Похоже, я попала 2 - Фарг Вадим

Каждое слово было как пощёчина. Я смотрела на его искажённое злобой лицо, на соседей, что побросали работу и теперь с немым любопытством глазели на наше «представление», и холодная, липкая мысль начала прорастать в моей голове: а ведь он прав. По-своему, по-страшному, но прав.

Бабки в толпе тут же зашелестели, как осиновые листья на ветру. «И то верно…», «Гришку-то как жалко…», «Принесла беду на наши головы…».

– Да вы в своём уме?! – раздался вдруг зычный голос Дмитрия. Купец как раз принёс работникам бочонок холодного кваса и теперь решительно протиснулся вперёд, заслоняя меня своей широкой, надёжной спиной. – Совсем память отшибло? Наташка нас всех спасла! Если бы не она, от Вересково и угольков бы не осталось!

– Тебе легко говорить, купец! – взвыл Григорий. – У тебя денег – хоромы новые строй! А у меня что?! Головешки!

Тут рядом со мной, словно из-под земли, вырос Фёдор. Он ничего не сказал. Просто встал передо мной, скрестив на могучей груди руки, и вперился в мельника своим знаменитым взглядом. Смотрел Фёдор так, будто решал, куда бы половчее эту крикливую тушку прикопать. Григорий тут же сдулся, как проколотый пузырь, икнул и попятился, но продолжал сверлить меня полными слёз и ненависти глазами.

– Не надо, – прошептала я, дёргая Фёдора за рукав. – Он… он просто убит горем.

Я обвела взглядом руины, уставшие лица людей, и победа вдруг показалась мне пирровой. Какая я спасительница? Я – ходячая катастрофа.

Резко развернувшись, я почти побежала прочь, к своей лавке, не разбирая дороги. Спиной я чувствовала десятки взглядов, но не оборачивалась. Слёзы обиды и несправедливости застилали глаза, а в ушах молоточком стучало одно-единственное слово: «Виновата… виновата… виновата…».

«Хозяйка, ну ты чего расклеилась? – осторожно пропищал в голове Шишок, когда я влетела в свою лавку и захлопнула за собой дверь. – Ну, погорячился мужик, бывает. Зато мы его врагов на лопатки положили! Хочешь, я ему ночью в сапог нагажу? Будет знать, как на мою хозяйку кричать!»

– Не хочу, Шишок, – всхлипнула я, сползая по двери на пол и обнимая колени. – Ничего я не хочу.

«А хочешь, я ему все усы в косички заплету? Или сделаю так, чтобы он до утра петухом кукарекал? А давай я…»

– Шишок, замолчи, а? – простонала я, но уголки губ против воли поползли вверх.

Наверное, самая сложная война, это война с чужой ненавистью и собственной виной. И как в ней победить, я пока не представляла. Тут уж точно не будет победителей, заочно проиграют все.

Глава 2

Я сидела в своей лавке, обхватив колени руками, и тупо смотрела на пучок сушёной полыни, свисавший с потолка. Слова мельника Григория, злые и несправедливые, крутились в голове, как назойливые осенние мухи. «Виновата… виновата… виновата…». А ведь он был прав. Если бы не я, не было бы ни железных волков, ни сожжённых домов, ни этой липкой, удушающей тишины, которая теперь повисла над нашим Вересково.

Дверь в лавку распахнулась с такой силой, что я вздрогнула. На пороге, мрачнее грозовой тучи, стоял Фёдор. Он не вошёл, а буквально ворвался, и от одного его вида, казалось, воздух в комнате стал тяжелее.

– Я так это не оставлю, – прорычал он, и его голос был похож на рык рассерженного медведя. Он мерил комнату широкими шагами, его кулаки были сжаты до белых костяшек. – Я пойду к этому мельнику. И я ему объясню. По-своему. Чтобы он до конца своих дней забыл, как на тебя голос повышать.

Я похолодела. Я прекрасно знала, что означает «объяснить по-своему» в понимании Фёдора. Это означало, что бедный, убитый горем Григорий в лучшем случае отделается парой сломанных рёбер и сотрясением мозга.

– Не надо, Федя, – прошептала я, поднимаясь ему навстречу. – Не трогай его. Он же не со зла, он от горя…

– Горе – это не повод оскорблять ту, что спасла ему жизнь! – отрезал он, и в его серых глазах полыхнул такой гнев, что мне стало страшно. – Если их не заткнуть сейчас, завтра вся деревня будет в тебя камнями кидаться! Они должны бояться!

– И чего ты этим добьёшься, лесной ты наш стратег? – раздался за его спиной до боли знакомый, чуть насмешливый голос.

Мы как по команде обернулись. В дверях, элегантно прислонившись к косяку, стоял Дмитрий. Он выглядел так, будто только что вернулся с весёлой ярмарки, а не из кровавой битвы.

– Ну, набьёшь ты морду этому несчастному мельнику. И что дальше? Вся деревня тут же проникнется к Наташе безграничной любовью и уважением? Не смеши меня.

Он вошёл в лавку, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Фёдора.

– Ты сделаешь только хуже. Они увидят, что ты, её защитник, решаешь все вопросы кулаками. И решат, что она такая же. Что её сила – это грубая, жестокая сила, которая не терпит инакомыслия. Ты своими же руками превратишь её из спасительницы в тирана. И они возненавидят её ещё больше. Только теперь будут ненавидеть молча, исподтишка. А это, знаешь ли, гораздо опаснее.

Слова Дмитрия были холодными и расчётливыми, как удар кинжала, но они попали точно в цель. Фёдор замер, его гнев начал медленно уступать место растерянному недоумению. Он был воином, охотником. Он привык решать проблемы просто и прямо. А тут… тут всё было гораздо сложнее.

«Вот это поворот! – восхищённо пискнул у меня в голове Шишок, который до этого тихо сидел в корзинке с травами и делал вид, что медитирует. – Хозяйка, а твой столичный павлин-то, оказывается, не только языком чесать умеет! Он ещё и думать иногда пытается! И ведь дело говорит, зараза! Я в полном восторге! Всё, решено, сегодня спинку мне чешет он! У него, наверное, и пальцы нежнее, и умных мыслей в голове побольше!»

– И что ты предлагаешь, умник? – глухо, сквозь зубы, процедил Фёдор. – Сидеть и ждать, пока они её на вилы не поднимут?

– Нет, – Дмитрий хитро улыбнулся, и в его глазах заплясали знакомые мне бесенята. – Я предлагаю не махать топором, а включить голову. Это же очевидно, как божий день. Это ловушка.

– Ловушка? – не понял Фёдор.

– Ну конечно! – Дмитрий всплеснул руками, будто объяснял что-то маленькому, неразумному ребёнку. – Подумай сам. Этот мельник, Григорий. Он что, первый, у кого дом сгорел? Нет. Но почему-то именно он вдруг решил, что во всём виновата Ната. Почему именно сейчас, когда мы только-только отбились от врага? Почему он не кричал этого вчера, когда она спасала город?

Он подошёл к столу и опёрся на него, заглядывая мне прямо в глаза.

– Это не его слова, Ната. Ему их кто-то в уши вложил. Кто-то очень умный и хитрый, кто прекрасно понимает, что самый простой способ победить нас – это поссорить нас с теми, кого мы защищаем. Разделить и властвовать. Классика жанра. Наш дорогой Железный Князь, проиграв битву в открытую, решил зайти с тыла. Он заслал сюда своих людей, своих шпионов, которые теперь ходят по деревне и сеют ядовитые семена сомнения и страха.

До меня медленно, как сквозь вату, начал доходить весь ужас его догадки. Он был прав. Это было так просто и так страшно.

– Нам нужно не затыкать рты, – продолжил Дмитрий, и его голос стал тихим и серьёзным. – Нам нужно слушать. Очень внимательно. Мы должны выявить этих зачинщиков. Найти того, кто первым шепнул этому несчастному мельнику на ухо, что во всех его бедах виновата не война, а ведьма-чужестранка. Найти и обезвредить. Но не силой, мой дорогой лесной друг. А хитростью.

Он обвёл нас обоих победным взглядом.

– Мы устроим им свою игру. Мы сделаем вид, что ничего не замечаем. А сами будем смотреть и слушать. И я тебя уверяю, они очень скоро сами себя выдадут.

Фёдор молчал, хмуро глядя в пол. Я видела, как в его голове борются два мира. Его, простой и понятный, где врага нужно бить. И мир Дмитрия – мир интриг, слухов и тайных заговоров.

– Хорошо, – наконец глухо произнёс он, и я поняла, что он принял правоту Дмитрия. – Что делать?

– Для начала – успокоиться и перестать размахивать топором, – усмехнулся купец. – А потом мы с тобой, мой друг, пойдём в таверну. Пропустим по кружечке кваса. И будем очень-очень внимательно слушать, о чём шепчутся мужики по углам. Уверен, мы узнаем много интересного.