Кроличья ферма попаданки (СИ) - Семина Дия

— Вот вы где, мои милые, ох, как приятно на вас смотреть. И самовар уже закипает! Молодцы, детки. Значит, так поступим, сейчас я Полюшку забираю на лечение, потом с ней останется Архипушка, а за нашей мамочкой уже приехала карета из управы.

Она проговорила эти новости и распоряжения с улыбкой на красивом лице, чтобы не напугать меня, Полину, да и Архипа, ведь он собрался ехать со мной, но разве с такой «бабушкой» поспоришь?

— Всё, Архип Романович, тогда вы остаётесь с Полиной! Слышали, что вам бабушка сказала, вот и не извольте вредничать! Доченька, ты с бабушкой останешься, я скоро вернусь, хорошо?

Дочка погрустнела, но стоило Ольге взять её на руки, улыбнулась.

И я пулей выбежала, «обрубая все хвосты», не хочу, чтобы Архип себя подставлял под неприятности. Если что, вообще скажу, что бандиты сами друг друга перестреляли.

— Алёна Павловна! Доброе утро! Всё ли хорошо? — у крыльца меня встретил Егоров.

— Всё отлично, мы же недолго? Боюсь дочь одну оставлять.

— Как пойдёт, дел, увы, много. Часа за два, надеюсь, управимся, может, быстрее. Вам придётся свою версию событий на пасеке продиктовать, мы запишем, проверим, а вы подпишите.

— На ферме?

— Ах, да! На ферме, конечно.

Семён Данилович слегка сконфузился и быстро помог мне сесть в карету. А я задумалась, над показаниями. Реально упоминать выстрел Архипа нельзя. Скажу, что он выстрелил в воздух и всё. А про то, как со мной муж обошёлся до побега на ферму – скажу, что память после глубокого обморока отшибло. Пусть Ганну разыскивают и всё узнают.

Продумав эти версии, мило улыбнулась дознавателю.

Проехали каких-то минут десять по улицам города, сейчас уже и народа больше, и карет, и телег, без светофоров пришлось и в «пробке» постоять. Но я в это время с любопытством рассматривала обывателей, их быт, дома. Кроме поместья, деревни и своей фермы ничего и не знаю об этом мире.

Люди, словно в ожившем кино. Массовка исторической реконструкции, так всё интересно выглядит, аутентично, забавно. И теперь это моя данность, к какой нужно привыкать. И не просто привыкать, а стараться не выделяться.

— Вы так увлечённо рассматриваете людей?

— А? Что? Ах, людей, нет, просто смотрю на одежды, мечтаю шить душегреи из меха.

— Хорошее дело. Позвольте, я вам помогу выйти.

— Конечно! — пропустила его и подала руку. Стоило встать на мостовой, как ко мне подлетел мужчина, уж такой напористый, что меня отшатнуло от неожиданности.

— Мадам, позвольте представиться, я Фридрих Борис Германович, ваш адвокат!

— Адвокат? А разве меня в чём-то обвиняют? — испуганно смотрю на Семёна Даниловича, а тот на господина адвоката.

— Сударыня, упаси Бог, конечно, вас никто не обвиняет и не посмел бы. Но Его сиятельство нанял меня, для защиты, вас жестоко обидели, унизили, и этого больше не повторится, вы теперь под надёжной защитой графа Безухова!

Приплыли! А ведь Архип предупреждал.

С недоверием смотрю на дознавателя и пытаюсь сообразить, прикинуть, а не слишком ли дорого встанут мне услуги, так называемого адвоката.

— Простите, а сам граф? Он в поместье?

— Нет, он в городе, занят важными делами, но как только освободится, приедет за вами. Он просил не говорить о своих планах, но, кажется, эти самые дела у ювелира, и повезло же вам, ох и повезло.

И снова приплыли – адвокат-сплетник, с ужимками, о природе коих даже предполагать не хочется. Может быть, он и лучший, но точно не самый приятный.

И какие дела у ювелира? Клад сдаёт? И в чём мне повезло? Что он выбрал меня своей невестой, об этом знают все, кроме меня? Очень некрасивая история получается.

Настроение было так себе, а теперь и вовсе скатилось до заиндевелого состояния, как на полюсе холода.

Молча иду за Семёном Даниловичем в типичное административное здание, три этажа, серо-голубая краска на стенах, запах старых бумаг, и курева, другими словами, не самое приятное место для барышни.

— Нам сюда, сейчас запишем ваши показания, потом вы прочтёте и подпишите. После очная ставка с преступниками и обсудим дело о разводе. Сами понимаете, быть женой каторжника – не самая приятная доля. Мы всё сделаем, чтобы дожать этот вопрос, потому вам и нужен этот надёжный адвокат!

Довольно уверенно меня информировал Егоров, и сразу началась работа. Рассказала всё, что знала, а события до побега на ферму, мы так и пометили в протоколе, что, это со слов некой няни Ганны.

Записали, прочитала, подписала.

— Сударыня, теперь не самый приятный момент, мы вам покажем преступников, вы посмотрите на них через небольшое окошко и скажете они или нет.

— Уф! Я боялась, что надо будет лицом к лицу. Да, конечно, через окошко я смогу.

Без лишних слов определила двоих.

— Был ещё один помоложе, но его тут нет.

— По словам Назара, третий сбежал в столицу.

— Но именно он мой дом и поджог! Подлый и опасный! Рыжий такой, дёрганый, щуплый.

— Найдём, может, и уже нашли, сообщат из столицы-то. Имя известно. Не переживайте, а теперь на очную ставку с Назаром, вам бы его уговорить на полюбовный развод. Чтобы не тратить полгода на процесс. Хотя вряд ли, эти подлецы всё сделают, чтобы дольше оставаться в городе, затянет все разбирательства, на каторгу-то никто не хочет.

Семён Данилович сам вроде как предложил вступить в диалог, сам же и понял, что дело это совершенно бесполезное.

Тяжёлая дверь открылась, и я вошла в «клетку зверя», не одна, а с крепким конвоиром.

От «мужа» такой гадостью повеяло, сложно описать словами, наверное, так чувствует себя человек, впервые вошедший в морг или где там патологоанатомы «трудятся», и холод, и страх, и давящее чувство отвращения, когда живое тело в панике замирает, учуяв запах смерти, у меня впервые в жизни возникли такие отталкивающие ощущения. Мгновенно замёрзла, хотелось сбежать, но я должна поговорить с этим ничтожеством.

— Здравствуй, жена! За разводом? Зря надеешься! Мне дадут от силы года четыре, я выйду, и мы заживём с тобой в любви и согласии. За тобой присмотрят нужные человечки, дождёшься меня…

— Не надейся, ты кошмар, о котором лучше навсегда забыть, и мы с дочкой именно так и поступим.

Он пронзил меня ледяным взглядом, улыбнулся, как крокодил, заприметивший новую жертву:

— Я уже осознал свою ошибку, без тебя кольцо – пустышка! Всё, что я делал с тобой – это акт милосердия, я лишь пытался вынудить тебя открыть свой дар, и ты его открыла. Ведь открыла? Ведь так? Молчишь? Значит, я прав, удивлена? Да, у меня тоже есть слабый дар Ты моя, и пусть эти кобели к тебе руки не тянут.

— Алёна умерла!

Сама не поняла, зачем я это сказала. Как под гипнозом нахожусь, и это не он меня околдовал. Это я сама.

— К-как это умерла? А ты?

— Я заняла её тело, совершенно другая женщина, здесь таких полно. И её дар умер вместе с ней. Единственное, что я могу, это позаботится о её дочери. Полина слаба, никаких способностей у девочки нет. А ты всё профукал, если не сказать грубее. И мне плевать, сколько будет тянуться этот развод. Год, десять лет. Граф взялся за это дело, его адвокат из тебя завяжет узлы, думаю, что за то, что ты сдал подельников, на каторге тебе сладко не будет. Вот и всё, что я хотела тебе сказать. На договор я и не рассчитывала. На возврат денег Алёны, тоже не претендую. Такие, как ты быстро всё сбывают и спускают. Ведь так?

Он сидит ошарашенный, не думала, что мои, вполне обычные слова произведут на него такое впечатление. И в этот момент он сглотнул, прикрыл глаза, нет, не жалость в нём, и не тоска по Алёне, он вспомнил о своём бандитском схроне. Всё спрятал, и я вдруг увидела где!

— Я знаю, где ты спрятал деньги, — наклонилась и прошептала, чтобы конвоир не услышал. — Сейчас выйду, и через час откопаю клад. С такими деньгами мне вообще плевать на тебя, приплачу нужным людям, и ты не выйдешь. Стану вдовой, а не разведёнкой! Это гораздо проще, не правда ли?

Разворачиваюсь и делаю шаг к выходу.