Бремя власти I (СИ) - Ладыгин Иван

Едва я успел сменить наряд на ночную рубашку, как замок в личинке щелкнул, и дверь в мои покои с грохотом распахнулась. Ворвалась Ольга Павловна Меньшикова, как ураган в шелках. Ее лицо было бледным от гнева, рубин на брошке пылал, как капля адского пламени. За ней мрачной тенью выплыл Рыльский. Его шрам багровел на мертвенно-бледном лице, а глаза метали молнии в мою сторону. Капитан гвардии явно мечтал придушить меня голыми руками.

— Николай Юрьевич! — голос регентши резал уши, как ржавая пила. — До чего же вы докатились! Публичный позор! Пьяный дебош! Хватание фрейлин за… за всякие места! Вы опозорили корону! Себя! Меня!

Я сделал максимально виноватое и несчастное лицо, пошатываясь для правдоподобия:

— Ольга Павловна… простите… не помню… голова…

— Молчать! — она врезала ладонью по спинке кресла. — Ваши жалкие оправдания меня не интересуют! Вы доказали всему двору, что не готовы к ответственности! Что вы — слабый, безвольный…

Она сжала губы, едва не сорвавшись на прямое оскорбление. Рыльский за спиной напрягся, как тигр перед прыжком.

— … Но! — Меньшикова резко выдохнула, беря себя в руки. Холодный расчет на мгновение победил ярость. — Но у меня есть решение. Вам необходимо одуматься. Отдохнуть от… пагубного влияния столицы. И познакомиться с будущей императрицей в спокойной обстановке.

Она сделала паузу, ее ледяные глаза впились в меня.

— Завтра утром вы отправитесь на дирижабле в Крым. В мое имение «Белый Утес». Там сейчас гостит моя дочь, Анна, с моими братьями. Вы проведете там несколько дней. Познакомитесь. Погуляете. Одумаетесь. А я тем временем… — на ее губах появилась тонкая, хищная улыбка, — … распущу при дворе слухи. Что молодой император, увидев портрет Анны, потерял голову. Что он рвется в Крым, чтобы сделать ей предложение. Это поставит на место некоторых… слишком амбициозных особ.

Верейских. Она имела в виду Верейских. Ход был сильный. Отрезать их дочь от трона слухами о моей страстной влюбленности в Анну.

— Крым? — я изобразил робкую надежду, смешанную с испугом. — Анна Меньшикова? Но Ольга Павловна… я… я не готов…

— Вы готовы делать то, что я считаю нужным для блага империи и вашего же блага! — отрезала она. — Дирижабль «Громовержец» отчаливает завтра в семь утра. Будьте готовы. Рыльский и гвардия сопроводят вас до причала. Она бросила убийственный взгляд на капитана. — И проследит, чтобы вы сели на борт. Трезвым. До свидания, Николай. Не подведите меня снова.

Она развернулась и вышла, как королевская яхта под всеми парусами. Рыльский задержался на секунду. Его ненавидящий взгляд впился в меня, полный немого обещания расправы при первом же промахе. Он резко развернулся, чтобы уйти за своей возлюбленной стервой.

И вот промелькнул мой шанс. Пока он делал первый шаг к двери, мои пальцы, спрятанные в складках рубашки, уже сплели микроскопический знак. Невидимая нить магии, тонкая как паутинка, скользнула по воздуху. Не для удара. Для отвлечения.

Я кашлянул, громко и неожиданно. Рыльский инстинктивно обернулся — его внимание на долю секунды приковал мой кашель. Этого хватило. Моя вторая рука — ловкая, быстрая, натренированная в тысячах карманных краж в прошлых жизнях — молниеносно мелькнула. Легкое касание его белого кителя у бедра. И вуаля! Едва ощутимое движение. Кошелек, туго набитый бумажками и монетой, словно сам соскользнул в мой рукав. Исчез.

— Здоровья вам, капитан, — хрипло сказал я, делая вид, что откашливаюсь. Я даже для натуральности уперся рукой в дверной косяк.

Рыльский лишь злобно хмыкнул и вышел, хлопнув дверью.

— Ты только что обокрал Рыльского⁈ — мысленно завопил Николай, смешивая ужас с восхищением. — Прямо при нем! Он тебя прибьет, если узнает!

— Он не узнает, — мысленно усмехнулся я, вытряхивая трофей на стол. Пачка золотистых купюр, несколько золотых монет, серебряные рубли. Неплохой улов… — А если и узнает, то что он докажет? Что император — карманник? Сомнительно. А мне наличка нужна. Не люблю ходить в должниках перед криминальными авторитетами. Песцу проценты платить надо.

Я открыл шкаф и сунул деньги в потайной карман своего поношенного камзола. Но главное было впереди. Для моего плана — для того, чтобы создать полноценного доппельгангера, который смог бы прилично изображать меня этой ночью, пока я буду охотиться на демонов в Питере — мне нужна была Магия Крови. Что сама по себе была рискованной штукой в этом теле. Очень. Она могла свести с ума, разъесть разум, как ржавчина.

— Ты же не будешь… — начал было Николай, голос его дрогнул.

— Ну… Ты же сегодня жаловался на то, что вина выпить не можешь. Вот и попьешь. — хищно оскалился я. — Буду. И еще как. Но не сейчас. Первым делом! Укрепление бастионов.

Я сел на ковер в позу лотоса, спиной к двери. Закрыл глаза. Внутри мой источник напоминал выжженную пустыню с тускло мерцающим солнышком в центре. Каналы энергии ныли пустотой и микроразрывами после недавних фокусов. Но сейчас нужно было не качать ману. Сейчас нужно было укреплять разум. Строить Откатный Щит.

Я погрузился в медитацию. Глубже. Глубже. Оставив позади шум дворца, тревоги призрака, запах солянки. Я вошел в крепость своего сознания. Древнюю, знакомую до последнего камня. Но теперь ее стены были истончены, башни — полуразрушены. Я начал восстанавливать. Не кирпич за кирпичом — это заняло бы годы. Я ковал намерение. Абсолютную, несгибаемую волю. Образ неприступной цитадели из черного адамантита, омываемой рекой холодного разума. Каждая мысль, каждое воспоминание о силе, каждое зерно ненависти к Скверне — становилось частью стены. Я возводил бастион против безумия, которое несет Магия Крови. Щит, который отбросит тьму, если она попытается прорваться внутрь. Работа была тонкой, изматывающей. Пот струился по вискам. Но я ковал. Ковал как кузнец, знающий, что от качества клинка зависит его жизнь.

Когда духовный щит встал на место невидимой, но ощутимой холодной тяжестью в центре сознания, я открыл глаза. Время близилось к полуночи. Источник лишь чуть-чуть наполнился силой, но мой разум был ясен и холоден, как лезвие. Он был готов.

— Соломон? — тихо спросил Николай. — Ты… как ты?

— Целый. Лучше прежнего! Щит стоит. Теперь можно и рискнуть.

Я поднялся, погасил свет и плюхнулся на кровать. Усталость накрыла тяжелой, но приятной волной. Физическая, а не духовная.

— А что будет в Крыму? — спросил призрак, его голос звучал… почти по-товарищески. Насколько это возможно.

— Официально? Днем буду пить крымское вино, любоваться морем и ухаживать за Анной Меньшиковой. А неофициально… По ночам… — я зевнул во весь рот. — Буду заниматься тем, зачем пришел. Охотиться. Набираться силы. И готовить сюрпризы для нашей милой регентши и ее друзей. Спокойной ночи, Николай. Через пару часов у меня начинается настоящее веселье. Нужно хоть немного поспать…

Я закрыл глаза. Тело мгновенно начало погружаться в пучину сна. Последнее, что я почувствовал — так это слабый, сложный узор магии, лениво витающий где-то на верхних этажах дворца. Кто-то не спал.

Перед самым провалом в сон в голове мелькнула мысль: кошелек Рыльского лежал слишком удобно. Почти как приманка. Либо он идиот, либо я на что-то купился. Опять паранойя… Завтра — дирижабль, море и новая игра. Но сначала… небольшой отдых и кровь.

Глава 11

«Победа куется до боя. В бою ее лишь забирают.»

Иван Панфилов

Прошло два часа. Ровно. Ни минутой больше… Я медленно поднял веки. В покоях стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием… улицы. За окном стояла петербургская ночь, густая, как мед, и холодная, как нож в спину предателя. Время пришло.

Я поднялся с кровати — тело отозвалось знакомой, почти родной ломотой после вчерашней взбучки от Ивана Петровича. Это была хорошая боль. Она напоминала мне, что я еще жив. Пока что.