Бремя власти I (СИ) - Ладыгин Иван

Дворец высился мрачным изваянием. Мои царственные покои находились на втором этаже, окно выходило в глухой угол парка, под сень разлапистой ели. Охрана на территории дворца была внушительной.

Два арканиста стояли у парадных дверей, патрули снаружи — в каждом с десяток гвардейцев, вооруженных карабинами. Они маршировали туда-сюда с точностью маятника. Интервал — ровно три минуты между проходами. Моим окном возможностей было всего сорок секунд.

Николай мысленно хихикал, наблюдая за раскладом:

— Ну что, великий стратег? Будем штурмовать цитадель? Или признаем поражение и пойдем спать в конюшню?

— Тише, призрак, — мысленно огрызнулся я. — Я в свое время цитадели брал и покруче. Сейчас фокус покажу.

Идея созрела мгновенно, дерзкая и простая, как кирпич. Отойдя в густую тень плакучей ивы, я сбросил облик Федора-фейхтмейстера, который принял совсем недавно. Пальцы сложились в знакомый жест, выжимая из истощенного источника последние крохи Эфира.

Было ли больно? Еще бы. Но цель оправдывает средства. Из тени за ближайшей статуей Петра выплыла… Ольга Павловна Меньшикова. Точная копия. Холодные глаза, осанка королевы, даже рубин на груди мерцал зловещим огоньком. Моя иллюзия была грубой: на расстоянии — картонная, но в полутьме и для напряженных стражей должна была сойти за родную.

Иллюзорная Меньшикова резко вышла из-за статуи и, не глядя на стражу, устремилась к противоположному крылу дворца, властно бросив через плечо:

— Вы все! За мной! Немедленно! Там… подозрительный шум у покоев Верейского! Быстро!

Эффект оказался мгновенным. Арканисты, привыкшие прыгать по ее щелчку, даже не усомнились. Оцепенение сменилось паникой. Они рванули за миражом, как овцы за вожаком. Позже Лжеменьшикова свернула за угол и растворилась в тумане. Окно мое оказалось без присмотра ровно на двадцать секунд. Мне хватило и десяти. Я втянулся в проем, как змея, бесшумно прикрыл створку и рухнул на ковер, переводя дух. Источник ныл пустотой, но на душе пели птицы.

— Блестяще, — признал Николай без обычной ехидцы. — Хотя, признаться, я уже мысленно хоронил тебя в канаве. Этот Иван Петрович… он монстр. Как ты перед ним выстоял?'

— Опыт, Ник, — усмехнулся я, развеивая тень-клона на кровати. Та с нелепым хрипом испарилась. — И знание, куда бить, даже если тело не тянет. А старик… да, крепким орешком оказался. Приятно было пощекотать себе нервы.

Я мельком вспомнил, как заскочил к Песцу перед дворцом. Одноглазый кредитор встретил меня как родного — видимо, слухи о моих делах в Ордене уже долетели. Он принял лицензию и патрон на хранение в ту же «ячейку С» без лишних слов, лишь хмыкнул: «Береги шкуру, Соломон. Мертвые должники мне не нужны».

Я отправился в ванную. Ледяная вода из крана обожгла кожу, смывая запах грязного города и едкого пота. Я стоял под душем, чувствуя, как усталость вытекает из каждого мускула вместе с грязью. Но голод давал о себе знать гулким урчанием.

Я вышел, завернувшись в банный халат, и громко шарахнул кулаком по двери. Два арканиста у входа вздрогнули, как на пружинах. Их ауры напряглись.

— Эй, орлы! — сказал я, нарочито хрипло и по-простому, изображая умирающего от похмелья Николая. — Мне бы… холодной водицы. Кувшин. И супчику горяченького. Борща, там, или солянки. Живот сводит, голова трещит… Отходить надо.

Я почувствовал, как они переглянулись. Один, наверняка, кивнул другому и скрылся в коридоре. Через десять минут на столе в покоях стоял кувшин с ледяной водой и дымилась тарелка наваристой, «нажористой» солянки. Я ел медленно, смакуя каждый кусок, чувствуя, как тепло и энергия возвращаются в тело. Николай молчал, что было странно. Когда тарелка опустела, а кувшин наполовину осушился, я откинулся на спинку стула.

— Ну что, Николай Юрьевич, — мысленно начал я, глядя в потолок. — Пора, как говорится, побеседовать начистоту. Без этих твоих восхищенных визгов и скрытых уколов.

Молчание в голове стало густым, тягучим. Потом раздался нервный смешок:

— О чем это ты, Соломон? Я всегда искренен…

— Перестань валять дурака, — мысленно отрезал я, и в голосе моем прозвучала сталь. — Я прожил слишком долго и видел слишком много предательств, чтобы не распознать фальшь. Ты ненавидишь меня. Лютой, животной ненавистью. И это нормально. Я украл твое тело, твою жизнь, твой трон. Вижу, как ты сжимаешь призрачные кулаки, когда я говорю с твоими придворными. Вижу, как ты корчишься от бессилия, когда я использую твои конечности. Твои восхищения моими «подвигами» — ширма. Ты пытаешься усыпить мою бдительность. Надеешься, что я расслаблюсь, и ты найдешь лазейку… чтобы вышвырнуть меня или хотя бы навредить…

В комнате висела тишина. Густая, как смола. Но потом в ушах прозвучало сдавленное:

— … Да. Ненавижу. Каждую секунду. Это невыносимо! Смотреть, как мое тело ходит, говорит, дерется, пьет… а я — всего-на-всего тень! Призрак в собственной голове! Я не могу выпить бокал вина, не могу пройти в семейный склеп и посидеть у саркофагов родных. Я не могу… я даже не могу прикоснуться к женщине! Это ад, Соломон! И ты — мой дьявол!

— Понимаю, — сказал я спокойно. — Но вот в чем загвоздка, Николай. Без меня ты — уже труп. Твои кости давно истлели бы в какой-нибудь канаве после «несчастного случая», подстроенного Меньшиковой, Верейским или еще кем-то из этой своры. Ты — мальчик в мире волков. Мягкий, наивный, не готовый к жестокости трона. Твой отец, видимо, слишком тебя оберегал. Или не успел всему научить.

Я встал и подошел к окну, глядя на темнеющий парк.

— Наши души сопряжены, Николай. Это редкое и хрупкое состояние. Ты не можешь упокоиться с миром, потому что не выполнил своего предназначения. Не стал императором по-настоящему. Не защитил империю. Ты завис между мирами, привязанный к своему телу и ко мне — тому, кто в него вселился.

Я повернулся, мысленно уставившись в невидимый, но осязаемый взгляд призрака.

— Слушай меня внимательно. Я даю тебе слово. Как только я разберусь с той силой, что грозит этому миру, с той Скверной, что ползет из Бездны, я сразу уйду. Вернусь туда, откуда пришел. В Астрал. И тело… твое тело… вернется к тебе вновь. Целиком и невредимым. Трон будет твоим. Но!

Я сделал паузу, вкладывая в мысль всю тяжесть обещания и предупреждения.

— Но для этого тебе нужно довериться мне. Беспрекословно. Без подвоха. Без скрытой злобы. Мы — союзники поневоле, Николай. Вместе мы вытащим твою задницу из этой трясины интриг и сделаем тебя настоящим императором. Поодиночке — мы оба сгинем. Ты будешь вечно бродить призраком, а я… я найду другой путь. Дольше, кровавее, но найду. Выбирай. Даю тебе шанс, но смотри… За свой выбор ты лично будешь нести ответственность.

Казалось, в этот раз молчание длилось вечность. Я чувствовал вихрь эмоций в своей голове — ярость, отчаяние, горькую обиду… и слабую, слабую искру надежды.

— … Вернешь тело? — голос призрака дрожал. — И трон? И империю?

— Верну. Когда дело будет сделано.

— И ты уйдешь? Навсегда?

— Навсегда. Мне здесь больше нечего будет делать.

Очередная пауза зазвенела, а потом раздался тихий, сдавленный вздох, похожий на стон.

— Ладно, Соломон. Договорились. Временно. Я… постараюсь. Помогать. Не мешать. Но если ты обманешь…

— Тогда ты получишь полное право ненавидеть меня вечно. Но я не обманываю в таких вещах, принц.

— А зачем тебе все это? — вдруг спросил Николай, и в его голосе было искреннее любопытство, впервые за долгое время. — Охота на демонов? Интриги? Зачем ты здесь?

Я усмехнулся в темноту.

— Я думал, ты уже понял. Хотя мои мотивы очень странные, соглашусь… Я просто ненавижу выродков из ада. Лютой, старой ненавистью. Они уничтожили не один мир. Этот — следующий в очереди. А что касается «зачем»… Я иду туда, куда меня ведет свет. И Вселенная. Иногда это темные переулки и вонючие порталы. Но дорога есть дорога. И я иду по ней.

— В общем, ясно, что дело темное… — усмехнулся Николай, наблюдая за тем, как я переодеваюсь.