— Ой! — искренне удивилась Чунь Чу. — Кажется, слишком сильно… Попробую аккуратнее! Не обессудьте. Раньше никогда не отдавала.
ПТУЙ! ПТУЙ! ПТУЙ!
Следующие три монеты полетели в других сектантов. Один получил монетой по лбу и моментально потерял сознание, рухнув как подкошенный. Второму монета попала в живот, согнув его пополам и заставив выблевать вчерашний ужин.
Третий попытался увернуться, но монета все равно зацепила его плечо, раздробив кости.
— Странно, — озадаченно проквакала жаба. — Я же стараюсь нежно! Не со всей силы… Может, дело в технике?
Оставшиеся четверо сектантов в панике начали отступать, но Чунь Чу не хотела, чтобы они ушли обделенными.
— Куда же вы? Я еще не всем подарки раздала! — воскликнула она и выплюнула целую очередь монет.
ПТУЙ-ПТУЙ-ПТУЙ-ПТУЙ-ПТУЙ!
Монеты полетели веером, каждая находила свою цель с пугающей точностью.
«Странно, — подумала Жаба-скряжник, — Я думала, когда делишься самым сокровенным, золотишком, одариваемый должен быть благодарен, а они бегут от меня… Видимо, я всё же неправильно что-то понимаю… Что ж, хорошо хоть эти люди почтительнее, чем предыдущие. Эх, не обозвали бы они меня — остались бы в живых. Я ведь не кровожадная жаба. Я добрая.»
— И щедрая! — добавила она вслух и сделала новый залп по улепетывающим сектантам.
Глава 10
Что ж, следует признать. Не всегда я замечаю красоту Поднебесной. Но сегодня все было как-то иначе, настроение было меланхолично-философским.
Панцирь летел неспешно, позволяя нам насладиться моментом. Лисы сидели на краю, свесив лапки и наблюдая за восходом. Их новые, пока еще крошечные зачатки третьих хвостов едва заметно шевелились от ветра.
— Красиво, — тихо сказала Хрули.
— Каждый рассвет — это маленькая победа Ян над Инь, — философски заметил Лянг. — Но к вечеру Инь возьмет свое. И так каждый день, тысячи лет.
— Не победа, — поправил я его, вспоминая совсем недавние размышления об Инь-Ян, — Просто смена. Они не борются — они сменяют друг друга, давая миру то, что ему нужно в данный момент.
И именно сегодня, именно в этот прекрасный рассвет, который не надо портить никакими стихами и песнями, всех будто прорвало. Лянг начал петь, а Ли Бо рассказывать стихи и вспоминать о прошлом. А я ведь просто хотел насладиться тишиной этого прекрасного утра.
Лянг хмыкнул на мой ответ об Инь-Ян и начал напевать одну из своих карповых песен:
— Солнце встает над водой,
Ночь сменяет день,
В глубине же покой,
Спит драконья тень…
Его голос был низким и мелодичным. В прошлые разы он пел иначе. То яростно, то печально, а сейчас… Что ж, в оперный его, может, и не взяли бы, но в переходе бы щедро отсыпали монеток.
— Знаете, — неожиданно заговорил Ли Бо, — в молодости я тоже любил встречать рассветы.
— С кувшином вина и женщиной под боком?
— Очень смешно, — фыркнул Бессмертный, — Женщины портят все рассветы. Они только и думают о том, как выглядят, и достаточно ли соблазнительно повернулись бочком. Нет, Ван, рассвет нужно встречать с другом. Настоящим. Так вот, помню, как-то раз я и мой друг Ду Фу сидели на вершине горы Тайшань. Мы выпили вина, конечно — какой же рассвет без вина? И когда солнце поднялось, Ду Фу сказал: «Каждый рассвет — это обещание нового начала». А я ответил: «И каждый закат — это обещание, что начало не вечно».
— И что было дальше? — спросила Джинг.
— Мы подрались, — серьезно ответил Бессмертный. — Он сказал, что я меланхоличный идиот, а я сказал, что он наивный дурак. Покатались по траве, как два пьяных барана. А потом вместе сочинили поэму о дружбе. Хорошие были времена.Да… С тех пор у горы Тайшань не хватает верхушки.
Наверное, впервые я услышал в голосе Ли Бо самую настоящую ностальгию, и узнал, что у него был настоящий друг, о котором он с теплотой вспоминал.
— Кхм, вот еще песня одна, — вдруг сказал Лянг и затянул.
Плыву против струи, сквозь толщу водной глади,
Все говорят: «Вперёд! Врата дракона впереди!»
Но я замедлю ход, пусть мимо мчат другие,
Я не солдат, идущий в бой, я часть самой стихии.
Мои чешуйки — золото, что солнце дарит реке,
Я учу мудрости малька на тихом мелководье.
Пусть кто-то превратится в мечту, взметнув к облакам туман,
А я останусь здесь, хранитель этих омутов и стай.
А я спою песню камышам,
Где ива клонится к волнам.
Я не прыгну в тот водопад,
Мой дракон — вот этот закат.
Моё небо — отрада речная,
И жизнь, что вечно течёт, не кончается.
— Грустная песня, — заметила Хрули.
— Но у тебя черные чешуйки, — заметил прищурившись Джинг
— Так это не моя песня. Ее пел один из наших Старших, у него был определенный поэтический талант, — вздохнул Лянг. — Эта песня — отражение того, что он так и не получил возможности покинуть Карповые Озера и пуститься к Вратам Дракона. Это его размышления о пути. Раньше я думал, что он смирился, а теперь думаю он что-то понял, что не только в том, чтобы стать драконом Путь карпа. Быть карпом — тоже Путь.
Видимо то, что мы увидели на своем пути пусть незаметно, но повлияло на Лянга: раньше подобные мысли он считал бы крамолой. Я помню, как первое время, проведенное вместе на его родном озере, он убежденно говорил, что у карпа лишь один Путь — стать драконом. И вот, прошло совсем немного времени и он говорит уже иначе. С пониманием. Вот только для этого «понимания» ему пришлось выбраться из озера и увидеть Поднебесную.
Что там говорить, все мы изменились. Я, Ли Бо, лисы, карп и… Ло-Ло? А изменилась ли она?
Я посмотрел на довольную и нахохлившуюся улитку, которая вбирала своим панцирем лучи восходящего солнца и не знал ответа на вопрос. Мы не так долго вместе, чтобы говорить так уверенно. Хотя нет, она изменилась. Она точно нашла себя в роли наставницы для молодых лис. Лучше, чем она с этим точно никто бы не справился.
Солнце поднималось все выше, окрашивая мир в золотые тона. Впереди, на горизонте, я уже различал темное пятно — следующую Иньскую Жилу.
Восходящее солнце вселяло надежду. Несмотря на всю тьму, которую мы видели, несмотря на страдания и боль — солнце всё равно встаёт. Каждый день. Неизменно.
Это тоже баланс. Ночь сменяется днём. Тьма отступает перед светом. Но не исчезает — просто ждёт своего часа, чтобы вернуться. И это правильно. Это естественно.
«Смотри-ка», — заметил Ли Бо. — «Твоя следующая жила охраняется только цзянши. Никаких генералов или духов. Повезло.»
— А ты можешь рассмотреть сколько там цзянши? — спросил я у Ло-Ло, которая почему-то обладала лучшим зрением, чем у меня или лис.
— Дай-ка приглядеться… — улитка вытянула глазки-антенны. — Да, могу. Штук сорок, не больше. Обычные, не особо сильные. Охраняют холм, точнее жилу.
— Охраняют? — уточнил я.
— Ну, лежат в своих гробах.
— А как ты их чувствуешь на таком расстоянии? — поинтересовался я.
— У улиток, — золотых, конечно, а не обычных, — гордо ответила Ло-Ло, — невероятно чувствительные на Ци усики. Мы чувствуем малейшее изменение в окружающем пространстве.
«Да? А что ж она не заметила ни храм, ни ту аномалию с духами?» — недоверчиво заметил Ли Бо, — «Хвастовство — ее второе имя.»
А первое?
«А первое Ло-Ло». — фыркнул Бессмертный.
— Ну, сорок — это нам не страшно. — заметил я, всматриваясь в чернеющую впереди Жилу.
— А я помню как вы нелепо пытались драться с цзянши на озере. — вдруг хохотнула Ло-Ло, — Особенно эти две дурочки гонялись за ними, как собаки за своими хвостами. Совершенно бесполезные были. Да и тебе, Ван, пришлось повозиться с цзянши.
