Хозяйка старой пасеки (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Больше в комоде не было ничего интересного. Нитки, иголки и прочие рукодельные принадлежности. Белье, старые пуговицы, срезанные с одежды, обрезки кружева и тесьмы, завернутые в бумагу куски мыла: частью серого, хозяйственного, частью — душистого туалетного. Поражала педантичность, с которой все эти ветхие сокровища были разложены: каждая пуговица завернута в бумажку, нитки смотаны в мотки одинакового размера, обрезки тесьмы аккуратно свернуты и перевязаны истончившимися от времени ленточками. Словно эти почерневшие пуговицы и изношенные лоскуты были драгоценностями, требующими особого обращения. Я забрала из комода ножницы, остальное закрыла на ключ: разберу позже, когда будет время. Если оно у меня будет, это время. За окном уже смеркалось, а у меня по-прежнему куча дел.

Герасим завел женщину в комнату, пододвинул стул. Она осенила себя священным знамением, села, зашептала что-то, молитву, наверное. Я не стала вслушиваться, вернулась в гостиную.

Варенька мечтательно таращилась в потолок, прикусывая кончик пера. Пальцы ее были испятнаны чернилами, но девушка кажется, этого не замечала. Встретив мой взгляд, смутилась.

— Получается песня? — спросила я.

Варенька подняла перед собой лист и продекламировала:

О нем лишь думы, сердце бьется,

Как птица в клетке золотой.

Но не со мною он смеется,

А я стремлюсь к нему душой.

Зачем, судьбина, так жестоко

Меня забросила сюда?

Где он теперь, мой ясноокий?

С кем делит счастье без следа?

Ах, если б крылья мне иметь бы,

Я б долетела до него!

Но тает в сердце луч надежды…

— А дальше я не знаю, — уже обычным тоном закончила она.

— Придумаешь, — улыбнулась я. — Очень мило и искренне. Только знаешь… — Я доверительно понизила голос. — Мне всегда казалось, что любовь заставляет расправлять крылья, а не биться в клетке.

Она фыркнула.

— Это ты Киру скажи. Или маменьке с папенькой. Тебе хорошо, сама себе теперь хозяйка… Ой, прости, пожалуйста.

Она покраснела, на глаза навернулись слезы. В ее глазах читалось искреннее раскаяние: она думала, что задела меня упоминанием родителей, которых я потеряла, и недавней смертью тетушки.

— Глашенька, прости, пожалуйста, я такая дурочка.

— Ничего. — Я обняла ее за плечи одной рукой. — Ты меня не расстроила.

— Что ты собираешься делать? — спросила девушка, явно радуясь возможности сменить тему.

— Купать Полкана. Хочешь со мной? — неожиданно для самой себя предложила я. — Поболтаем, чтобы тебе было не скучно.

Лицо Вареньки преобразилось мгновенно — словно кто-то зажег свечу в темной комнате.

— Хочу! — воскликнула она с такой неподдельной радостью, что мне стало немного совестно за свое недавнее раздражение. Бедолага, похоже, действительно заскучала здесь. — А Полкан — это твой пес?

11.3

— Он только сегодня стал моим, — призналась я.

Я думала, снова нужно будет помочь ей встать, но Варенька подскочила и запрыгала к лестнице так бодро, что мне пришлось ее догонять. Помедлила перед первой ступенькой.

— Мы никуда не спешим, — подбодрила я ее. — Спускайся так, как тебе удобнее.

Ступеньке на пятой девушка приноровилась.

— Так он не породистый? — вернулась она к разговору о Полкане.

— Должен же кто-то в этом доме быть беспородным, а то сплошь высшее общество собралось, — отшутилась я.

Варенька покачала головой.

— Скажешь тоже, «высшее». Ума не приложу, зачем супруга князя Северского решила схоронить себя в этой глуши. С ее красотой и умом она могла бы блистать в столице. Да и он вхож в лучшие дома.

— Возможно, они оба хотят не блистать, а тихого семейного счастья? — предположила я, вспомнив женщину, которая торопилась к своей малышке. Интересно, что связывало ее со Стрельцовым, не будет кормящая мать бросаться на вызов ради абы кого.

Эта мысль неприятно кольнула, и я обругала себя. Какое мне дело до местных князей, пока с графами и прочим дворянством забот хватает.

Варенька пожала плечами.

— Не понимаю, как можно устать от общества. Конечно, я еще не была в свете, детские балы — это не то. Но все равно… Это наверняка так волнующе!

Я не ответила, и она продолжала:

— Прости, пожалуйста, конечно, здесь твой дом и ты любишь эти места, но все же… Неужели ты совершенно не скучаешь по балам? Хотя бы в уездном городе? Ты такая хорошенькая, наверняка твои бальные книжечки оказывались заполненными задолго до самого бала! — Она охнула. — Ой, прости, я опять забыла! Ничего, к зиме траур можно будет снять, и от кавалеров отбоя не будет!

— Вот только кавалеров мне и не хватало для полного счастья, — проворчала я.

— Что ты такое говоришь! Высшее предназначение женщины — быть хранительницей семейного очага и матерью! Не выходить же замуж абы за кого! Тем более что мужчины — сущие дети до самой старости!

Странно было слышать в нежном девичьем голосе интонации матроны, наставляющей молодежь. Наверное, повторяет за кем-то из старших родственниц.

— Не беспокойся, абы за кого я точно не пойду.

— Но тянуть с выбором тоже не стоит, иначе можно и в девках остаться. Ах, как все это сложно!

Я подавила улыбку.

— Ничего, бог не выдаст, свинья, то есть муж, не съест. А там разберемся.

Варенька захихикала и снова сменила тему.

— А почему ты решила подобрать дворнягу?

— Жалко стало. К тому же я люблю собак.

— Мой папенька тоже. В Озерках, это наше имение, такая псарня! Ценители со всей страны за щенками съезжаются! У Кира, пока он на службу не поступил, тоже был свой пес.

— А потом? — полюбопытствовала я.

— А потом он поехал в Скалистый край и сказал, что незачем подставлять доброго охотничьего пса под пули в людских сварах. И пес остался у дядюшки с тетушкой. Да он уже и в самом деле старенький был, с кузеном с самого детства. А когда пришла весть, что его убили…

— Пса? — не поняла я.

— Да нет же. Кирилла. — Она сделала большие глаза. — Ты что, не знала?

— Откуда бы мне, мы только сегодня познакомились.

— Все равно… Весь свет об этом гудел. Там был какой-то страшный бой, горцы вырезали весь… как его, форпост, да?

Я пожала плечами.

— Ничего не понимаю в военных терминах.

— Я тоже, — вздохнула она. — В общем, родителям написали, что Кирюша погиб. Мы все так горевали. Пес издох, в тот же день, когда пришло письмо, и дядюшка с тетушкой решили, будто он почуял, что остался без хозяина. Значит, все правда. Они даже на могилу съездили. Собирались тело выкопать и домой вернуть, но это все так непросто…

— Ужас! — содрогнулась я. — Бедные родители.

— Ужас, да. Тетушка, бедняга, почернела от горя. А Ольга, вертихвостка, даже полугода не подождала, выскочила замуж. Я бы на ее месте… — Варенька мечтательно возвела глаза к потолку. — Хранила бы верность любимому до самого гроба и ушла бы в монастырь.

— Да что ж вам всем в том монастыре, медом намазано? — не удержалась я.

— А как же иначе?

Я промолчала, и Варенька продолжила:

— А через год Кирилл вернулся. Оказалось, он был ранен. Сперва его, беспамятного, горцы подобрали, хотели выкуп затребовать. Да только не смогли узнать, кто он. Сколько он без памяти пробыл, он не знал, только понял, что его, похоже, выбросили, когда решили, что не жилец. Его казачий разъезд нашел. Не знаю уж каким чудом, но стал выздоравливать. И только начал на поправку идти — как тиф. Говорит, сам уже с жизнью прощался, соборовался даже, однако господь милостив, к себе не прибрал. Когда Кир вернулся, с дядюшкой сердечный приступ случился, но вовремя кровь пустили, обошлось.

Выпустив на миг костыль, она сотворила священный жест.

— Господь милостив.

— Господь милостив, — бездумно повторила я, пытаясь совместить в голове сурового исправника, смеющегося парня, вытянувшегося во фрунт перед Марьей Алексеевной, и человека, дважды прошедшего по краю смерти, но выжившего, всем назло. Совместить не получалось.