мальчика был таким же тихим, как и у сестры.
Малышка лет трех с рогами весело гикнула и принялась проситься прочь с колен девочки-близнеца, побегать. Когда та ее спустила, она тут же плюхнулась на пол и снова гикнула, протягивая ко мне кулачки. Я улыбнулась, погладив ее по голове чуть дрогнувшей рукой. Ладно. И не так уж страшно. Рога и рога. Шершавые. Переживем.
— Как тебя зовут? — спросила я у мальчика.
— Берт.
Он покраснел и бросил по сторонам испуганный взгляд, как будто боялся сказать что-то не то.
— Приятно познакомиться, Берт. А тебя?
Я обернулась к его сестре.
— Бетти, — прошелестела она.
Отлично, Берт и Бетти. Выглядят на первый взгляд как обычные дети, только уж очень пугливые и робкие. Рога не отращивают, сдуть меня не пытаются. Как они здесь оказались?
Ладно, с этим разберемся потом.
Выходит, близнецы Бетти и Берт, черноволосая и недоверчивая Мелисса, явный лидер и самая старшая среди них.
— Хорошо. Берт, я бы хотела, чтобы мы ели за одним столом. Вкусный хлеб? — дождавшись нерешительного кивка, я продолжила: — Возьми еще.
Мне понадобится их помощь, чтобы осмотреть особняк и понять, как быть дальше. Хотя бы выяснить, чем они живут обычно и... боже, я ничего не знаю о них. Умеет ли кто-то писать или считать? Долорес их хоть чему-то учила? Чем они заняты целыми днями? Голова от предстоящего количества дел шла кругом, а главное — дети и не думали мне доверять и вводить в курс дела.
За время завтрака я узнала, что трехлетнюю кроху с рогами зовут Лили, это имя придумали ей здесь, в приюте, где она с рождения. Откликается девочка в основном на “проклятое отродье” (в этот момент, мне снова захотелось найти и прибить Долорес).
Она почти не говорит, а еще Лили может устроить пожар, если чихнет или захочет поиграть: прямо во время завтрака я стала свидетелем того, как малышка с рогами наколдовала для себя несколько огоньков и принялась с гиканьем их ловить, раскачиваясь на одном месте — привычка, свойственная многим детям, которые растут в детских домах.
Глядя на ее рожки, на блеснувшие красным глаза, на пляшущее вокруг нее пламя, я сглотнула.
Боже, помоги мне.
Впрочем, до сих пор она не сожгла даже Долорес… может, не так уж все и плохо. Вообще-то очень хорошо! Здоровый несмотря ни на что ребенок!
(И все-таки захотелось иметь при себе распятье.)
— Страшно? — тут же уловила мое настроение Мелисса. Она с жадностью подалась вперед. — А я говорила, что вы здесь и дня не продержитесь!
— Меня тоже иногда боятся, — пожала я плечами, вспоминая няню Урсулу.
Голос звучал ровно. Я даже собой загордилась.
— И меня боятся! — обрадовался светловолосый крохотный мальчик и воинственно вскочил из-за стола, потрясая куском хлеба.
Пришлось напомнить ему, что еда — это не игрушки, а заодно и спросить его имя — Дерек.
В памяти тут же что-то царапнулось: аристократическое имя.
Выходит, этот малыш из знатной семьи?
Но где его родители? Где вообще родители их всех?
Стараясь выведать у детей как можно больше (Мелисса упрямо молчала, Берт и Бетти отвечали односложно, пряча глаза), я незаметно присматривалась к тому, как они себя ведут.
Большинство ело аккуратно: осторожно брали ломоть хлеба, намазывали на него масло, тянулись к стакану молока и сыру. Малыши, конечно, были менее ловкими — возраст! Мелкая моторика пока не сформировалась до конца.
И все-таки для детей они действовали довольно уверенно.
Внутри зашевелились нехорошие предчувствия, но я до поры до времени от них отмахнулась.
Проблемы были у девочки с желтыми совиными глазами: та запихивала в себя еду огромными кусками, почти не жуя и разбрасывая повсюду крошки, так что мне пришлось попросить ее действовать полегче.
— Никто не заберет, — успокоила я, положив руку ей на плечо. — Это твоя еда.
Она уставилась на меня круглыми блеснувшими золотом глазами и несмело улыбнулась.
Я подмигнула, надеясь, что кое-какие мостики удалось заложить.
В этот момент Берт, потянувшись за молоком, локтем столкнул с края стола свой бутерброд. Упал он маслом вниз, естественно.
— Простите! — выпалил он. — Простите-простите, я сейчас!
Он поднял хлеб, попытался сунуть его в рот, я вскочила.
Окей, в прошлой жизни я не была слишком уж щепетильной и руководствовалась правилом трех секунд: если ты поднял еду с пола раньше, чем прошло три секунды, ее можно есть.
Но в чистоте-то полов у себя дома я была уверена!
А тут… сомневаюсь, что Долорес хоть раз удосужилась их помыть. Это ж какой заразы можно нацеплять?
Бутерброд, на масло которого налип уже приличный комок пыли, уже почти оказался во рту Берта, когда я вскочила и, потянувшись к нему, выпалила:
— Стоп!
Мелисса от испуга уронила пустой стакан. В тишине звон разбитого стекла показался оглушительным. Мелисса вжала голову в плечи.
— Нет! — вскрикнул Берт и закрылся руками, ожидая от меня удара.
Я замерла. Что?..
Сердце колотилось. В столовой повисла тишина, никто не двигался.
От накатившего вдруг отчаянья я даже не знала, что сказать. Вот я глупая! Видела же, как Долорес таскала за ухо кроху Дерека, как торговец пытался на улице ударить девочку с совиными глазами.
Несложно догадаться, что окрик и резкое движение напугают Берта. И, похоже, не только его.
Я обвела взглядом детей и медленно села.
— Все хорошо, — ровно сказала я. — Просто не нужно есть с пола, ты можешь заболеть. Возьми другой. Мелисса, ты тоже — возьми другой стакан. Осклоки я потом уберу.
Сказав это, я натолкнулась на удивленный и не по-детски подозрительный взгляд Мелиссы.
Хотелось заплакать от жалости и несправедливости, но я не могла позволить себе такой слабости. Мне нужно было быть уверенной, излучать доброту и спокойствие— ради детей. Мои слезы их только напугают.
После завтрака, ненадолго оставив детей, я решила исследовать особняк, заодно и вернуть мысли в полезное русло.
Как я и думала, находился особняк в плачевном состоянии: обшарпанные стены, пыль на полах, старая мебель, а то и вовсе пустые комнаты — похоже, отсюда вынесли все, что было хоть немного ценным.
На кухне, в небольшом когда-то аккуратном помещении позади столовой, обнаружилась плита — работала она за счет огня, который нужно было развести внутри, а дым выходил сквозь трубу.
Конструкция довольно простая, легко разберемся.
А вот где брать воду? Кран есть, но он не работает. Кажется, снаружи я видела колодец.
Рядом с плитой обнаружилась поленница с дровами — уже неплохо на первое время! В углу я нашла мешок с кашей вперемешку с шелухой, а еще — обнаружила заначку Долорес.
Да здесь целый вяленый окорок притаился в шкафчике!
Вот это джек-пот! И пахнет так вкусно.
— Вам нельзя это брать, — испуганно произнесла подкравшаяся ко мне Бетти. — Это леди Долорес! Она вернется и…
— Она не вернется. — Я присела напротив девочки. — А мы сегодня отлично пообедаем.
— Но нам нельзя такое есть! — округлила она глаза.
— Вам запретил врач? Целитель? — насторожилась я.
— Нет, но…
— Значит, можно. Устроим праздник.
Я подмигнула и встала. Нужно будет проследить, чтобы ели понемногу, иначе животы заболят с непривычки.
